Бэдхэм П. Соотношение веры и разума.

Свободная мысль. 1992. № 3. С. 26-30

Теоретический и политический журнал

 

Свободная мыль

 

№ 3     1992

 

человек

 

НАУКА И РЕЛИГИЯ

Соотношение науки и религии – одна из немногих тем, к которым неизбежно обращались все лучшие умы человечества. Веками длилось противостояние между предлагавшимся учеными доктринальным знанием и одухотворенным восприятием мира со стороны людей религии. Порою оно переходило в открытую борьбу, нередко принимавшую формы, недостойные человеческого общества, причем сегодня вполне можно говорить о том, что не только религия попирала науку и препятствовала ее прогрессу, но и воинствующий атеизм предпринимал невиданные репрессии против представителей веры. Однако в последние десятилетия человечество постепенно приходит к пониманию того, что наука и религия являются лишь альтернативными способами постижения единой реальности, с которой сталкивается в своей жизни человек, и трудно сказать, какой из них отражает ее наиболее полно. Чем глубже проникают люди в тайны мироздания, тем больше получают они оснований утверждать возможность примирения знания и веры, необходимость их взаимообогащения.

 

Журнал предлагает вниманию читателей два материала на эту тему: доклад на международной конференции «Культура и религия», состоявшейся в Москве 21–23 ноября 1991 года, английского профессора теологии Пола Бэдхэма и статью специалиста по истории теологии Светланы Девятовой.

 

Пол БЭДХЭМ

 

СООТНОШЕНИЕ ВЕРЫ И РАЗУМА

 

Сегодня многие считают веру и разум фактически не связанными между собой явлениями. Вера воспринимается как предмет индивидуального выбора; широко признается право каждого придерживаться того вероисповедания, которое он выбирает в этом плюралистическом и индивидуализированном мире. Вряд ли можно согласиться с такими взглядами. Для меня вера все же нуждается в проверке знанием; каждый должен обосновать свои предпочтения посредством ответа на три вопроса. Первый – «Имеет ли вера смысл?», второй – «Существуют ли для нее необходимые основания?» и третий – «Как соотносится она с уже имеющимся у нас достоверным знанием?» Иными словами, чтобы вера была рациональной, она должна отвечать критериям логичности, очевидности и соотносимости.

 

Вера, удовлетворяющая этим трем условиям, достойна того, чтобы быть исповедуемой разумным человеческим существом. Как же обстоит дело с религиозными доктринами, если применить к ним подобный подход? Рассматривая целый ряд представлений, каждое из которых имеет отношение к религии, можно сказать: одни из них удовлетворяют упомянутым требованиям, другие – нет. Каждая мировая религия предстает перед нами с огромным наследием идей и традиций, часть из которых актуальна до сих пор, тогда как другая отражает мировоззрение давно минувших эпох. Поэтому хотелось бы остановиться только на одном аспекте, а именно на рациональности веры в сверхъестественную реальность.

 

Вера в Бога есть центральный пункт иудаизма, христианства, ислама и буддизма. Она также является базисной для большинства форм индуизма, примитивных верований Африки и фактически для всех религиозных культур, за исключением разве что монистического индуизма и некоторых течений китайской философии, но и в этих случаях следует признать, что представление о сверхъестественной силе составляет центральный тезис подобных доктрин.

 

Некоторые философы считают, что разнообразие представлений о Боге делает единую концепцию божества бессмысленной. Однако, изучая мировые религии, я был более всего поражен не их различиями, а сходством между ними. Прежде всего это вера в Бога и вытекающие отсюда религиозные службы. В ходе исторического развития устное обращение к божеству оказалось настолько универсальным, что так и не удалось открыть языка, не содержащего слов, которые христианские миссионеры могли бы использовать для общения с Всевышним. Этот вопрос вызывал дискуссии только в отношении тайского и китайского языков, причем не в связи с отсутствием подобных слов, а скорее потому, что было неясно, какое именно из них следовало употреблять. Но если вера может быть выражена средствами любого из человеческих языков, не следует ли из этого, что она значима, и если концепция веры также излагается на языке любого народа, не доказывает ли это, что она крайне значима?

 

Проявлениями веры в божество выступают культовые службы, и, как бы ни отличались религии друг от друга, их храмы гораздо более похожи, чем иные постройки. Христианство и буддизм разнятся между собою принципиальнейшим образом, но когда я стоял в буддистском храме в Токио, то испытывал те же ощущения, что и в хорошо знакомом мне католическом соборе. Если бы инопланетянин посетил Землю и оказался рядом с собором, синагогой, мечетью или церковью, у него не возникло бы серьезных сомнений в том, что все эта сооружения предназначены для единой цели, несмотря на множество различий в формах художественного выражения.

 

Иными словами, если мы оценим с точки зрения разумности веру в Бога, если учтем, что в любом человеческом языке существуют средства для обращения к нему и что есть немалое сходство в религиозном служении, мы вынуждены будем признать концепцию Бога значимой, а каждую из сложившихся религиозных традиций — лишь отдельным вариантом приобщения к этой единой реальности.

 

При рассмотрении вопроса об очевидности мы можем столкнуться с важной проблемой. С тех пор как в 1781 году И. Кант написал свою «Критику чистого разума», большинство интеллектуалов признает, что наше знание проистекает из предоставляемых ощущениями данных, обязательно связанных с категориями времени и пространства. Поскольку мы не можем непосредственно ощущать Бога, находящегося за пределами подобных реалий, данная сущность — вне любой научной дискуссии, и поэтому нельзя получить о ней четкого знания. Защищая подобную ограниченность научного познания, Кант говорил, что разрушает рациональность для того, чтобы освободить место вере. Это не должно означать, что разум не может рационально подкреплять веру,— просто последняя выходит далеко за пределы сферы науки.

 

Там, где не может быть применен аналитический метод, например, в историческом исследовании, на ниве литературной критики, в политической или экономической теории, в философских исканиях или в юриспруденции, мы используем принцип правдоподобности и, взвешивая различные точки зрения, стремимся прийти к наиболее логичному, на наш взгляд, заключению. Основания веры в Бога должны оцениваться так же. Рассмотрим аргументы, связанные с первопричиной мира и с божественным промыслом. Они не могут научным образом доказать бытия Божия уже потому, что наши знания о причинности ограничены пределами Вселенной и за них не распространяются. Однако кажется разумным постулировать, что истинное для значительной части космоса является истинным и для других его частей. Вопрос же «Почему существует Вселенная?» не имеет четкого ответа, да и вообще ненаучен. Но люди продолжают задаваться им и если и предлагают какой-либо ответ, то непременно связывают его со сверхъестественной реальностью, по сути своей вечной. В последние годы вера в творение мира стала гораздо более основательной, наблюдается крепнущее единодушие в том, что Вселенная не существовала вечно, а возникла фактически из ничего. Если это действительно так, то космос не является самодостаточным и любое объяснение его рождения предполагает апелляцию к сверхъестественной сущности. Некоторые исследователи, находясь под сильным впечатлением от явно прослеживаемой логики развития Вселенной, истолковывают так называемый «антропный» принцип как доказательство того, что за всем этим стоит разум, аналогичный человеческому.

 

Конечно, большинство верующих людей далеки от подобных рассуждений, они просто считают возможным постичь божество посредством религиозности. Это справедливо для всех мучеников, основателей мировых религий, таких, как святители Ветхого завета, Мухаммед — пророк ислама или великие мистики православия. Рационально обоснованна ли такая вера? Считаю, что да, во всяком случае, для самого верующего. В конце концов все вероисповедания базируются на оценке (пусть даже крайне субъективной) тех данных, которые мы извлекаем из опыта при помощи своих ощущений.

 

Наши знания о внешнем мире зиждутся на рефлексии данных практики, и поэтому, строго говоря, мы не можем доказать их полную истинность. Скептицизм Беркли еще не удалось опровергнуть ни одному философу. Однако, предпринимая какие-либо действия, мы редко сомневаемся в реальности окружающего нас мира, и уверенность в этом постепенно усиливается благодаря нашей дальнейшей активности. Аналогичным образом религиозные фанатики воспринимают представления о Боге как неоспоримые и столь же истинные, как и ощущения внешнего мира. Их убежденность в истинности исповедуемых ими религиозных канонов укрепляется по мере расширения соответствующего опыта. Постижение реальности через религию для таких людей становится столь же рациональным, как для других посредством научного анализа.

 

Однако может быть высказано мнение, что число тех, кто обладает таким довлеющим над ними религиозным опытом, настолько мало, что позволяет охарактеризовать их как страдающих нарушениями психики и отвергнуть их убеждения. Поэтому мы не должны придавать значения бреду душевнобольных, хотя сами они вынуждены верить в порождения собственной фантазии. Однако такую аналогию трудно принять, ибо причина, заставляющая нас не обращать внимания на галлюцинации помешанных, кроется в их несоответствии существующей реальности. Но нельзя отрицать, что основатели религиозных учений были вполне в ладах со здравым смыслом. Одной из особенностей, отмеченных современниками у пророков древнего Израиля, была их способность выносить политические и юридические решения, поражавшие своей справедливостью. Для миллионов людей Иисус из Назарета на долгие века остался величайшим наставником, образцом подлинной человечности. Пророк Мухаммед, по свидетельствам очевидцев, был блестящим полководцем и государственным деятелем, законодателем и судией, так что огромное множество последователей святителя стремилось построить свою жизнь согласно его заветам. Иными словами, виднейшие религиозные фигуры обнаруживали не только приобщенность к божеству, но и мудрость, взвешенность при решении земных вопросов. Поэтому интерпретация религиозности как вида умопомешательства вряд ли применима к наиболее выдающимся ее проявлениям. И вновь я прихожу к выводу, что верующий имеет рациональные основания для своей базирующейся на опыте веры.

 

Последний тест — сопоставимость представлений о божестве с современными знаниями. Канули в Лету времена, когда образованные люди считали Бога несуществующим, ибо истинные причины вещей полагались известными. Очевидно, что мир не был создан окончательным шесть тысяч лет назад, и вряд ли правдоподобно мнение, будто бы Господь непосредственно ответствен за все происходящее на Земле. Однако если кто-то ограничивает свой теизм признанием ответственности сверхъестественного существа за образование Вселенной и считает, что оно может воздействовать на обращающихся к нему, то это нисколько не противоречит современной науке. Академическое представление о том, что Вселенная необъяснимым образом возникла из ничего, вполне соотносимо с религиозной трактовкой сотворения мира Богом. Социологические наблюдения над серьезными изменениями в поведении людей, приобщившихся к вере, сопоставимы с мнением самих этих людей о том, что именно общение с Богом изменило их жизнь.

 

Цель этой краткой заметки — показать, что современная христианская философия религии рассматривает веру в Бога как рациональное представление, являющееся одним из возможных путей осмысления реального мира и позволяющее каждому стать неповторимым субъектом религиозного опыта. Подобная вера не противоречит накопленным знаниям и удовлетворяет условиям, делающим ее рациональной.

 

Есть и альтернативные трактовки изложенных тезисов. Можно по-прежнему отстаивать точку зрения, согласно которой не следует выходить за пределы чисто научного знания; можно предложить целый ряд социологических и психологических объяснений сущности религиозного опыта других людей. Те, кто считает себя достигшим вершин религиозного сознания, вряд ли могут прельститься подобными редукционистскими объяснениями, но сегодня не представляется возможным доказать, кто из участников дискуссии придерживается более правильной позиции. Мы живем в мире религиозной двусмысленности, где не может быть однозначно доказан ни теизм, ни атеизм и где христианский философ может надеяться в лучшем случае только на то, что его вера будет признана лишь одним из множества возможных путей объяснения реальности.

 

Для некоторых верующих эта позиция неприемлема. Они полагают, что вера нуждается в определенности и если она не может быть доказана посредством логических аргументов, то должна обеспечиваться путем компромисса. Центральный пункт такого фидеистского подхода предполагает невозможность неподдельной и искренней веры в Бога, чье существование рассматривается лишь как гипотетическое. Как исследователь религии, вынужден признать, что вера никогда не может достичь того уровня определенности, какого достигает научное знание. И меня всегда удивляло, что многие оригинальные исследователи считают для себя неприемлемым согласиться с гипотезами других ради более серьезного и точного анализа той или иной проблемы. Ведь как признание того, что любая вера базируется на определенном научном знании, так и утверждение, что атеисты тоже имеют основания для своей точки зрения, ни в коем случае не исключают известных компромиссов.

 

Ранее мы уже отмечали, что в тех сферах, где научная определенность не может быть достигнута в полной мере, в частности в историческом исследовании или политической теории, используется принцип правдоподобности. В этих случаях люди вынуждены согласовывать свои позиции. Точно так же и в религиозной сфере. Рационально мыслящий человек должен быть всегда готов модифицировать свою позицию перед лицом меняющейся реальности. На нынешнем же этапе кажется разумным верить во все то, во что верит любой человек, который приобрел хотя бы одного последователя своего учения.

 

Перевод с английского В. Иноземцева