Нафанаил (Львов). О Святой Библии.

Епископ Нафанаил (Львов, 1906-1985).

 

 

Содержание:  Подразделение Библии и проблема канона.  Сотворение первого человека.  Грехопадение.  Первые человеческие поколения.  Потоп.  После потопа.  Потомство Ноя.  Праведные Авраам, Моисей и Илия.  Манассия, царь Иудейский.  Священное Писание и Богослужение.  Значение греческого перевода Библии.  Библия и археология.  Древние Месопотамские записи и повествования Святой Библии.  Открытие Стеллы с именем Понтия Пилата. 

В приложении: “По Поводу Книги Проф. А. Карташева “Ветхозаветная Библейская Критика.”

 

 

 

Подразделение Библии

и проблема канона

Библия — слово греческое, означающее “книги.” Ставится это слово по-гречески с определенным артиклем “та” во множественном числе, что приобретает значение: “Книги, с каким-то определенным содержанием.”

        Это “определенное содержание” есть Божие откровение людям, данное для того, чтобы они нашли путь ко спасению, т.е., сделались бы способными жить общей жизнью с Богом, жизнью вечной и радостной, в любви к Творцу и друг ко другу.

        Эту цель Библии надо помнить при ее изучении, так как иначе будет непонятно, почему Библия отмечает одни явления и пропускает другие, отвечает на одни вопросы и умалчивает о других, казалось бы, заслуживающих не меньшего внимания.

        Библия — документ абсолютной правды. В ней нет ни одного слова, которое не соответствовало бы совершенной Божественной Правде. Вся же отеческая литература, вся подлинно церковная письменность и проповедь являются продолжением и развитием учения Библии, свидетельствами жизни Того же Духа Святого, Животворящего, Который говорил отцам через пророков и будет говорить до скончания века в Святой Христовой Церкви.

        Православный христианин не может довольствоваться только Библией, как этого хотят протестанты. Чем больше христианин живет Библией, тем более она сама будет заставлять его: продумывать, прочувствовать, стремиться воплощать и развивать всё, изложенное в ней. Продумыванием, прочувствованием, воплощением и развитием священного Божиего Закона всегда являлось содержанием жизни святых Христовой Церкви. И никогда не может православный христианин ни в чем, ни в малом, ни в большом “войти в противоречие с Библией,” счесть что-либо в ней “устарелым,” потерявшим силу, или неверным, как хотят уверить нас современные критики Священного Писания. “Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут” (Мф. 24:35), и “скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из Закона пропадет” (Лк. 14:17), — сказал Господь.

        Библия есть голос Духа Святого. Но голос этот звучал чрез человеческих посредников и человеческими средствами. Поэтому Библия есть книга, имеющая свою историю. Она появилась не сразу. Писалась она многими людьми в течение длительного периода на нескольких языках в разных странах.

        Разделяется Библия на Ветхий и Новый Заветы. Новый Завет содержит совершение и полноту всей Божественной Правды, а Ветхий Завет — подготовительное, педагогически неполное ее раскрытие.

        Человеческая природа искривлена грехом, вошедшим в нее падением прародителей и возросшим в дальнейших поколениях бесчисленными личными согрешениями людей. Для того, чтобы подготовить испорченное человечество к принятию Сына Божия и Его Божественного полного Закона, нужен был внимательнейший заботливый процесс. Его-то и совершает Господь в Ветхом Завете.

        Самое появление Ветхого Завета, дарование первоначального Божиего Откровения на горе Синайской, это уже очень значительный этап, в свою очередь подготовленный заботливым процессом Божиего отбора среди людей и воспитанием этого отбора.

        Первоначально, Моисею была дана Богом лишь первейшая часть Библии, т.н. Тора, т.е. Закон, заключенный в пяти книгах  Пятикнижия: Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие.

        В течение длительного времени только Пятикнижие или Тора и было в полном смысле слова Священным Писанием, словом Божиим для Ветхозаветной Церкви, хотя тотчас же вслед за Торой явились и первые строки последующих писаний, органически вытекающих из первоначального Божиего Закона. Книга Иисуса Навина начала писаться, когда заканчивалось создание Второзакония. Книга Судей продолжает книгу Иисуса Навина, книги Царств продолжают книгу Судей. Паралипоменон, т.е. Летописи, дополняют книги Царств. Книги Ездры и Неемии являются продолжением книг Царств и Паралипоменона. Книги Руфь, Есфирь, Иудифь и Товит рисуют отдельные эпизоды из истории избранного народа. Наконец, Маккавейские книги заканчивают повествование об истории Израиля и доводят ее до порога пришествия Христова.

        Так является следующий за Законом второй отдел Священного Писания, называемый Историческими книгами, или в узком смысле слова — Священной Историй.

        В Исторических книгах встречаются вкрапленными отдельные поэтические творения: песни, молитвы, псалмы, а также поучения (см. напр. Бытие 11 гл., Исх. 15 гл., многая места Второзак., Суд. 5 гл., 2 кн. Царств 1 гл. 19 ст. и далее, Товита 13 гл. и пр. т. п.). В более поздние времена песни и поучения выросли в целые книги, составляющие третий отдел Библии — Учительные книги, по-еврейски — Кетубим. К этому отделу относятся книги: Иова, Псалтирь, Притчи Соломоновы, Екклесиаст, Песнь Песней, Премудрости Соломоновой, Премудрости Иисуса сына Сирахова.

        Наконец, творения святых пророков, действовавших среди Еврейского народа по Божиему велению после разделения царства и после пленения Вавилонского, составили четвертый отдел Священных книг — Пророческие книги, по-еврейски называемые Небиим. В этот отдел включены книги: пророка Исаии, пророка Иеремии, Плач Иеремии, Послание Иеремии, прор. Варуха, прор. Иезекииля, прор. Даниила и 12 малых Пророков, т.е., Осин, Иоиля, Амоса, Авдия, Ионы, Михея, Наума, Аввакума, Софонни, Аггея, Захарии и Малахии.

        Такое деление Библии на книги Законодательные, Исторические, Учительные и Пророческие было применено и к Новому Завету, где Законодательными книгами являются Евангелия, Исторической книгой — Деяния Апостолов, Учительными книгами — Послания святых Апостолов, и Пророческой книгой — Откровение св. Иоанна Богослова.

        Кроме этого деления, имеются еще деления Священного Писания Ветхого Завета на Канонические и Неканонические книги.

 

Вопрос канона

        Чтобы выяснить этот вопрос, нам надо вернуться к нашим словам о том, что первоначально только Тора-Закон, т.е., пять книг Моисеевых были в полном смысле слова Священным Писанием, Законом для Ветхозаветной Церкви.

        Остальные книги, включаемые ныне в Библию, были для древнего благочестивого еврея таким же продолжением Закона, его развитием, но не его частью, как для нас творения мужей апостольских, святых отцов, жития святых, патерики, вплоть до творений таких современных писателей, как Феофан Затворник, о. Иоанн Кронштадтский, митрополит Антоний.

        Подобное отношение к Священным книгам в древнем Израиле сохранялось до эпохи возвращения из Вавилонского плена (500 лет до Р.Х.). Отделившиеся в это время от иудеев самаряне принимают в качестве Св. Писания только Пятикнижие Моисееве, хотя и знают в качестве назидательных книг и некоторые другие книги Библии.

        Усвоив эту справку, мы яснее поймем, как возник вопрос о каноне Ветхозаветной Церкви, т.е. вопрос о том, какие именно из писаний могут пользоваться столь высоким авторитетом, чтобы ставить их рядом с Синайским Законом, а какие — нет. Ведь и для нас одни из творений церковных писателей более авторитетны, а другие — менее. Это особенно верно в отношении позднейших, менее прославленных святостью писателей.

        Вопрос о каноне, т. е. о том, какие из благочестивых писаний могут считаться подлинно Богодухновенными и быть поставленными наряду с Торой, занимал Ветхозаветную Церковь в течение последних столетий пред Рождеством Христовым. Но Ветхозаветная Церковь канона не установила, хотя и проделала всю подготовительную работу. Один из этапов этой подготовительной работы отмечает 2-я Маккавейская книга, говоря, что Неемия, “составляя библиотеку, собрал сказания о царях и пророках и о Давиде и письма царей” (2:13). В еще большей степени подготовил установление канона священнейших книг выбор книг для перевода 70-и толковников, торжественно соборно совершенный Ветхозаветной Церковью.

        И то, и другое событие с некоторым правом можно было бы считать установлением канона, если бы мы имели список книг, которые в качестве священных собрал праведный Неемия или которые избрали для перевода Богоизбранные толковники. Но точного списка ни для того, ни для другого события мы не имеем.

        Разделение между признанными и непризнанными, каноническими и неканоническими было установлено иудейской общиной лишь после отвержения Христа Спасителя вождями иудейского народа, после разрушения Иерусалима, на грани 1-го и 2-го века по Рождестве Христовом, собранием иудейских раввинов в гор. Иамнии в Палестине. Среди раввинов наиболее выдающимися были рабби Акиба и Гамалиил Младший. Ими был установлен список в 39 книг, которые они искусственно свели в 24 книги, соединив в одно: книги Царств, книги Ездры и Неемии и 12 книг малых пророков, по числу букв еврейского алфавита. Этот список был принят иудейской общиной и введен во все синагоги. Он  и является тем “каноном,” в соответствии с которым книги Ветхого Завета называются каноническими или неканоническими.

        Конечно, этот канон, установленный иудейской общиной, отвергшей Христа Спасителя и потому переставшей быть Ветхозаветной Церковью, потерявшей всякое право на то Божие наследие, каковым является Священное Писание, — такой канон не может быть обязательным для Церкви Христовой.

        Тем не менее, Церковь считалась с иудейским каноном, например, список священных книг, установленный Поместным святым Собором Лаодикийским, составлен явно под влиянием Иамнийского списка. Список этот не включает ни Маккавейских книг, ни Товита, ни Иудифи, ни Премудрости Соломоновой, ни третьей книги Ездры. Однако и этот список не вполне совпадает со списком иудейского канона, так как список Лаодикийского Собора включает книгу пророка Варуха, послание Иеремии и 2-ю книгу Ездры, исключенные иудейским каноном (в Новом Завете Лаодикийский Собор не включил в канон Откровения св. Иоанна Богослова).

        Но в жизни Церкви Лаодикийский канон не получил преобладающего значения. При определении своих священных книг Церковь руководствуется в гораздо большей степени 85-м Апостольским правилом и Посланием Афанасия Великого, включающими в состав Библии в Ветхом Завете 50 и в Новом Завете — 27 книг. На этот, более широкий, выбор оказал влияние состав книг перевода 70 толковников (Септуагинта). Впрочем, и этому выбору Церковь подчинилась не безусловно, включив в свой список и книги, появившиеся позднее перевода 70-ти, как например, Маккавейские книги и книгу Иисуса сына Сирахова.

        То, что так называемые “неканонические” книги Церковь приняла в свою жизнь, свидетельствуется тем, что в богослужениях они употребляются совершенно так же, как и канонические, и, например, книга Премудрости Соломоновой, отвергаемая иудейским каноном, является наиболее читаемой из Ветхого Завета за богослужениями.

        11-я глава книги Премудрости Соломоновой так пророчески ясно говорит о страданиях Христовых, как может быть ни одно другое место в Ветхом Завете, кроме пророка Исаии. Не по этой ли причине раввины, собравшиеся в Иамнии, отвергли эту книгу?

        Христос Спаситель в Нагорной проповеди приводит, хотя и без ссылок, слова из книги Товита (ср. Тов. 4:15 с Мф. 7:12 и Лк. 4:31, Тов. 4:16 с Лк. 14:13), из книги сына Сирахова (ср. 28:2 с Мф. 6:14 и Мр. 2:25), из книги Премудрости Соломоновой (ср. 3:7 с Мф. 13:43). Апостол Иоанн в Откровении берет и слова и образы книги Товита (ср. Отк. 21:11-24 с Тов. 13:11-18). У апостола Павла в посланиях к Римлянам (1,21), к Коринфянам (1 Кор. 1:20-27; 2:78), к Тимофею (1 Тим. 1:15) есть слова из книги прор. Варуха. У ап. Иакова очень много общих фраз с книгой Иисуса сына Сирахова. Послание к Евреям ап. Павла и книга Премудрости Соломоновой так близки друг к другу, что некоторые умеренно отрицательные критики считали их творением одного и того же автора.

        Все бесчисленные сонмы христианских мучеников первых веков вдохновлялись на подвиг святейшим примером Маккавейских мучеников, о которых повествует 2-я книга Маккавейская.

        Митрополит Антоний совершенно точно определяет: “Святые книги Ветхого Завета разделяются на канонические, которые признают и христиане, и иудеи, и неканонические, которые признают только христиане, иудеи же их утратили” (Опыт хр. пр. катехизиса, стр. 16).

        Все это бесспорно свидетельствует о высокой авторитетности и боговдохновенности святых книг Библии, неправильно, или, вернее, двусмысленно именуемых неканоническими.

        Мы подробно остановились на этом вопросе потому, что протестантизм, послушно следуя иудейскому канону, отвергает все книги, отвергнутые иудеями.

 

Язык Библии

        Священное Писание в оригинале написано па трех языках: на еврейском, на арамейском и на греческом.

        На еврейском написана большая часть Ветхого Завета. На арамейском языке написаны в Ветхом Завете 2-8 главы книги прор. Даниила, 4-8 главы I книги Ездры и книга Премудрости Иисуса сына Сирахова, а в Новом Завете — Евангелие от Матфея.

        На греческом языке в Ветхом Завете написаны 2-я и 3-я книги Маккавейские и весь Новый Завет, кроме Евангелия от Матфея. Кроме того, и Евангелие от Матфея, и все книги Ветхого Завета, не признаваемые иудейским каноном, сохранились лишь на греческом языке, а в еврейском или арамейском подлиннике утрачены.

        Первым известным нам переводом Священного Писания был перевод всех книг Ветхого Завета с еврейского на греческий, совершенный так называемыми 70 (точнее 72-мя) толковниками в III веке до Рождества Христова.

        Димитрий Фаларей, ученый вельможа эллинистического египетского царя Птоломея Филадельфа, задался целью собрать в столице своего государя все существовавшие тогда  книги во всем мире. Иудея в это время (284-247 гг. до Р. X.) была в подчинении у египетских царей, и Птоломей Филадельф приказал иудеям прислать в Александрийскую библиотеку все существовавшие у них книги, приложив к ним греческий перевод с них. Вероятно никто из современников не понимал, что это, типичное для библиофилов стремление царя и его вельможи составить наиболее полную коллекцию книг будет иметь такое важное значение для духовной жизни человечества.

        Иудейские первосвященники отнеслись к этой задаче с чрезвычайной серьезностью и сознанием ответственности. Несмотря на то, что к этому времени, фактически, весь еврейский народ сосредоточился в одном колене иудином и иудеи смело могли бы взять на себя одних выполнение пожелания египетского царя, однако, вполне справедливо и свято желая, чтобы в таком деле принял участие весь Израиль, духовные вожди еврейского народа установили пост и усиленную молитву во всем народе и призвали все 12 колен избрать по 6 переводчиков от каждого колена, чтобы они совместно перевели Свящ. Писание на греческий, самый распространенный тогда язык.

        Этот перевод, явившийся, таким образом, плодом соборного подвига Ветхозаветной Церкви, получил название Септуагинты, т.е. Семидесяти, и сделался для православных христиан самым авторитетным изложением Свящ. Писания Ветхого Завета.

        Значительно позднее (по-видимому, около 1-го в. до Р. X. для ветхозаветной части Священного Писания и около начала 2-го по Р. X. для новозаветной его части) появился перевод Священного Писания на сирийский язык, т.н. Пешитта, который во всем важнейшем совпадает с переводом Септуагинта.    Для Сирийской Церкви и для Восточных церквей, связанных с Сирийской церковью, Пешитта так же авторитетна, как для нас Септуагинта, а в Западной церкви перевод, сделанный блаженным Иеронимом, т.н. Вульгата (что по-латыни значит совершенно то же, что по-арамейски Пешитта — “простой”), почитался более авторитетным, чем еврейский подлинник. Это может показаться странным, но мы постараемся разъяснить это.

        Ко времени Христа Спасителя древнееврейский язык, на котором написан Закон и большинство прочих книг Ветхого Завета, был уже мертвым языком. Еврейское население Палестины говорило на языке, общем тогда для семитических племен Передней Азии — арамейском. Христос Спаситель тоже говорил на этом языке. Те немногие слова Христовы, которые святые евангелисты приводят в буквальной передаче: “талифа куми” (Мр. 5:41), “авва,” в обращении Господа к Богу Отцу (Мр. 5:41), предсмертный вопль Господа на кресте “Елои, Елои, ламма савахфани” (Мр. 15:34) — это арамейские слова (в Евангелии от Матфея слова “Елои, Елои” — Боже Мой, Боже Мой — приведены в древнееврейской форме “Или, Или,” но вторая половина фразы в обоих Евангелиях дана на арамейском языке).

        Когда же в течение 1-го и 2-го веков, после бурь Иудейской войны и восстания Бар Кохбы, прекратилось существование иудео-христиан общин, тогда Священное Писание на еврейском языке исчезло из христианской среды. Воле Божией угодно оказалось, чтобы отвергшая Его и тем изменившая своему основному предназначению иудейская община получила иное назначение, оказавшись единственной хранительницей Священного Писания на исконном языке и, вопреки своей воле, стала свидетельницей, что все то, что говорит Христова Церковь относительно древних пророчеств и прообразов о Христе Спасителе и о Божием Отеческом приготовлении людей к принятию Сына Божия, не измышлено христианами, но является подлинной истиной.

        Когда после многих веков разделенного существования в разных и притом насмерть враждующих кругах, в греческом и арамейском переводах Свящ. Писания и в переводах с греческого и арамейского с одной стороны и еврейского подлинника с другой стороны, когда все они были приведены к сличению, оказалось, что во всем сколько-нибудь главном, за редкими исключениями, они тождественны. Это согласие является свидетельством того, как бережно сохраняли священный текст Божественных слов, как славно оправдало человечество Божие доверие, вручившее абсолютную Правду в попечение немощным и ограниченным человеческим силам.

        Но если тексты во всем главном так совпадают, то почему для православных христиан все-таки остается более авторитетным греческий перевод, а не еврейский подлинник? — Потому, что Божией благодатью он хранился в Церкви Христовой с апостольских времен. Когда строки Библии переписывались христианскими писцами, то и сам писец, будучи чадом Церкви, участником Церковной Божественной жизни, ведающим Истину, не делал важной ошибки в переписываемом тексте, и слушатели этого текста, которым передавал он переписанную книгу, не могли оставить без внимания чего-либо искажающего смысл священных слов, к которым Церковь так всегда внимательна.

 

Таргумы и другие переводы Писания

        Кроме древних переводов Писания, существуют еще более или менее свободные переложения его на арамейский язык, т.н. таргумы, т.е. толкования.

        Когда древнееврейский язык вышел у иудеев из употребления и его место занял арамейский, раввины должны были для толкования Писания в синагогах употреблять именно его. Но они не хотели полностью оставить драгоценное наследие отцов — подлинник Божиего Закона — и поэтому вместо прямого перевода ввели разъяснительные толкования на арамейском языке. Эти толкования и называются таргумами.

        Самыми древними и знаменитыми из таргумов являются Вавилонский таргум на все Священное Писание, составленный в 1-м веке до Р.X. неким раввином Онкелосом, и Иерусалимский таргум — несколько более поздний, приписываемый Иоyафану бен Узиелю, составленный только на Тору. Существуют еще и другие, более поздние таргумы. Хотя оба древнейших из них появились до массоретской реформы, однако текст, толкуемый ими, почти совпадает с массоретским, во-первых, потому, что вышли таргумы из той же раввинской среды, из которой вышли и массореты, а во-вторых, потому, что текст таргумов (дошедших до нас лишь в позднейших списках) подвергся обработке массоретов.

        В этом отношении очень важен Самарянский таргум, который был составлен в Х-ХI веках, но который в основу свою берет для толкования не массоретский, а домассоретский еврейский текст, во многом совпадающий с текстом Септуагинты.

        В нашей, Русской Церкви, мы имеем под рукой первоклассные переводы обоих вариантов Свящ. Писания: церковнославянский перевод сделан с Септуагинты, а русский синодальный — с еврейского текста.

        Первоначальный перевод на церковнославянский язык Священного Писания сделан был равноапостольными братьями Кириллом и Мефодием, но до нашего времени от их перевода дошли только те части Ветхозаветного текста, которые заключаются в богослужебных чтениях, в т.н. паремиях. В XVI веке, при начавшейся борьбе Церкви с ересью жидовствующих, обнаружилось, что во всей России нет нигде полной Библии. Поэтому архиепископ Геннадий Новгородский приказал заново сделать перевод священных книг с греческого. Этот перевод со многими исправлениями и переработками дошел до пас в современной церковно-славянской Библии.

        Русский же перевод Библии сделан с еврейского в XIX веке. Впрочем, в хороших синодальных изданиях наиболее важные разночтения с Септуагинтой отмечены, и переводы с греческого поставлены в текстах в скобках. Издания же Библейского общества делаются исключительно с еврейского текста без вариаций с греческого.

        Почти одновременно с церковнославянским переводом (даже позднее его) был сделан перевод Священного Писания на арабский язык Саадием Гаономаль Фаюмом (в начале Х века). Этот перевод сделан с Пешитты.

        Столь поздняя дата перевода Священного Писания на арабский язык объясняется тем, что арамейский язык, получивший свое позднейшее окончательное оформление в Пальмире среди северных арабских племен, был до времени нашествия магометан литературным языком всех северных арабов и сирийцев, понятным даже и для простого народа. Мусульманское завоевание принесло на север язык южных арабов, от которого и произошел современный арабский язык, но арабы и сирийцы-христиане еще долго употребляли в своей церковной жизни арамейский язык, драгоценный тем, что на нем говорил Христос.

 

 

Сотворение первого человека

И сказал Бог: “Сотворим человека

по образу Нашему и по подобию Нашему.”

Внешний материальный мир сотворен и создан, вместилище приготовлено. Земля — материальный мир — уже не безвиден, не бесформен, но он всё еще пуст, так как всё еще не имеет нравственной ценности, ибо нравственно невменяем, безответственен.

        И вот, для того, чтобы заполнить пустоту, чтоб дать нравственный смысл всему творению, чтобы призвать к бытию существа, способные как и ангелы к радости бытия, какой наслаждается Бог, раздается творческий Божий глагол: “Сотворим человека.” Чтобы эта новая тварь была бы истинно доброй, она должна быть подобной своему Творцу, и потому Господь говорит: “Сотворим по образу Нашему.”

        Здесь, в этот важнейший момент творения, в момент призвания к бытию богоподобного, придающего нравственный смысл всему материальному миру существа, мы снова видим священную печать троичности на библейских строках. “По образу Нашему,” не Моему, говорит Господь.

        Сам Триединый, совершенной Божественной любовью Трех Лиц соединенный во единое Божественное Существо, Он и создание Своё творит, как некогда и ангелов, по этому образу, не в едином лице, но в двух лицах, с тем, чтобы потом от них явилось бы множество лиц, но все были бы единым существом.

        “И сотворил Бог человека, по образу Своему, по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину сотворил их.И благословил их Бог и сказал им: ‘плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю и обладайте ею.’”

        В этих стихах 1-й главы Библии, говорящих о первоначальном сотворении человека, применяется еврейское слово “бара” — творить из ничего. Следовательно, перефразируя, мы можем сказать о первом библейском сообщении о сотворении человека так: Бог, единый по существу, но троичный в Лицах, из ничего сотворил по Своему образу и подобию человека, мужчину и женщину — два лица в едином существе, и дал им благословение умножать число лиц и владеть видимым миром.

        Но в Библии не один раз, а дважды говорится о создании человека: первый раз в 1-й главе, второй раз — во 2-й, в стихе 7-м. “И создал Господь человека из праха земного.” Оба рассказа на первый взгляд различны: в первом говорится, что Бог “бара,” т.е. сотворил из ничего человека по Своему образу и подобию, во втором, что Он “асса,” т.е. создал его из праха земного, также, как всех животных, о которых говорится “образовал” (по-еврейски тот же глагол “асса”) Господь Бог из земли всех птиц небесных” (Быт. 11:19). И также, как о животных, говорится во 2-й главе Бытия о человеке: “и стал человек душой живою.” Далее: в первом повествовании творит Господь одновременно мужчину и женщину — два лица, потенциально множество лиц, подобно множественному ангельскому собору, во едином существе; во втором же повествовании говорится о создании только мужчины — Адама, и лишь через некоторое время создается (асса) из ребра его жена — Ева.

        Эта двойственность была использована врагами христианства в качестве “доказательства” несостоятельности Библии и различности происхождения Библейских повествований. Между тем, если мы будем помнить истину о человеке, как о двуедином духовно-телесном существе, то для нас станет очевидно церковное понимание двух повествований Библии о сотворении человека, как изложение разных естеств человеческой природы: духовной и душе-телесной.

        Св. Григорий Нисский в своем творении “Об устройстве человека,” указывая на двойственность сотворения-создания человека, говорит: “Бог сотворил (т.е. “бара”) внутреннего человека и вылепил (асса) внешнего, вылеплена плоть, сотворена же душа.”

        Вот почему по телесной своей природе человек является частью внешнего животно-материального мира. Все, что есть в нас, есть в окружающем нас мире. Еще более близки мы с животным одушевленным миром, с этими, как и мы, Богом сотворенными живыми душами. Поэтому совершенно спокойно может христианин согласиться с наблюдением о том, что по телесной природе человек и шимпанзе ближе друг к другу, нежели даже шимпанзе и мартышка. Если говорить о телесной природе человека, то нас нисколько не смутит возможность поместить человека в современной зоологической классификации на определенное место в отряде приматов, в классе млекопитающих.

        Но не может христианин считать, что этим только и ограничивается наше место в ряду творений. Нет, мы по духу богоподобные твари, малым чем меньше ангелов (Пс. 8:5-7 и Евр. 2:7), и между нами, с одной стороны, и всем прочим животным миром, с другой стороны, — глубочайшая и непроходимая пропасть: осуществляя свое богоподобие, мы, подобно тому, как Господь знает Свое создание, можем познавать и зверей земных и отдаленнейшие миры вселенной, но никто, кроме нас, во всем необъятном материальном мире не может познать ни нас, ни себя, ни внешнего, ни внутреннего мира.

        Св. Антоний Великий так говорит о взаимоотношениях человеческого и животного миров: “Человек по уму соприкасается с неизреченною Божественною силою, а по телу имеет сродство с животными” (Наставления, кн. 2, гл. 42). И еще: “Все растущее можно назвать живым, потому что растет и живет, но нельзя сказать, чтобы всё это имело душу. Растения имеют физическую жизнь, но души не имеют. Человек называется духовным (разумным) животным, потому что имеет дух (ум) и способен приобретать знания. Прочие же животные имеют дыхание и душу... Живых существ — четыре различных вида: одни из них бессмертны и одушевлены, каковы ангелы; другие имеют дух, душу и жизнь, каковы люди; иные имеют жизнь и душу, каковы животные; а иные имеют только жизнь, каковы растения” (Там же, гл. 166).

        Учитель Церкви V века Немезий Емесский в творении о “природе человека” пишет: “По телу и составу элементов человек приобщается к неодушевленным существам. По тем же признакам, а также и по способности роста и размножения, он приобщается к растениям. С бессловесными животными у него общее всё это, и кроме того, он с ними близок по стремлению к движениям, по чувствам, по желаниям. А по разумному началу он соприкасается с бесплотными духовными существами — ангелами.”

        И сказал Бог (людям): “Владычествуйте над рыбами морскими и над зверями и над птицами небесными, и над всяким скотом, и над всею землей, и над всяким животным. И сказал Бог: вот Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; вам сие будет в пищу” (Быт. 1:28-29),

        Наполнив землю, введя в неё того, кто является носителем нравственной ценности, богоподобного духа, Бог подчиняет ему всю ранее Им созданную материю, осуществляя и развивая его богоподобие. Сам Владыка вселенной, Господь, делает человека владыкой материального и животного мира, и в то же время делает этот материальный и животный мир, не имеющий сам по себе нравственной ценности, участником богоподобной нравственно ценной жизни человеческой; мир неодушевленный — как пространственное место жительства человека, мир растительный — в пищу человеку, мир животный — как владение человека, как служащий ему, который он постигает, узнает, понимает, наименовывает (Быт. 2:20).

        “И стало так” (Быт. 1:30).

        В этом мире не было ни тени зла, всё было премудро, все было совершенно благим, согласно с Божией волей, с Божиим планом.

        Творение мира закончилось. Через человеческий богоподобный дух Господь связал с Собою весь Им созданный материальный и животный мир, сделав его участником богоподобной, светлой и радостной, правой, разумной и благой жизни. “И увидел Бог все, что Он создал, и вот хорошо весьма (по-славянски добро зело) — и был вечер и было утро: день шестой. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал и почил в день седьмой от всех дел Своих” (Быт. 2:1).

        Этот седьмой день, в который Бог “почил” от Своих дел, т.е. в который прекратился творческий процесс созидания новых тварей, продолжается до сих пор и продолжится до конца веков.

 

 

Грехопадение

“И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке и поместил там человека, которого создал”  (Быт 2:8).

Призванный к богоподобному и равноангельному житию и к всё большему и теснейшему общению с Богом, человек не должен был отвлекаться от этой важнейшей цели чрезмерным попечением о себе. Всё необходимое для жизни было дано ему Творцом. Человеку же Он дает заповедь: “От всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него” (Быт. 2:16-17).

        Как и в каждом Божием акте, в этой первой заповеди есть несколько граней. Реально осуществляется свобода человека: он может послушаться или не послушаться. Никакого стража, вроде последующего архангела с огненным мечем, не стояло у древа познания добра и зла.

        Этой заповедью человек должен воспитываться, возрастать в любви к Богу. Человек, как и ангелы, был создан Богом для блаженной жизни, которая приобретается духовным ростом. Человек был создан для развития чувства любви к своему Творцу и к подобным ему существам — другим людям и низшим тварям.

        Но любовь, как только теоретическое признание, как простая констатация факта — бесплодна. Более того, не развиваясь, она замирает, атрофируется. Любовь требует своего проявления, и наиболее прямым, естественным её проявлением является выполнение воли любимого. Поэтому и заповедь “от древа познания добра и зла не ешь” имела целью развивать и укреплять любовь Адама и Евы к их Творцу, а также укреплять их волю и нравственно совершенствовать.

        Церковь отвергает издревле распространенные домыслы о том, что под вкушением плода с запретного древа надо понимать плотское общение Адама и Евы. Это общение не только не запрещалось им, но, напротив, было благословлено Богом, сказавшим: Плодитесь и размножайтесь (Быт. 1:28).

        Первые люди были  детски неопытными, простыми и примитивными, более несведущими в жизни, чем современные дети, ибо дети, не имея личного опыта, учатся у своих родителей. Такой опыт отсутствовал у первых людей, научаемых благодатным общением с Богом, но совершенно наивных и неискушенных. Поэтому и нуждались они в заповеди очень простой и понятной. Такую и дал Бог: От всех деревьев ешьте, а от одного не ешьте. В этой заповеди мы узнаем одну из простейших, для всех людей доступнейших и одну из самых основных церковных заповедей, древнюю, как сама Церковь — заповедь о воздержании, т.е. о посте.

        Почему запрещенное древо называется древом познания добра и зла?  Потому что человек вышел из рук Божиих совершенно чистым, не знавшим никакого зла. Вкушением же запрещенного плода он впервые соприкасался со злом и тогда мог по опыту различать между ним и исконным, Богом в него вложенным добром. Бог не хотел, чтобы любимое Им творение знало зло по собственному опыту. Как хорошие родители стараются как можно дольше предохранить своих детей от знакомства с самыми злыми и гнусными сторонами жизни, так того же желал и Бог для Своих любимых детей.

        Совершенно бесплодно строить догадки о том, как сложилась бы судьба человечества, если в мире не существовало бы инициатора зла — падшего духа, отвергшего Бога и ненавидящего всё, созданное Им. Движимый гордыней, а потом ненавистью, когда-то светлый ангел стал “змеем древним, называемый диаволом и сатаною” (Откр. 12:9; 20:2). Это он постарался склонить новые творения Божии — людей, — к тому же восстанию против Бога и к неповиновению Ему, какое осуществил он сам и к чему привлек множество вместе с ним падших духов. Св. Василий Великий так говорит об этом: “Диавол, видя, что сам низвергнут из Ангелов, не мог равнодушно смотреть, как земнородный чрез преуспеяние возвышается до ангельского достоинства” (Беседы 9-я, “О том, что Бог не виновник зла”).

        И сказал змей жене: “Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?” Восставший против Правды, отец лжи, не может говорить правды. Он клевещет в первых же словах, которые слышит от него человек. Он знает, что Бог позволил людям есть со всех деревьев, кроме одного. Эту заповедь об единственном дереве диавол хочет клеветнически представить как запрещение Богом вообще вкушать райские плоды. Вместе с тем клевета хитро завуалирована так, что наивным людям не бросается сразу в глаза. Недостаточно вдумчиво читающие Библию люди часто не замечают, где именно здесь скрыта клевета. В этом древнем приеме сатаны мы легко узнаем и современные варианты той же, в сущности, методики:  как в государственных масштабах используют ее современные антирелигиозные и антихристианские силы, так и в собственной душе при ропоте на Бога или при клевете на ближних. Это свидетельствует об отсутствии у врага Божия творческого разнообразия и о шаблонности его приемов по соблазнению людей в течение многих тысячелетий.

        И ответила жена змею: “Плоды с дерев мы можем есть. Только плодов с дерева, которое среди рая, сказал Бог: не ешьте и не прикасайтесь к ним, чтоб вам не умереть.”

        Тем, что Ева вступает в беседу со змеем, не смотря на то, что услыхала от него клевету на Бога, показывает что её любовь к Богу еще не успела развиться, что она еще духовно незрела. И в ответе она явно поддается на обман змея: она тоже несколько извращает слова Божии, преувеличивая их строгость. Бог не сказал: “Не прикасайтесь к ним.” Быть может, если бы Ева с совершенной точностью и правдивостью передала Божий слова, диавол бежал бы от неё, ибо он ненавидит только абсолютную правду Божиих слов. Искривленную же полуправду он выдерживает и продолжает свою тактику обольщения.

        “И сказал змей жене: “Нет, не умрете, но знаешь Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.”

        Клевета эта тонкая и многозначительная. Бог сотворил людей богоподобными и для постепенного всё большего и большего уподобления Ему, как учит св. Василий Великий: “Мы — тварь, но призваны стать богами по благодати.”

        Впоследствии Сын Божий сойдет на землю, чтобы обожить человека, как многократно говорят о том церковные песнопения. “Бог стал человеком, чтобы человек стал богом.” Не зная плана Божия в отношении человека, диавол мог, тем не менее, догадываться о нём, так как таков же был план Бога и о нем, когда он был еще ангелом света. Поэтому сатана знал, что соблазн “будете как боги” привлекателен человеку, для того сотворенного. Но вместо богоуподобления в любви к Богу и в единении с Ним, диавол предлагает богоуподобление в бунте и непослушании Ему.

        “И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз, и вожделенно, потому что дает знание.”

        Глубин духа человека, еще не испорченных грехом, диавол не знает, но поверхностные душевные движения, связанные с телесной природой, способной быть равно направленной к добру или ко злу, ему понятны. И их, как и всё, что у него есть в распоряжении, он мобилизует в этот решительный миг соблазна, повторяя потом свой прием соблазнения миллионы миллионов раз над всеми человеческими существами во всей многопечальной человеческой истории. “Похоть плоти, похоть очес, гордость житейская” — святые отцы именуют это “тройное искушение”, примененное на заре веков диаволом в отношении нашей праматери.

 

“И взяла плодов его и ела и дала также мужу своему, и он ел.” — Совершилась космическая катастрофа, но как просто и внешне незаметно! Не загремели громы, не задрожали небеса, не всколыхнулись горы — ничто внешне не реагировало на страшную катастрофу, нарушившую всё мироздание, весь Божий план о созданном Им мире.

        Но ведь грехопадение каждого человека является, по существу, такой же катастрофой, такой же трагедией, и каждый из нас на собственном опыте знает, как внешне просто и незначительно совершаются эти катастрофы. Если бы мы нуждались в подтверждении достоверности божественной правды каждого слова священного Божиего Откровения, то эта простота и внешняя неприметность в описании катастрофы грехопадения первых людей была бы одним из разительных ручательств того, что перед нами — не миф.

        “И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясание. И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю,… и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая.”

        Яд падения сразу же и многовидно сказывается в самоощущении Адама и Евы. Богообщение до тех пор было главным радостным содержанием их жизни. Для него-то они и были сотворены, оно являлось источником их блаженства, ибо включало в себя все последующие чистые наслаждения человека: и художественные наслаждения, потому что Бог — Полнота Красоты; и радость, которую мы испытываем, когда видим торжество правого дела, потому что Бог — Полнота Правды и Справедливости; и радости научного творчества, которое приходит от постижения законов природы, Законодавцем которой является Бог. И вот тут, при явлении Бога, после грехопадения Адам и Ева впервые стараются избежать встречи с Богом. “И скрылся Адам и жена его.” Для людей, помрачивших в себе образ Божий, общение с Ним становится тягостным.

        Одновременно они потеряли и присущее им прежде знание Бога. До падения они знали Бога внутренним сознанием своей богоподобной души и общением духа с Духом — знанием еще неокрепшим, неоформленным и потому легко утрачиваемым. Грехом же прервано было общение: в Боге нет греха, а в человеке он появился. Поэтому человек перестал знать Бога. Это  уже видно из того, что Адам и Ева забыли о Божием вездесущии и всеведении. Они наивно, “между деревьями,” попытались спрятаться от Всевидящего Ока.  В этом помраченном представлении о Боге с первых же моментов грехопадения — зерно всех последующих лжеучений — идолопоклонства и ересей, ибо все они, в сущности, проистекают от той же ошибки: или приписыванием Богу неподобающих Ему качеств, или отрицанием у Него присущих Ему совершенств.

        “И воззвал Господь к Адаму и сказал ему: Где ты?” Господь оказывает величайшее отеческое снисхождение к греховному неразумию людей. Он не торопится их обличать или карать. С деликатнейшей заботливостью Он хочет призвать их к покаянию. Он не обнаруживает детски наивного убежища согрешивших людей, но призывает их совершить акт признания вины, зовет человека по имени. Наконец Адам отвечает: “Голос Твой я услышал в раю и убоялся, потому что я наг, и скрылся.”

        Первый слабый признак косного поворота к лучшему в Адаме можно увидеть в том, что он ответил на Божий призыв, а не затаился в своем укрытии. Но и это малое своё улучшение он сейчас же портит попыткой обмануть Бога: “Убоялся, потому что наг.”

        Господь ждет, но человек не признается в своем грехе, не исповедует его и не кается в нем. Между тем это было бы так уместно и необходимо! Какую глубоко человеческую, знакомую нам и по собственному опыту и по опыту с другими людьми, тонкую драму в немногих словах рисует тут перед нами святая Библия.

        “И сказал Бог: кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты с дерева, с которого Я запретил тебе есть?”

        Адам не приносит исповеди, не выражает покаяния. Снисхождение Божие идет еще дальше. Как заботливейший духовник в отношении неумело кающегося грешника, Бог Сам произносит за Адама его вину, называет его грех, оставляя самому согрешившему сказать только краткое покаянное “да!” Дальше и дальше идет Чадолюбивый Отец навстречу блудному сыну.

        Но, прибавляя к уже совершенным грехам попрания любви Божией в нарушении простой заповеди, попытки скрыться от Бога, а потому — обмануть Его, Адам совершает еще один грех — не только против Бога, но теперь против несчастной сообщницы своего преступления, единосущной ему супруги: “Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел.”

        Нагромождая преступление на преступление, Адам этими словами разрывает связь любви — залог единосущия между собой и Евой, и углубляет свой бунт против Творца, стремясь теперь переложить и на Него часть вины за свое преступление: “Жена, которую Ты дал мне ...”

        Господь оставляет тогда Адама, чтобы не умножать его грехи и обращается к Еве. Доселе Он не обращался к ней, потому что, связанная природой с Адамом, она составляла с ним единое существо. Но переложением своей вины на жену Адам разрывает свое единство с ней.

        Ожидая покаяния хотя бы Евы, Бог говорит ей: “Что ты это наделала?” Но и она продолжает линию упорного самооправдания, что и Адам: “Змей обольстил меня, и я ела...”

        Змея — дракона древнего, именуемого диаволом, клеветником, обольщающим всю вселенную (Откр. 12:9), Господь не спрашивает ничего. Господь ни одного слова не тратит понапрасну с сознательным клеветником, на покаяние которого нет надежды. Не спрашивая его ни о чем, Господь возлагает на него проклятие, которое заканчивается страшным для диавола и ободряющим для тяжко согрешивших, но небезнадежных, людей обещанием: “Вражду положу между тобою и между Женою и между семенем твоим и между Семенем Ее, Оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить Его в пяту,” или более выразительно в славянской вариации, переведенной с греческого 70 толковников (Септуагинты) перевода: “Той сотрет твою главу.”

        Это обещание, которым Бог обнадежил согрешивших людей, Церковь назвала первоевангелием — первой благой вестью.

        “И выслал Господь Бог Адама из сада Эдемского, чтобы возделывать землю, из которой он взять, и изгнал Адама.”

        Изгнание Богом согрешивших людей, как многие другие акты Божии, является действием многогранным. На одну из причин прямо указывает Библия: “Как бы не простер он руки своей и не взял от дерева жизни и не стал бы жить вечно.” Пребывание в раю связано с вкушением от дерева жизни, что делало людей бессмертными. Между тем, для согрешивших людей с испорченной природой такая вечная жизнь в длящемся греховном состоянии и всё углубляющимся нравственном разложении являлась бы воистину адским существованием, источником безысходных мук и отчаяния. Надо было удалить их из рая, чтобы, как говорит св. Григорий Богослов, зло не стало бессмертным.

        Райское состояние было связано с богообщением. Между тем, по душевному закону, который мы наблюдаем у провинившихся детей, общение Богом, бывшее ранее источником величайшего блаженства, с момента грехопадения стало источником страдания для наших прародителей. Как ребенок, чувствующий свою вину перед родителями, уже не хочет находиться в одной комнате с ними, так и согрешившие люди пытались скрыться от Бога.

        Больше того: мы знаем на примере детей, провинившихся пред родителями, как вредно позволять им укрепляться в своей нераскаянности, потому что они становятся еще более наглыми, дерзкими и бесстыдными. Подобным образом и Господь, чтобы предотвратить их дальнейшее падение, изгоняет их из рая, поскольку никаких признаков раскаяния они не проявили.

        Перед изгнанием из рая, Господь велит Адаму трудиться: “В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься, в землю, из которой ты взять.” Эта заповедь Божия, как и большинство актов Божиих, многогранна: ибо вместе с наказанием за грех дано и лекарство от него.

        В раю люди были освобождены от тяжких трудов, связанных с их телесной природой, так как возглавляемая ими природа послушно выполняла за них всю работу по питанию и обслуживанию их. И человеку, пока он оставался праведным, была нравственно необходима такая свобода от трудов и материальных забот, чтобы иметь возможность непрестанно общаться с Богом.

        Но как только человек отпал от Бога, природа возмутилась против него. Нарушив свое призвание, он нарушил весь строй физического мира, перестав быть связью между ним и Богом. Как растения, так и животные потеряли своего хозяина и представителя перед Творцом: его бунт вызвал “бунт” с их стороны.

        Время, которое раньше мог употребить человек для своего духовного роста и для общения с Богом, теперь он вынужден был тратить на изнурительный труд для поддержания своего физического существования. Но без такого заполнения времени, жизнь, лишенная общения с Богом, стала бы совсем невыносимой. Когда душа наша мучается, то единственным бальзамом является труд. По этой причине, изгоняя из рая, Господь заповедует человеку трудиться.

 

 

Первые

человеческие поколения

Пятая глава книги Бытия открывается кратким повторением истории сотворения людей (и тут снова применяется слово “бара” — сотворение из ничего), как соборного единства во множественности, по образу и подобию соборного единства в Триедином Боге.

        “Когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его, мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: Человек в день сотворения их.” Далее приводится число лет жизни Адама и говорится о рождении праведного сына Адама и Евы — Сифа: “Родил сына по подобию своему и по образу своему и нарек имя ему Сиф.”

        Господь сотворил Адама и Еву по образу и по подобию Своему и, сохраняя этот образ и это подобие (хотя и поврежденные грехом), Адам передает их своему потомству. “И родил он (Адам) сынов и дочерей.”

        Если в предыдущей главе мы отмечали исключительно любящую внимательность святых отцов к каждому слову Библии, то отметим тут, насколько слепы новейшие мало верующие критики и исследователи Священного Писания.

        В книге Бытия, в ст. 4-м 5-й главы ясно написано, что Адам родил сынов и дочерей, а  современные критики Библии недоумевают: как представляет Библия размножение человеческого рода, если у Адама и Евы указаны только три сына? На ком они женились? — Конечно на своих сестрах, не впадая при этом в преступное кровосмешение, ибо такие браки тогда диктовались простой необходимостью, а никак не извращенностью. Кроме того, человеческий род был тогда юн и свеж, и браки ближайших родственников не могли еще внести в него те элементы дегенерации, которые сопутствуют кровосмесительным связям позднее и теперь.

        Этой же свежестью сил в юном человеческом роде можно объяснить и исключительную долговечность людей того времени. Сотворенные первоначально для вечной жизни, люди первых человеческих поколений дольше не сдавались противоестественному для людей веянию смерти. Адам жил 930 лет, Мафусал (или Мафусаил), наиболее долговечный — 969 лет.

        Из десяти имен потомков Адама до Всемирного Потопа остановимся на имени Еноха, седьмого по Адаме. Енох значит — посвящение. “И ходил Енох пред Богом, и не стало его, потому что Бог взял его.”

        О праведном Енохе говорится в книге премудрости Иисуса сына Сирахова: “Енох угодил Богу и был взят на небо, будучи образом покаяния для всех родов” (Иис. Сир. 44:15). О нем же говорит ап. Павел: “Верой Енох переселен был так, что не видел смерти, и не стало его, потому что Бог переселил Его [взял живым на Небо]” (Евр. 11:5). А ап. Иуда сберег для нас даже слова праведного Еноха, свидетельствуя в своем послании: “Пророчествовал и Енох, седьмой от Адама, говоря: “Вот идет Господь со множеством святых Своих ангелов— сотворить суд над всеми и обличить между ними всех нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произнесли на Него нечестивые грешники.”

        Блаженный Феодорит говорит, что Господь избавил от смерти праведного Еноха, чтобы уже и древнему допотопному человечеству свидетельствовать, что “определение о смерти временно и подлежит уничтожению.” Заканчивает блаженный Феодорит свое толкование об Енохе словами, которые уместно привести: “Итак, что он живым был переселен, и что теперь еще живет — мы знаем, но где и как — неизвестно, так как в Писании не сказано об этом.”

        С именем праведного Еноха связано церковное предание, о котором подробнее всего говорят блаженные Иероним и Августин (пер. Ep. Ad Marcellam; Aug. De gen. Ad Litt. 11:6). Праведный Енох не вкусил смерти. Между тем, по Божиему определению: “Ты — прах  и в прах возвратишься,” все люди должны пройти чрез смертные врата, и мы знаем, что даже Честнейшая херувимов и Славнейшая без сравнения серафимов, Матерь Божия, прошла чрез порог смерти, чтобы быть воскрешенной Своим Сыном и Богом. Только о двух людях свящ. Писание говорит, что они не вкусили смерти: о праведном Енохе и о пророке Илии. Об обоих можно сказать словами блаж. Феодорита: “Они и теперь еще живут, но где или как — неизвестно.”

        Когда в последние времена умножатся беззакония, иссякнет любовь, так что у людей оскудеет вера, тогда явятся “два свидетеля, две маслины, два светильника” (Откр. 11:4), которые будут свидетельствовать правду Божию среди развратившегося человечества. По Божиему попущению они, эти два светильника, будут убиты Антихристом и в третий день воскреснут. Церковное учение говорит, что этими двумя светильниками, свидетелями будут святые Енох и Илия — те праведники Ветхого Завета, которые не вкусили смерти именно для того, чтобы совершить дело Божие в конце веков, когда истощатся духовные силы человечества.

        Самая проповедь праведного Еноха, как указывает блаж. Феодорит, в большей степени относится к последним, нежели ко предпотопным временам: “Вот идет Господь со тьмами святых ангел Своих сотворить суд над всеми.”

 

Проблема летоисчисления

        С 5-й главой книги Бытия связана также проблема Библейского летоисчисления. Общеизвестно, что в Византии и в допетровской Руси счет годов велся “от сотворения мира,” а не от Рождества Христова. Это летоисчисление принято и в современных церковных календарях, хотя оно все больше подвергается критике, так как известно, что наша земля возникла несколько биллионов лет назад.

        Два ответа мы можем дать для решения этой проблемы. Во-первых: что именно должны мы понимать под датой “сотворения мира”? По словам пророка Моисея, ап. Петра и величайшего церковного толкователя Священного Писания св. Василия Великого, эпоху дней сотворения мира мы должны понимать, как очень длительные периоды, потому что 7-м днем, закончившим ряд этих шести дней творения, Церковь называет весь ныне длящийся период до конца мира, когда на смену седьмому дню придет уже невечерний восьмой день, которому не будет конца.

        Следовательно, когда же окончился 6-й день и начался 7-й?  По смыслу соответствующего повествования книги Бытия мы можем сказать: тогда, когда совершено было творение человека в его нынешнем духоносном виде. Но когда именно произошел этот момент во внешнем историческом процессе, мы не знаем. И важно при этом отметить, что ни одно историческое свидетельство о религиозной жизни человека, вроде письменного памятника, не идет за пределы того, что упомянуто в Библии.

        Во-вторых: непреложное Божие слово, святая Библия, не дает нам хронологических таблиц. Она дает только годы жизни патриархов — потомков Адама до Потопа и потом от Потопа до Авраама. Подсчитывая эти годы, некий благочестивый инок Средневековья,  Дионисий Малый (тот же, кто вычислил и год Рождества Христова), высчитал годы от Сотворения мира, и эта эра исключительно по соображениям ее удобства была принята в Византии, а от Византии заимствована Россией.

        Однако, если мы приглядимся к тексту Библии, мы увидим, что она не дает точной хронологии. Действительно, что говорит Библия? “Адам жил 230 лет и родил сына по подобию своему и нарек имя ему Сиф. Дней Адама по рождении им Сифа было 700 лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адама было 930 лет.” И так о каждом потомке Адама даются годы жизни его до рождения упоминаемого чада и после сего.

        Но дело в том, что библейское выражение “такой сын такого-то” и “такой-то родил такого-то” не всегда значат, что такой-то был его непосредственным сыном. И в Ветхом Завете мы видим, как почти о всех царях иудейских говорится: “делал он, как Давид, отец его” или “не делал он, как Давид, отец его.” И в Новом Завете Христос Спаситель именуется Сыном Давида, Сыном Авраама и Сыном Адама. А в родословной Господа, приводимой ап. Матфеем, мы видим, что когда евангелист говорит: “Озия родил Иоафама,” то он пропускает 4 поколения (ср. Мф. 1:9 и 4 Цар. 11 и 15 гл. и 1 Цар. 3:10).

        Следовательно, когда Библия говорит, что Х есть сын У, то мы должны только понимать, что икс является прямым потомком игрека, а сколько между ними поколений — утверждать нельзя. Озия родил Иоафама, но между ними 4 поколения! Христос Спаситель — сын Давидов, но между ними 30 с лишним поколений, Христос Спаситель — сын Авраамов, но между ними почти 50 поколений, Христос Спаситель — сын Адамов, но между ними огромное, не поддающееся даже приблизительному подсчету множество поколений. Но одно лишь непреложно и абсолютно достоверно мы знаем при этом: если кого-либо св. Библия называет сыном такого-то, то он является его прямым потомком. Христос Спаситель — сын Давидов, сын Авраамов, сын Адамов, потому что Он — прямой их потомок. И это-то подчеркнуто утверждает Св. Писание, потому что именно это нужно нам знать, чтобы во Христе достоверно узнать Спасителя мира, возвещенного Богом первым людям.

        Таким образом, исчисление хронологии не входит в цели Библии. Это, как и все научные или исторические изыскания Господь предоставляет людям, чувствующим призвание к таким кропотливым, но для спасения несущественным  занятиям.

        Чтобы понять, почему такое летоисчисление было удобна для Византии, надо вспомнить, что Византия была культурной и политической наследницей одновременно и Рима и восточных монархий, и перед византийскими хронологами стояла в свое время трудная задача: им надо было для своих исторических трудов свести воедино самые разные методы хронологии: римский — от основания Рима, греческий — по олимпиадам, также и эллино-сирийскую Эру Селевкидов (от 312 г. до Р. X. — см. гл. I кн. Маккавеев), и сложнейшие календарные системы — александрийскую и вавилонскую.

        Религиозные мотивы уже тогда диктовали предпочтение эре Рождества Христова. По церковному представлению, со времени Пришествия Христа в мир Он Один по-настоящему, в полном смысле слова, царствует-державствует, а земные цари только временно управляют. “Един Царь и Господь,” говорит о Спасителе церковное песнопение. “Христос — Царь наш,” — восклицали святые мученики, отказываясь повиноваться земным царям-мучителям. Поэтому так естественно было для христианского сознания в странах, где издавна летоисчисление велось по годам царствования того или иного властителя, ввести летоисчисление по годам царствования Христа Господа — ото дня Рождества Его.

        Но практически для византийских историков эра Рождества Христова была неудобна, так как Рождество Христово было тогда слишком близкой датой. Излагая историю Александра Македонского, древнего Рима, Помпеи, Цезаря, надо было указывать год до Р.X. Это неудобство ощутимо и для нас, но для нас оно значительно уменьшается тем, что ныне дата Рождества Христова достаточно далека от нас по времени, и заметно это неудобство становится лишь при изложении истории веков, близких к ней.

        По всем этим причинам, исчисленная Дионисием Малым эра от сотворения мира была охотно принята византийскими историками, а от них взята византийским государством. Однако очень часто на византийских документах мы встречаем обе даты: и от сотворения мира, и от Рождества Христова.

 

 

Потоп

Когда “Люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери: тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал” (Быт. 6:1-2)

С давних времен эти строки св. Библии вызывали недоумение: кто эти “сыны Божий” — “бне Элогим,” которые входили к дочерям человеческим? В предхристианскую эпоху в древних таргумах еврейские книжники толковали это место Священного Писания, как соединение ангелов с женщинами (Таргум Онкелоса). Но, конечно, такое понимание никак не соответствует нашему христианскому учению об ангелах, как о бесплотных, не имеющих телесности духах, не соответствует и истине нашей веры в единственность происхождения человеческого рода от Адама и Евы. В то время, как древние языческие предания часто приписывали своим царям или героям божественное или полубожественное происхождение, Священное Писание с древнейших времен категорически утверждает единство происхождения всех людей от общих предков. Поэтому уже ранние отцы нашей Церкви не принимали раввинского толкования этого места (Св. Иустин, св. Климент Римский, Климент Александрийский, Тертуллиан, Лактанций и Коммодиан), но учили, что под “сынами Божиими” нужно понимать праведную часть человечества.

        Действительно, уже в Ветхом Завете о праведниках говорится, как о сынах Божиих. Например, в “Премудрости Соломоновой:” “Он причислен к сынам Божиим, и жребий его — со святыми” (5:5), “Сынов Твоих не одолели зубы ядовитых змеев” (16:10). “Достойны лишения свободы и заключения во тьме те, кто держали в заключении сынов Твоих, чрез которых имел быть дан мiру нетленный свет Закона Своего” (18:14). И Сам Господь говорит: “Сподобившиеся достигнуть того века... равны ангелам и суть сыны Божии” (Лк. 20:36). Св. Иоанн Богослов свидетельствует: “Любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими.” А св. Иоанн Златоуст, поясняя эти слова апостола, учит: “всякий раз, как совершаем добродетель, рождаемся от Бога, потому что семя Его пребывает в нас” (Беседа на I Ин. 3:9).

        И св. Василий Великий пишет: “Многие называются в Писании сынами Божиими по сказанному: “Я родил сынов  и возвысил их”  (Толкование на Исайю).

        Итак, первые строки 6-й главы кн. Бытия мы, в полном согласии со свидетельством Св. Писания и с учением Самого Господа и святых отцов, будем понимать, как повествование о том, что праведные люди, видя дочерей неправедных людей, соблазнились ими.

        Учитывая, что в это время человечество состояло из двух ветвей: потомства Каина, первого убийцы, и потомства праведного Сифа, в котором начали призывать имя Господне, мы без всяких скользких фантазий, поймем, о чем тут идет речь: люди из потомства праведного Сифа стали пленяться женщинами из потомства Каина и развращаться от того.

        Почему же Библия этих людей, несмотря на их падение, продолжает именовать их “сынами Божиими”? — Приведенные выше слова книги Премудрости Соломоновой разъясняют это: “Сыны Твои (т.е. Божии), чрез кого имеет быть дан мiру нетленный свет Закона Твоего” (18:4). Потомство Сифа — сыны Божии не только потому, что они сами праведны, но и потому преимущественно, что по прошествии многих веков чрез них будет дан миру нетленный свет Божиего Закона, и явится к людям Единый совершенный Сын Божий — Христос Господь.

        И сказал Господь: “Не вечно быть Духу Моему пренебрегаемым человеками сими, потому что они плоть.” Картину внутреннего состояния этого допотопного человечества мы можем представить себе по аналогии с современным, потому что и в наше время мы наблюдаем в основном то же: люди всё больше становятся плотью, их интересует только  материальное, а духовное благо в них замирает, и даже душевное — притупляется, а так как плотское само по себе бессильно, то в оплотянившемся человечестве все агрессивнее начинает действовать сила духов зла.

        “И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время.”

        Также как ангелов, Господь сотворил человека для того, чтобы он приобрел блаженную вечную жизнь, как мы уже говорили об этом в своем месте: “Будучи Сам Всеблаженный и Всерадостный, Он хотел, чтобы эту радость жизни, радость бытия имели бы и другие существа.”

        Но человечество согрешило, и тем отпало от своего призвания: вместо бессмертной блаженной жизни, приобрело бедственную и смертную жизнь. Но падение человечества было временное и не безнадежное. Адам и Ева покаялись. Сиф был праведным, при Еносе стали призывать имя Господне. Енох в высочайшей степени угодил Богу. В духовных глубинах человечества совершается драгоценный процесс духовного созревания, благодаря которому близится момент, когда окажется возможным придти к людям Сыну Божию — Спасителю, соединиться с людьми и сделать их снова наследниками Божиего Царства.

        Процесс этот совершается в лучших струях праведной ветви человечества. Для Господа, для Его человеколюбивых спасительных целей, драгоценен этот процесс. Но и ради него Он ни мало не отнимает свободной воли, свободного произволения от людей. Процесс духовного созревания совершается в человечестве, пока люди по свободной воле стремятся к нему.

        И вот, этот процесс в человечестве в предпотопную эпоху останавливается. Сыны Божии — потомки праведных Сифа, Еноса и Еноха, праведные (пусть и относительно) сблизились с дочерями человеческих из жестокой и развращенной ветви человечества, потомков Каина, и стали соблазняться ими. Процесс духовного созревания человеческого духа остановился. Люди становятся плотью, без тени духовного движения, и зло беспрепятственно проникает в них, все мысли и все помышления их становятся злыми во всякое время.

        Но если процесс духовного созревания в душах людей остановится совсем, то существование человеческого рода станет бессмысленным. Действительно, рождаться духоносному существу в мир, чтобы в течение какого-то количества лет ловить приятные телесные ощущения, а потом умирая сходить во ад без надежды когда-либо освободиться из области томления и мук — что может быть страшнее и бессмысленнее такой перспективы? Что может быть дальше от Божиего плана о человеке, как о сонаследнике Божиего Царства, призванного к вечной радости и блаженству? Предпотопное человечество твердо и бесповоротно стало на путь нравственного вырождения.

        Во всем человечестве к этому времени осталось только одно светлое исключение: “Ной обрел благодать пред очами Господа. Он был человек праведный в роде своем и ходил пред Богом.”

        У Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет. В них сосредоточилась вся надежда на возможность нравственного восстановления человечества, а следовательно — и на возможность его духовного спасения, на возвращение его к Богу, к Божиему вечному блаженству.

        Но если Ноя и его детей оставить среди развращенного человечества, они неизбежно развратятся, заразятся общим развращением, если не сам Ной и его дети, то его внуки и правнуки обязательно поддадутся общей испорченности, ибо под влиянием греховного падения прародителей, человеческая природа стала более склонной ко злу.

        И тогда Господь, Всемилостивый и Человеколюбивый Господь, решается на крайнюю меру: уничтожить большую часть человечества, потерявшую всякий смысл в жизни, чтобы сохранить единственную ветвь людей, этого смысла не потерявшую, способную к духовному совершенствованию.

        И сказал Господь: “Истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил.” Господь решает уничтожить человеческий род водным потопом.

        И сказал Господь Ною: “Конец всякой плоти пришел пред лице Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями. И вот Я истреблю их с земли.” Господь отмеряет людям срок для покаяния: “пусть будут дни их сто двадцать лет.”

        Чтобы спасти Ноя и его семью, Господь заповедует ему: “Сделай себе ковчег из дерева гофер (по-видимому, кипариса)... устрой в нем нижнее, второе и третье жилье. И вот Я наведу на землю потоп водный, чтобы истребить всякую плоть... Но с тобой Я поставлю завет Мой, и войдешь в ковчег ты и сыновья твои и жена твоя и жены сынов твоих.” Очевидно, сто двадцать лет необходимы были Ною для построения ковчега.

        Рассмотрим здесь подробнее вопросы, связанные с повествованием Писания о Потопе. Повествование это чаще других подвергается критике.

        В качестве одного из свидетельств о непреложной истине этого повествования отметим исключительную всемирность преданий о нем. Очень ярко свидетельствует об этом далеко не религиозный французский ученый писатель-археолог Франсуа Ленорман: “Потоп — не миф, а исторический факт, ибо, по крайней мере, три самостоятельные расовые ветви древнего цивилизованного мира сохранили сходные предания о нем.”

 

[Чтобы дать нашим читателям картину широты распространения преданий о Потопе, приведем насколько список народов, среди которых отмечены эти предания в эпоху, предшествовавшую появлению среди этих народов Библейских повествований. Существует два цикла вавилонских преданий о Потопе. Известный из клинописных анналов, восходящих к 2-м тысячелетиям до Р. X. рассказ об Утнапиштим, и сохраненное вавилоно-греческим летописцем Берозом предание о Ксинсуфре. Сирийцы: Древне-римский писатель Лукиан (Dе Deа Sуrа) передает сирийское предание о Потопе. О том же говорит Иосиф Флавий (Аnt. 1,3,6). Арабы: Коран несколько раз упоминает а Потопе. Суры 54,9 и 69,11 без сомнения навеяны Библейским повествованием, но в Суре 18,59 передается, по-видимому, независимое от Библии древнее арабское предание. Греки: Классическое предание о Девкалионе, сыне Прометея и его жене Пирре. Персы: В Авесте (Vendidad 2,46) говорится о Потопе. Индусы: О Потопе говорится в трех источниках: в Сатапат-Брахмане, в Магабгарате к в Бхагавата Пурана.  Алгонкины (северо-американские индейцы): Записанное первоначально миссионером Пер-ле-Жен в 1634 году предание повествует о мускусной крысе, нашедшей сухую землю при Потопе. Ацтеки: Известное предание о Кецалькоатле. Полинезийцы: На Гавайских островах предание о Потопе и корабле Танга-лоа; на Таити — о наводнении солнца; на Новой Зеландии — о Мави (Новозеландском Ное)].

 

Потоп был всечеловеческий, а не все территориальный. Ни Африка, ни юго-западная Азия, ни Австралия ни Америка не были покрыты волнами Потопа. Всемирный Потоп означает гибель всего человечества целиком и всех живых тварей  в местах их обитания, а не по всему земному шару. Надо вспомнить, для чего Господь создавал Потоп: “Увидел Господь, что велико развращение человеков на земле... И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил.” Следовательно, мы вполне можем представить себе Потоп и в виде наводнения, охватившего только “икумени,” т.е. лишь пространство земли, населенное людьми, а как велико было это пространство — мы не знаем.

        При этом, нас может не смущать то обстоятельство. что святая Библия несколько раз говорит о Потопе, как о распространившемся “по всей земле.” Библия и вся религиозная литература, занятая лишь заботами о человеческих душах, а не проблемами географии, часто называет землей и вселенной лишь область обитания людей, а иногда даже лишь область определенной человеческой культуры — той, которая созрела для воздействия Священного Писания. Так воспитанная на Библии Византия именовала Вселенной бассейн Средиземного моря, почему и императоров своих именовала “повелителями вселенной,” и Константинопольскому патриарху дала титул “вселенского.”

 

Когда был Потоп?

        Мы этого не знаем. В нашей предыдущей беседе мы говорили о невозможности строить хронологию на основании повествования книги Бытия. Во всяком случае, потоп должен относиться к очень отдаленной эпохе человеческой истории, и самая широта распространения преданий о нем подтверждает это.

        Пишущему эти строки, (мне лично, впрочем, очень спорно) представляется наиболее вероятным отнесение Потопа к эпохе, известной в науке, как грань между эпохой Мустье и эпохой Ориньяк, грань между нижним и верхним палеолитом, когда неожиданно и внезапно с лица земли исчезла многочисленная пред тем раса Неандертальского человека, некоторые признаки которого (полное отсутствие погребений, следовательно, можно думать, отсутствие веры в загробную жизнь, отсутствие всяких художественных рисунков, т.е. пренебрежение к чувству красоты и т.п.) соответствуют основным признакам отрицательной ветви допотопного человека: “Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть,” т.е. без признаков духовной жизни.

 

Примечание: В ковчег были взяты животные, населявшие местность, где должен был случиться потоп. Ни о каких жирафах, носорогах т.п., которые в той местности никогда не водились, не было и речи в Библейском повествовании. “И сказал Бог Ною: войди ты и все семейство твое в Ковчег, ибо Я увидел тебя праведным передо Мною в роде сем. И всякого скота чистого возьми по семи (пар) мужского пола и женского, а из скота нечистого по два, также и птиц небесных по семи, летающих домашних птиц: уток, гусей, кур, возможно, лебедей, аистов и пр., которыми так богата Месопотамия, а также голубей и ворон.” “Через семь дней воды Потопа пришли на землю. В сей день разверзлись все источники великой бездны (т.е. моря и океана) и окна небесные раскрылись.” — Конечно, выражение про небесные окна не буквальное, а фигуральное.

Размеры Ноева Ковчега вполне соответствуют исследованиям Фернанда Наварра. Во время экспедиции на вершину Арарата в 1956 г. он видел под вечными льдами очертания Ковчега и привез часть его шпангоута из дуба, древность которого определена радиоактивным методом в 5 тысяч лет. См. книгу Ф. Наварра на французском языке “Я нашел Ковчег Ноя,” 1956 г..

 

Повествование о Потопе, является важным для всех времен в свете Христова предупреждения всем нам: “И как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех” (Лк. 17:26).

        Мы уже говорили о том, что Всемирный Потоп, уничтоживший древнее, впадшее в развращение человечество, несмотря на кажущуюся жестокость этой меры, был проявлением Божией заботы о человечестве. Чтобы спасти последнюю ветвь человечества, способную к духовному возрождению и совершенствованию, к тому, чтобы когда-то, пусть и в отдаленнейшем будущем, стать способной снова наследовать райскую жизнь, чтобы спасти эту ветвь, надо было уничтожить всё прочее, развратившееся человечество, дабы оно не заразило своим нравственным разложением последней здоровой ветви.

        Но уничтожив водами Потопа это развратившееся большинство человеческого рода, забыл ли о нем Бог, отверг ли Он до конца этих отвернувшихся от Него грешников? — Нет, Милосердый и Человеколюбивый Господь много веков спустя вспомнил Своих заблудившихся овец! Когда совершилось явление в мир Сына Божия и искупление Им человеческого рода, тогда, как свидетельствует ап. Петр, Господь во аде простер Свою спасающую руку этим при Потопе погибшим человеческим душам: “Христос... и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедал, — некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения Ковчега” (1 Пет. 3:19-20).

        Блаженный Феофилакт, толкуя эти слова, говорит, что здесь подразумевается все допотопное человечество от времен Адамовых. Естественно, что сюда входит и то поколение, которое было смыто водами Потопа.

        Св. Григорий Богослов напоминает при этом (слово 45-е), что “Христос, явившись к находящимся во аде, спасает не всех кого придется, но уверовавших в Него.” И хотя, от нас скрыто, кто из рядовых людей в конце концов спасётся и кто погибнет, мы можем, однако, с надеждой догадываться, что большое количество из этих погибших в Потопе несчастных, забывших Бога душ, испытав адскую муку, воспользовались Благой Вестью Победителя Смерти и, уверовав в Него, последовали за Ним в Царство Его вечной радости.

 

 

После потопа

“И вспомнил Бог о Ное — и закрылись источники бездны, и перестал дождь с неба. И остановился ковчеге на горах Араратских.”

Для нас, русских, отрадно остановиться на этих строках, в которых впервые на страницах Библии упоминается область, которой впоследствии суждено было войти в со став Российского государства.

        Это и в иных отношениях важная область. Здесь впоследствии возникло мощное государство, которое Библия именует землей Араратской (4 Цар. 19:37; Ис. 37:38; Иер. 51:27), а современная наука — государством Урарту. У государства этого большая заслуга перед человечеством в области культуры: здесь впервые в 11-12 столетиях до Р. X. было открыто искусство добывания железа из руды, и начался железный век, началось массовое производство предметов из железа. [До того времени человечество употребляло только редкое метеоритное, химически более или менее чистое железо, и у древних вавилонян и египтян железо ценилось дороже золота].

        Есть у государства Урарту и другая, более одухотворенная заслуга. При возникновении и широком распространении воинственного Ассирийского царства, Урарту приняло на себя самые сильные удары ассирийцев, и оно оказалось единственным из сопредельных с Ассирией государств, не покорившимся жестоким завоевателям. В течение ряда веков Урарту воевало с Ассирией, тем отвлекая на себя силы этого хищнического государства и таким образом спасая иные народы от страшного ассирийского порабощения. Не напоминает ли нам это ту роль, которую много-много веков позднее играла наша Россия, спасавшая христианский мир от азиатских завоевателей?

        Итак, мы с основанием можем сказать, что Араратская земля — благословенна.

        “По прошествии сорока дней Ной открыл сделанное им окно ковчега... и выпустил голубя. Но голубь не нашел места покоя для ног своих... И помедлил еще семь дней, и опять выпустил голубя. И голубь возвратился к нему в вечернее время, и вот свежий масличный лист во рту у него. И Ной узнал, что вода сошла с земли.” С того времени образ голубя с масличным листом в клюве стал символом Божией благости и мира с Богом.

        Мы можем догадываться, что Дух Святый, явившись при Крещении Господа нашего Иисуса Христи “в образе голубином,” этим образом напоминал людям о часе Божией милости после Потопа. Так внешне по-разному, но внутренне сродно, в обоих случаях Господь “водою потопляет грех,” и при обоих событиях является голубь.

        И каким тягостным кощунством ощущаем мы то, что в наше время этот святой символ стал символом гнусной карикатуры на мир, символом лживой пропаганды Божиих врагов.

        “К первому дню первого месяца иссякла вода на земле. И открыл Ной кровлю ковчега, и посмотрел, и вот обсохла поверхность земли... И устроил Ной жертвенник Господу,...и принес во всесожжение на жертвеннике.”

        На благословенной Араратской земле вознеслась к Господу эта первая жертва человечества, после карающего гнева наступил час милости и благоволения Божиего.

        Интересно сравнить это краткое описание Библией жертвы Ноя после потопа с описанием, хотя и ближайшего к Библейскому, но уже языческого повествования о том же моменте в Вавилонском мифе.

        Вавилонский Ной — Утнапиштим рассказывает [Современные семитологи сводят оба имени к одному. Напиштим или Ноепиштим, значит “Выручатель, спасатель жизни,” Ной-Ное — просто выручатель]:

 

“Когда наступил седьмой день, я вывел голубя и отпустил его, улетел голубь, покружился, места не было, и он вернулся... Я вывел ворона и отпустил его, полетел ворон и увидел высыхание воды. Он ел, каркал и не вернулся. Я вышел на четыре ветра и совершил возлияние, я произвел воскурение на вершине горы. Я установил семь и семь курильниц и под ними насыпал тростник, кедр и хворост. Боги почуяли запах, боги почуяли благоухание, боги, точно мухи, собрались над жертвенником...”

 

Мы не будем останавливаться на отталкивающем образе богов, как мух, собирающихся над жертвенником. Мы понимаем, что вавилоняне не представляли себе своих богов в виде мух, как мы не представляем себе Духа Святого голубем. Это — образы. Но какой привлекательный образ тут, и какой отталкивающий там.

        Но и в самом описании жертвы Утнапиштима наше внимание привлекает разница с Библейским рассказом. Сколько ненужных подробностей мы видим в вавилонском рассказе. Их нет в библейском повествовании. Быть может исторически все было так, как рассказывает Утнапиштим: и тростник он клал, и кедровые ветки, и хворост. Но все эти подробности не служат цели Библии воспитания человеческих душ. И на этом примере мы можем видеть, как под руководством Духа Божия рука Моисея, излагая историю человечества, очищала древние сказания, исключая в них все второстепенное и лишнее. Когда это нужно, хотя бы и для ограниченного периода истории, Библия умеет дать в своем изложении и мельчайшие детали, как например, впоследствии, при изложении правил ветхозаветного жертвоприношения. Когда же этого не нужно, Библия, упуская несущественные подробности, передает только суть.

        На этом примере ясно видно, что подразумеваем мы, когда говорим, что в Библии нельзя искать ничего постороннего её целям: ни естествоведческих, ни географических или этнографических подробностей, если они излишни.

        На этом же примере двух, по природному происхождению близких друг к другу повествований (вспомним, что Авраам — предок Моисея и всего Избранного народа был родом из Ура Халдейского, т.е. Вавилонии) мы видим разницу между повествованием прошедшим через горнило вдохновения Святого Духа, и повествованием только человеческим, т.е. природным. Мы ясно видим и сходство их, и различие.

        “И сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека... Впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся.”

 

Примечание: Город Ур (новейший Муге Йр), судя по сохранившимся в нем надписям, был приморским городом, ведшим обширную морскую торговлю, а, между тем, этот пункт в настоящее время отстоит от берега Персидского залива более чем на 70 км. В то же время, известно, что Тигр и Евфрат вливались в залив отдельными руслами, а теперь они входят в него одним общим руслом, искусственно образовавшимся на мягкой илистой почве наслоениями. Процесс наслоения идет в размере около одной английской мили в 66 лет, отчего страна заметно расширяется за счет Персидского залива. Если Египет, по выражению Геродота, дар Нила, то Вавилон есть такой же дар Тигра и Евфрата. На жирной илистой почве развивалась богатая растительность, которая в древности делала Вавилон синонимом изумительного плодородия. Геродот, описывая эту страну, считает нужным оговориться, что он воздерживается от подробного изображения ее плодородия из опасения возбудить недоверие в читателе. Финиковая пальма давала неистощимый запас народного продовольствия. Хлебные злаки приносили урожай в 200, а иногда и в 300 крат.

            

 

Потомство Ноя

 

“И благословил Бог Ноя и сынов его и сказал им: плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю и обладайте ею. Да страшатся и да трепещут вас все звери земные, и все птицы небесные, и все, что движется на земле, и все рыбы морские. В ваши руки отданы они.”

Снова повторяет Господь заповедь, данную людям еще в раю. Но теперь Он прибавляет еще нечто другое. Господь говорит: “Да страшатся и да трепещут вас все звери земные.” В раю было сказано только: “Обладайте, владычествуйте над всеми зверями.” А здесь, при изменившихся отношениях между человеком — венцом творения, из-за греха не выполнившим своего предназначения, и прочей тварью, восставшей на него за это, вместо прежнего дружественного превосходства человеку в руки дается орудия страха.

        И добавляет Господь: “Все движущееся, что живет, будет вам в пищу.” Здесь дается благословение на питание мясной пищей. Это первоначально не входило в Божий план о человеке. По Божиему плану не животные, а растения должны были питать его. А животные должны были служить ему как бы его подданными и помощниками. Согрешивший человек нарушил свое призвание, от чего разорвалась его связь с животным миром и дружеское сотрудничество с ним животных. Вместо покорности человеку и сотрудничества с ним более сильные животные стали нападать на людей, а более мелкие стали или скрываться от человека, или тайком вредить ему. Человек проникся страхом перед животными, враждой к ним, вступил в борьбу с животным миром.

        Вместо господствующих в раю светлых дружественных и бескорыстных отношений с животными, после Потопа вводятся, увы, основывающиеся на пониженном нравственном состоянием людей, новые его отношения с животным миром: человечество начинает видеть в животных объекты питания.

        Можно догадываться, что человек начал питаться животной пищей гораздо раньше, в допотопный период своего существования. Так, по крайней мере, подсказывают нам данные доисторической археологии, свидетельствующие, что самые древние люди питались мясом. Но тогда это было своеволие людей, не знающих Бога, а теперь на такое питание дается людям Божие разрешение. Мы знаем, что впоследствии Господь чудесно посылал пророку Своему для питания “хлеб и мясо по утру и хлеб и мясо по вечеру” (3 Цар. 17:6). И Сам Сын Божий ел “часть печеной рыбы и сотового меда” (Лк. 24:42). И святое апостольское правило 51-е постановляет: “Если кто... удаляется от мяса не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, или да исправится, или да будет извержен.” И Церковь, так высоко ставящая пост, не одобряет вегетарианства как философии.

        Разница между своевольным мясоядением допотопного человека и Богом разрешенного питания мясом человека после Потопа бросится в глаза если углубиться в его суть.  Там была ожесточенная вражда между человеком и зверем: ужас перед хищниками и безжалостно безоглядное истребление травоядных. Здесь, пусть в корыстном, но заботливом приглядывание к животному миру, открылась возможность приручения животных и забота о них.

        Все светлые, добрые отношения между человеком и животными: дружба с собакой, привязанность коней, забота пастыря о волах, овцах и козах, охрана животного мира, которая получила такое развитие сейчас, но которая существовала и гораздо раньше, — все это имеет свои корни не столько в заповеди Божией, данной людям в раю, сколько в новом Его благословении послепотопному человечеству.

        “И сказал Бог Ною и сынам его с ним: вот Я поставлю завет Мой с вами и с потомством вашим... что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа... вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами... Я полагаю радугу Мою в облаке, чтобы она была знаменем вечного Моего завета между Мною и между землею.”

        Неужели же до этого не было радуги? — спросит нас скептический критик. Без сомнения, была. Господь не творит ее заново. Это противоречило бы библейскому определению длящегося и тогда, и ныне седьмого дня, как дня, когда почил Господь от дел Своих. Но до того радуга была простым физическим явлением, ничего собой не свидетельствующим, как фатоморгана, как северное сияние и пр. А с этого момента она приобрела значение напоминания завета между Богом и людьми и всем миром. И блаженны люди, с чувством благоговения и радости смотрящие на это прекрасное природное явление.

        “Ной начал возделывать землю и насадил виноградник. И выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем.”

        Английский богослов священник Т. К. Чейн, профессор Оксфордского университета, говоря об этом месте Библии, всерьез высказывает мнение, что, очевидно, в Библии находятся два повествования о двух разных Ноях, ибо свидетельство Библии, что “Ной был человек праведный и непорочный. Ной ходил перед Богом” и потому приводимое тут свидетельство, что он выпил вина — несовместимы. Мы можем только улыбнуться на такое, типично англо-саксонское, наивное суждение, для которого неприличие является худшим преступлением, чем грех. Греха тут не было: Ной еще не знал опьяняющих свойств вина. А то, что более всего шокирует английского богослова, что вообще праведник мог пить “опьяняющий напиток,” смешно для каждого, сколько-нибудь знакомого с народами Средиземноморской культуры, у которых вино, обычно слабое, является не роскошью, не излишеством, а ежедневной необходимостью. Недаром Господь наш Свое святейшее Таинство устанавливает под видом хлеба и вина, как наиболее естественных для человека продуктов питания. Недаром праведный отец Иоанн Кронштадтский говорит, что для сего святого Таинства Господь выбрал наиболее доступные человеку вещества — хлеб и вино.

        “И увидел Хам наготу отца своего и рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду свою и положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего. Лица их были обращены назад, и они не видели наготы отца своего.”

        Только что совершился отбор человечества, только что было оно очищено от испорченности водами Потопа, и только лучшее в нем было сбережено для дальнейшей истории. И вот, в первом же поколении этих сбереженных Богом лучших людей нарождается новый отвратительный вид греха — хамство: издевательство сына над отцом, низшего над высшим, дерзкое презрение всякого авторитета.

        Ной, пробудившись от сна, и узнав о случившемся, проклял Хама в потомстве его, а  Сима и Иафета благословил. С этим событием связано первое расовое деление человечества.

 

 

Авраам, Моисей и Илия

как подготовители спасения человечества

Именами трех праведников: патриарха Авраама, Боговидца Моисея и пророка Илии — в Ветхом Завете отмечаются  этапы духовного созревания человечества.

        Святой Василий Великий говорит, что он никогда не мог видеть без слез изображения жертвоприношения Исаака Авраамом. Действительно, если вдуматься в нравственный образ праведного Авраама в этом деле, наша душа не может не проникнуться самым пламенным восхищением.

        Повинуясь слову Господню, Авраам бросает родной город Ур Халдейский, цветущий культурой, удобствами жизни, всем привлекательнейшим для жизни, и идет в далекую страну, которую Господь обещает дать во владение его потомству: “благословятся в тебе все племена земли” (Быт. 12:3).

        После его переселения прошло много лет. Авраам, уже состарившийся, но еще бездетный, вопрошает Господа: “что Ты дашь мне? Я остаюсь бездетным; распорядитель в доме моем, этот Елиазар из Дамаска... Ты не дал мне потомства, и вот, домочадец мой — наследник мой” (Быт. 15:2-3).

        Но какой горячей любовью воспламеняется этот могучий и великий в своей праведности патриарх, когда в старости, наконец, рождается его долгожданный сын Исаак! Эта любовь всеобъемлющая: в ней и естественная привязанность отца к сыну, и радостно торжествующее созерцание начала исполнения Божиих обетовании, которые чрез этого сына должны совершиться. Поэтому в любви Авраама к Исааку можно увидеть зарождение элементов совершенной любви, которая будет явлена через два тысячелетия после Авраама благословенной его Внучкой в отношении Сына и Бога Ее.

        И вот этого-то любимого сына Авраам, по слову Господнему, ведет на заклание, готовый принести его в жертву Господу Богу своему, которого он любил больше собственной жизни. При том эта решимость принести сына в жертву по повелению Божиему — не краткий взлет чувств, не только пламенеющий порыв. Три дня идут Авраам и Исаак к месту жертвоприношения, семьдесят два часа длится агония мук жертвенного отца, его готовность к страшной жертве. Действительно, не может быть человеческого сердца настолько каменного, чтобы не дрожать от волнения при внимательном чтении этого Библейского повествования (Бытие 22-я глава).

        Высочайшей чести, какая только доступна человеку, сподобляется в этом своем подвиге Авраам. По церковному воззрению, он становится прообразом Самого Господа Вседержителя — Бога Отца, приносящего ради спасения рода человеческого в жертву Своего Единородного Сына. И кроткий Исаак, несущий на себе дрова, на которые он должен был лечь, как жертва всесожжения, смиренно вопрошающий отца и безропотно связуемый им — становится прообразом Христа Спасителя.

        Непослушанием согрешили первые люди. В подвиге праведных Авраама и Исаака с величайшей силой и яркостью побеждается их непослушание. Человеческое существо восходит на высочайшую ступень повиновения, диктуемого чистейшей любовью к Богу — того качества, которое, как руководящее, хотел воспитать в человеке Господь, давая ему первоначальную заповедь, ибо и сотворил-то Он человека для возрастания в повиновении и любви — богоподобных качеств, которые впоследствии в таком изобилии явил на земле Сын Божий.

        Воистину не без нас Господь творит наше спасение, но из нашей среды Он выбирает верных Себе, которых делает Своими соучастниками.

        Однако мы вправе спросить: почему же, если на такую вершину духа вознесся своим подвигом Авраам, почему остался он только прообразом Господа, а не стал участником воплощения и реального спасения человечества? Почему на гору Мориа, где совершалась эта потрясающая жертва, не поспешил снизойти Господь, как снизошел Он потом в горницу Назаретскую и в Вифлеемскую пещеру? Почему две с лишним тысячи томительных лет Господь медлил придти к людям?

        Чтобы ответить на этот вопрос, мы со скорбью должны обратиться от сияющих вершин святости, на какие взошел Авраам, к тем свидетельствам поскользновений и немощей, в какие впадал тот же великий патриарх.

        Мы видим, как еще до рождения Исаака дважды, пугаясь египтян и Авимелеха, прячется Авраам за свою жену Сарру и из малодушного страха готов был пожертвовать ею — соучастницей его святейших подвигов, как готов он был ввести в тяжелый грех и подвести под Божие наказание целый народ (Быт. 12:11-12). Мы видим Авраама после кончины Сарры, жены его, утешающимся наложницею Хеттурою.

        Да не дерзнет никакое перо, никакой язык осудить великого и святейшего среди ветхозаветных патриархов. Но, видя эти поскользновения, эти его человеческие немощи, мы понимаем, что Господь не мог снизойти к нему для самого тесного соединения, не мог сделать его, таким, каков он был, соучастником Божественной жизни: мы видим, что человеческое естество в Аврааме еще не созрело для Боговосприятия. Но в процессе подготовления человечества к принятию Господа, в процессе созревания для возможности Богочеловеческой жизни Авраам участвовал, как мало кто иной. “Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой и увидел и возрадовался,” — сказал Господь — Сын Давидов, Сын Авраамов (Ин. 10:8, 56 и Мф. 1:1).

        С Авраамом Господь говорил в видении ночью (Быт. 15:1) или являлся ему в образе Трех Странников. Между тем, до грехопадения люди беседовали с Богом лицом к лицу, знали Его как Личность, потому что они были сотворены для знания Бога в любви и повиновении Ему. И нужно было, чтобы еще до пришествия Господа возвращена была бы людям возможность знать Бога, видеть его, узнавать Его.

 

        Для этого призывает Господь одного из потомков Авраама — праведного Моисея, преисполненного любовью к своим собратьям, сонаследникам обетования на столько, что он бросает, как нечто презренное, не заслуживающее внимания, свое, по земному блистательное положение приемного сына царевны, дочери Фараоновой, и, вступившись за обиженного соплеменника-израильтянина, бежит из Египта. Если в Аврааме мы видим вершину ветхозаветной любви к Богу, то в Моисее мы видим при любви к Богу не меньшей, чем у праведного Авраама, воплощение второй половины Божиего основного закона: вершину любви к ближнему, как к самому себе.

        На великую высоту избранничества возводит Господь Моисея. В грозе и буре Он вручает ему Свой закон  на Синайской горе. Он беседует с Моисеем лицом к лицу, и впервые после грехопадения, единственный раз до предголгофских часов в лице Моисея Господь кого-либо из людей объявляет Своим другом: “Если бываешь у вас пророк Господень, говорит Господь, то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним, но не так с рабом Моим Моисеем — он верен во всем дому Моему. Устами к устам говорю Я с ним и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит” (Чис. 12:6-8) и “И говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим.” (Исх. 23:11).

        Еще в Ветхом Завете другом Божиим называется Авраам (Исаия 41:8), но не при жизни, а много столетий после его кончины.

        Используя свою дружбу с Богом для осуществления своей крепкой любви к ближнему, как к самому себе, в страшный час Божиего гнева за грех Израильского народа Моисей обращается к Господу с дерзновеннейшей молитвой: “Господи, прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал” (Исх. 32:32).

 

Примечание: Так как грех народа состоял в нарушении Завета, то просьба Моисея “прости грех их” равносильна мольбе: “Не считай Завет нарушенным, не отвергай Израиля, не отнимай у него звания и прав народа богоизбранного.” Необходимость подобной просьбы была вызвана следующим. На первое ходатайство Моисея (ст. 11-13) Господь отвечал обещанием не истреблять Израиля. Дальнейшее его существование было, таким образом, обеспечено. Но подобное обещание не означало еще, что евреи останутся народом богоизбранным. Сомневаться в этом побуждало само настроение народа, не только не проявившего готовности возвратить себе Божественную милость, но и обнаружившего крайнее упорство, грозившее им со стороны Бога полным отвержением. В виду этого Моисей н молит: “прости грех их.” Если прощение не может быть даровано, то он предлагает в жертву свою жизнь: “изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал.”

 

Орудием великого Божьего дела является Моисей: через него возвращается людям Божий закон, которого лишились они, согрешив в Эдеме, возвращается возможность Богослужения, частичного общения с Богом, земля перестает быть совершенно чуждой небу. Неполно, несовершенно, в тенях, в образах и в гаданиях, но все же входит в земную жизнь через Моисея в Богом данном богослужении, непрестанно от того времени совершающийся процесс приготовления людей к принятию Сына Божьего. Поэтому-то, в особой мере видит Церковь в Моисее прообраз Христов и часто за праздничными богослужениями поет песнопения, относящиеся к нему и ко Христу Господу, проводя сравнения между ними: “Прейде сень законная благодати пришедшей [прошла тень закона, когда явилась благодать]... вместо столпа огненного — праведное воссияло Солнце, вместо Моисея — Христос спасение душ наших” (догматик 2-го гласа).

        Но и к Моисею не мог сойти Господь в самом тесном соединении.

        В час его призвания мы видим его торгующимся с Господом, вызывающим гнев Божий упорным нежеланием идти по Божиему зову: “Господи, пошли другого, кого можешь послать” (Исх. 4:13 и вся 3 и 4 главы Исх.), видим Моисея согрешающим перед Господом при водах Меривы в Кадессе, в пустыне Син (Числа 20:12 и 27 и Втор. 1:37 и 32:51).

        Господь сказал Моисею: “Пред собою ты увидишь (обетованную) землю, которую Я даю сынам Израилевым” (Втор. 32:52). Земля Обетованная была не только реальным земным явлением, она была и прообразом Божиего Царства, и слова Божии Моисею относились к обоим смыслам Обетованной земли: великому святому праведнику Боговидцу Моисею было дано увидеть Богочеловеческую жизнь — скинию Бога и человеков, но не дано было войти в нее.

 

Третьей духовной вершиной ветхозаветного человечества является святой пророк Илия.

        Необычайной силой и пламенной любовью к Господу проникнута вся  деятельность этого величайшего праведника. Во дни нечестивого Израильского царя Ахава и, ставшей символом всего нечестивого и гнусного, его жены Иезавели, встает горящий великой ревностью о Господе, могучий пророк. По Божьему велению он единым словом заключает небеса, в результате чего в течение более трех лет во всей земле Израильской  не падает ни одной капли дождя — в наказание за идолопоклонство. В ревности о Боге Илия низводит огонь с неба на жертву Богу, чтобы Израиль перестал “хромать на оба колена,” чтобы признал народ, кто есть Бог истинный:  нечестивый Ваал или праведный Господь. В необузданной, но праведной ярости против совратителей, растлителей народа Божьего  св. Илия собственной рукой заклал Вааловых и Астартовых пророков — четыреста пятьдесят человек! (3 Царств 18 гл.).

        Ни в чем нельзя упрекнуть праведного Илию. Его преданность Богу не меньше преданности Авраама — праотца его. Вместе с тем, не видно у него никаких поскользновений подобных Авраамовым. К Богообщению способен он не меньше Моисея: ему, как и Моисею, является Господь на Хоривской горе, и в Новом Завете только они двое — Моисей и Илия — из всего ветхозаветного человечества оказались призванными видеть Фаворский свет, излучаемый Воплотившимся Сыном Божиим в день Преображения.

        Быть может, можно упрекнуть пророка Илию за страх смерти, когда бежит он от Иезавели, преследующей его: “Убоялся Илия, и встал и пошел, спасая свою душу”  (3 Цар. 19:3). Но страх этот — вполне естественное чувство, присущее каждому человеку, и Господь не упрекает Своего пророка за этот страх, потому что ничего неправого, противного Божию повелению, даже в таком размере, как самочинные удары по скале Моисея при водах Меривы, не совершает Илия под влиянием своего страха. Только выполнив до конца Божие поручение, он бежит от гонительницы.

        Но не может и Илия стать сосудом Боговоплощения вследствие стихийной необузданности своего гнева, все объемлющей пламенности своего рвения о Господе Боге. Этот гнев, это рвение оказываются иным духом по сравнению с Духом Того, Кто кроток и смирен сердцем. Поэтому, когда ученики Христовы Иаков и Иоанн хотят низвести огонь, “как это сделал Илия,” Христос запрещает им, говоря: “Не знаете, какого вы духа, ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать” (Лк. 9:54-56).

        С любовью и деликатностью Господь говорит об этом же и пророку Илии, когда на горе Хорив является ему: “И было к нему слово Господне: “Что ты здесь, Илия?” Он сказал: “возревновал я о Господа Боге Саваофе, ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечем; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее.” И сказал: “выйди и стань на горе пред лицом Господним, и вот Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра — землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения — огонь, но не в огне Господь; после огня — веяние тихого ветра, и там Господь” (3 Цар. 19:9-12).

        Илия был “большим и сильным ветром, раздирающим горы и сокрушающим скалы” пред Господом, но не гласом хлада тонка. Этого гласа хлада тонка, которого не было в Илии, ждал Господь в человечестве еще долгие столетия. Господь, совершающий спасение сотворенных Им по образу и по подобию Своему, а, следовательно, духовно самодержавных существ, не без их участия, без этого гласа хлада тонка не мог придти к человекам, потому что Он не в буре, не в огне, но в веянии тихого ветра.

        Это-то веяние тихого ветра явилось в человечестве, когда “послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет к Деве... имя же Деве Мария” (Лк. 1:26-27), и когда в ответ на Благовещение, более удивительное, чем Аврааму, более ответственное, нежели Моисею, и бесконечно более благостное, нежели Илии, прозвучал тихий голос: “се раба Господня, буди Мне по глаголу твоему” (Лк. 1:38). В это мгновение смогло совершиться пришествие Сына Божия к людям, и в это же мгновение оно и совершилось, ибо Всемогущий Господь, долготерпеливо ожидавший долгие века этого мгновения не ожидал ни единого мига после него, но тотчас же соединился с Им сотворенной, грехом от Него отторгнутой, но Его любовью не забытой, человеческой природой, воссозидая ее во чреве Приснодевы.

        Однако, и Авраам, и Моисей, и Илия не остались без участия в этом деле. Святая Дева — душою и телом потомок Авраама. Ради того, чтобы Она явилась, оставил он цветущий культурой и удобствами родной Ур Халдейский. От него, Ее праотца, унаследован Ею высочайший взлет жертвенной любви к Богу, проявленный Авраамом на горе Мориа в жертвоприношении сына. Этот взлет жертвенной любви проявлен Ею еще возвышеннее Ее соучастием в спасительных страданиях Господних на Голгофской горе.

        Дева Мария была взращена, воспитана в Законе, данном Богом через Моисея на священном Синае, воспитана при храме, созданном по Божьему велению через Моисея, и Она исправила его несовершенство, прогневавшее Бога при Неопалимой Купине (Исход 3:2, где горящий куст прообразовал Деву Марию), потому что Она ни мало не усумнилась, не возразила Богу, избравшему Ее, но смиренным ответом “се раба Господня,” изгладила неуместную косность Моисея, сказавшего Богу: “пошли кого-нибудь другого” (Исх. 4:13).

        Веянием тихого ветра, гласом хлада тонка выправляет Она палящую бурю Илииной ревности, и в этом подвиге Ее принимает участие пришедший после Нее Ее сродник, великий пророк, явившийся в духе и силе Илии, т.е. не уступающий Илии в ревности по Боге (Лк. 3:7). Пророк Иоанн Креститель, этот новый Илия, не устрашился современной ему Иезавели, но принял мученическую смерть от нее на рубеже Ветхого и Нового Заветов, чтобы и во аде стать Предтечей Иисуса Христа.

 

        Живым взят на Небо пророк Илия, но церковное учение говорит нам, что, когда в последние времена умножатся беззакония и иссякнет любовь многих, так что истощится у людей всякое проявление ревности по Боге, тогда явятся два свидетеля, две маслины, два светильника (Откр. 11:3-4), которые будут свидетельствовать Божию правду среди измалодушествовавшегося человечества, вселяя бодрость в малое стадо оставшихся до конца верными, смущая и обличая многочисленных, нагло торжествующих Божиих врагов. По Божьему попущению они — эти два светильника будут убиты Антихристом (Откр. 11:7) и в третий день воскреснут. Церковное учение говорит нам, что эти два светильника-свидетеля будут святые Енох и Илия, те праведники Ветхого Завета, которые не вкусили смерти, именно для того, чтобы совершить Божие дело в конце веков, когда человеческие силы истощатся.

        Это страшное истощение человеческих нравственных сил мы ясно и болезненно ощущаем теперь так, как еще никогда ранее. Значит ли это, что близок час прихода к нам пророка Илии и праведного Еноха, как предтечей Второго Пришествия Христова, — мы не можем сказать, н непреложно верим, что рано или поздно это произойдет, и земля еще услышит грозный голос, говорящий: “Жив Господь Саваоф, пред Которым я стою... Долго ли вам хромать на оба колена? Если Господь есть Бог, то следуйте Ему, а если Ваал, то ему следуйте” (3 Цар. 18:15-21). И многое, многое из знамений современности свидетельствует о том, что до дней, когда раздастся этот голос, осталось немного времени, и быть может наше поколение, встретится лицом к лицу на этой земле, в современной конкретной обстановке с грозным огнедышащим Божиим пророком, которого недаром называет церковное песнопение “вторым Предтечею Пришествия Христова, Илиею славным.”

 

Примечание: Антихрист, выйдя из темных и преисподних мест земных, в которые изгнан диавол по Божию попущению, убьет их и оставит тела непогребенными в том самом Иерусалиме, древнем и разоренном, в котором пострадал Господь. В этом городе утвердит он царство свое и престол царский на подобие Давида, сыном которого по плоти был Христос, наш истинный Бог, и чтобы этим самым доказать, что он есть Христос, исполняющий пророческое слово: “Восстановлю падшую скинию Давида” (Амос. 9:11), которое заблуждающиеся иудеи принимают и относят к его пришествию.

           Прельщенные ложными чудесами антихриста и неизгладимо написавшие его в сердцах своих, иудеи и язычники не позволят погребсти святые тела и возрадуются об избавлении и освобождении наказаний, которые терпели для своего же вразумления.

           Умерщвленные на столько же дней, сколько было лет их пророческой деятельности, Енох и Илия снова, к ужасу и страху видящих это, взойдут на небо на огненной колеснице — облаке (Толкование на Апокалипсис Свят. Андрея, Архиепископа Кесарийского).

 

 

Манассия,

Царь Иудейский

Среди многих, в высочайшей степени драматических личностей, запечатленных в Священном Писании Ветхого Завета, одной из самых драматических является Манассия — один из последних царей южноеврейского царства.

        В его время северное еврейское царство — Израильское, уже было разрушено и завоевано кровожадными ассирийцами, Салманассар и Саргон уже захватили Самарию, уведя в жестокий ассирийский плен десятки, а, может быть, и сотни тысяч, израильтян — весь цвет нации, и переселили на их место язычников из арамейских провинций Ассирии.

Но южное еврейское царство — Иудейское еще стоит. Политически слабое, колеблющееся, дрожащее пред всеми своими соседями, измельчавшее, ослабленное, многократно изменявшее своему Господу, Единому Богу Истинному, многократно впадавшее в самое отвратительное идолослужение, многократно уже наказанное за это Богом, потерявшее большую часть своих прежних владений, прежнее богатство, прежнюю славу, оно дает однако как раз в эти времена внутренние плоды изумительной чистоты и высоты, духовные плоды, каких не давало даже в лучшие периоды своего политического рассвета. На улицах Иерусалима гремит голос сродника царей, св. пророка Божия Исаии, уже слышны его почти евангельские слова: “Забудет ли мать дитя свое? Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя, говорит Господь,” “Как прекрасны ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение.” Уже раздалась его яркая проповедь о грядущем Спасителе: “Он взял на себя наши немощи и понес наши болезни. Он изъязвлен был за грехи наши, наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились” (Ис. 49:15; 52:7; 53:4).

        Отец Манассии, царь Езекия, благочестив. Он благоговейно слушает своего сродника (дядю или двоюродного брата), пророка Исаию, и Господь дает царю яркие свидетельства Своей силы, как в личной жизни царя, так и в судьбах его государства: заболев смертельно и получив чрез пророка Исаию указание, что дни его сочтены, царь Езекия помолился Богу, говоря: “Господи, вспомни, что я ходил пред лицом Твоим верно и с преданным Тебе сердцем и делал угодное в очах Твоих.” И заплакал сильно. Пророк Исаия еще не вышел из города, как было к нему слово Господне; “Возвратись скажи Езекии: так говорит Господь, Бог Давида, отца твоего: Я услышал молитву твою, увидел слезы твои. И вот Я исцелю тебя: в третий день пойдешь в дом Господень, и прибавлю к дням твоим пятнадцать лет.”

        Царь Ассирийский Сенахерим, властитель всего Ближнего Востока от Кавказа до Египта и от Средиземного моря до Индии, вторгается в Иудею и осаждает Иерусалим, чтобы взять и разрушить его, как разрушена была северная еврейская столица Самария и другие израильские города. Но Езекия молится:

 

“Господи Саваоф, Боже Израилев, сидящий на херувимах. Ты один Бог всех царств земли; Ты сотворил небо и землю. Приклони, Господи, ухо Твое и услышь, открой, Господи, очи Твои и воззри и услышь слова Сенахерима, который поносит Тебя, Бога Живаго. Правда, о Господи, цари Ассирийские опустошили все страны и земли, но там были не боги, а изделия рук человеческих, дерево и камень; потому могли истребить их ассирийцы. А ныне, Господи Боже наш, да узнают все царства земли, что Ты един Истинный Господь и Бог, спаси нас от рук их.”

 

И Господь посылает пророка Исаию сказать царю:

 

“Так говорит Господь о царе Ассирийском:—не войдет он в этот город, и не бросит сюда стрелы и не приступит к нему щитом. По той же дороге, по которой пришел, возвратится, а в город сей не войдет, говорит Господь. Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради раба моего Давида.”

 

“И вышел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч человек. И встали по утру, и вот все тела мертвые. И отступил, и пошел, и возвратился Сенахерим, царь Ассирийский” (Ис. 37:33-37).

        И Езекия, начавший свое царствование в политической стесненности и бедности, кончает его в богатстве и славе, как духовной, так и земной.

 

“И было у Езекии богатства и славы весьма много: и хранилища он сделал себе для серебра и золота и камней драгоценных, для ароматов и для щитов и для всяких драгоценных сосудов. И кладовые сделал для произведений земли и для хлеба, вина и масла, и стойла для копей и скота. И города построил себе, потому что дал ему Бог весьма большое имущество” (2 Пар. 32:27).

 

Вот под какими впечатлениями, под какими влияниями проходила ранняя юность будущего царя Манассии, младшего и любимейшего из сыновей царя Езекии, чада старости его. Казалось, можно было бы надеяться, что Манассия — сын благочестивого отца наследует его благочестие и продолжит отцовское дело. Но этого не случилось. Матерью Манассии была финикийская царевна по имени Хефциба, что значит “в ней услаждение мое.” Так с любовью была она названа своим мужем, царем Езекией, когда он на старости лет, после того, как Господь внял его молитвам и дал ему еще 15 лет жизни, женился на юной и, надо думать, прекрасной финикиянке.

        Влияние матери финикиянки на Манассию оказалось до чрезвычайности тлетворным. “Двенадцати лет был Манассия, когда воцарился и 55 лет царствовал в Иерусалиме. И делал он неугодное в очах Господних, подражая мерзостям народов, которых прогнал Господь от лица сынов Израилевых. И снова построил высоты идольские, которые разрушил Езекия, отец его, и соорудил жертвенники Ваалам в доме Господнем, и соорудил жертвенники светилам небесным па обоих дворах Господних.”

        Значение этих деяний Манассии усугубляется тем, что храм Божий в Иерусалиме был в те времена единственным храмом Истинного Бога во всем мире, в то время, как языческими храмами была полна вся земля. И вот, Манассия не щадит этого единственного храма Господнего, но наполняет его мерзостью финикийской. Особенное негодование иудеев, оставшихся верными Господу, вызвало то, что Манассия “Поставил изображение Астарты и истуканов ее в храме Божием” (4 Цар. 21:7). Служение Астарте и истуканам ее (фаллосам) было связано с культовым развратом, культовой проституцией девочек и мальчиков.

        “Манассия проводил сыновей своих через огонь в долине сыновей Енномовых” (2 Цар. 33:6). Об этом через несколько столетий с негодованием вспоминает святой пророк Иеремия: “В доме Моем, над которым наречено имя Мое, поставили мерзости свои, осквернили его. Устроили высоты тофета в долине сынов Енномовых, чтобы сжигать сыновей своих и дочерей своих в огне в честь Молоха” (Иер. 7:30 и 32:34. Тофет — финикийское слово, значушее каменный помост, на котором стоял кумир Молоха, медный или бронзовый, внутри которого разводился огонь, и когда кумир накалялся, на протянутые руки его клали детей, приносимых в жертву Молоху, сжигая их заживо. Этот страшный обычай был широко распространен во всех финикийских и пунических городах. О Карфагене римские писатели с негодованием сообщали, что там в дни празднеств приносились таким образом в жертву Молоху и богине Танит сотни детей, как отпрысков знатных пунических семейств, так и детей военнопленных).

        “Еще же пролил Манассия весьма много неповинной крови так, что наполнил ею Иерусалим от края до края” (4 Цар. 21:16).

        Он приказал предать смерти престарелого сродника своего, духовного руководителя своего отца, великого пророка Божиего Исаию. Древние таргумы, а также св. Иустин Философ (“Против Трифона,” ст. 120) говорят, что, проявляя изощренную жестокость, Манассия приказал перепилить пророка Божия деревянной пилой.

        “И делал Манассия, царь иудейский, мерзости хуже всего того, что делали Амореи, которые были прежде, и ввел Иудею в грех идолами своими” (4 Цар. 21,11).

        Конечно, жестокости и гнусности в начале царствования Манассии, пока он еще  оставался отроком, мы можем приписать его матери финикиянке и ее приближенным. Но ужас и мерзость деяний Манассии продолжались 45 лет, когда его матери давно уже не было в живых. В этих мерзостях прошла юность его и зрелость и подошла старость.

        Можно ли было иметь какую-нибудь надежду на изменение и нравственное возрождение такого человека? Ведь он грешил не по неведению: он был сыном благочестивого царя, он слышал почти евангельскую проповедь св. пророка Исаии, своего родственника. И он все попрал, все залил кровью и отвратительной грязной нечистотой. Может ли такой человек покаяться? Ведь должен же быть предел даже для Божиего терпения. Но Божиему всепрощению предела нет. И Манассня покаялся.

        Трудно думать об этом без внутреннего душевного волнения. И в наше страшное время, видевшее кровь праведных, обильно льющейся по улицам сел и городов наших, видящее и сейчас на каждом шагу мерзости, превосходящие финикийские, нам, детям и потомкам благочестивых отцов и прадедов, поправшим их веру, нам так важно знать, что нет предела Божиему всепрощению, что ни для кого, даже для нас, не закрыты врата покаяния.

        В 647 г. до Р.X. Самашукин, брат Ассирийского царя Ассурбанипала, наместник Вавилона, поднял восстание против своего брата,  царя, и пригласил Манассию, царька полу вассального по отношению к Ассирии, присоединиться к Вавилону в качестве союзника против Ассирии. В свою очередь, Манассия должен был вступить в переговоры с такими же полу вассальными царьками финикийских городов-государств, привлекая их к союзу с Самашукином. Манассия согласился, но действовал нерешительно. Между тем, Ассурбанипал решительно вторгся в Вавилон, наголову разбил своего мятежного брата, и тот, боясь попасть в руки разгневанного и прославленного жестокостью повелителя-брата, сжег свой дворец и себя в нем. Ассурбанипал потребовал, чтобы Манассия явился к нему в Вавилон дать отчет в своих действиях.

        Представители Ассирийского царя прибыли в Иерусалим, Момент был решительным и зловещим. Царь Ассирийский, во главе своего победоносного, одушевленного успехом войска, находится в Вавилонии, в нескольких дневных переходах от Иудеи. Если Манассия не проявит покорности, Ассурбанипал, вторгшись в Иудею, пленит страну и Иерусалим. Едва ли Господь для Манассии повторит чудо, совершенное Им для Езекии. Если даже Манассия проявит покорность, то, может быть, эта участь минует его страну, но лично для него надежды нет почти никакой. И тут Манассия впервые проявляет проблески добра и мужества: 59-летним человеком, на пороге старости, он соглашается без сопротивления идти к царю Ассирийскому.

        Посланцы царя Ассирийского не церемонились с ним. “Они заковали Манассию в кандалы и оковали его цепями и отвели его в Вавилон” (2 Цар. 33,11).

        Об этом событии говорят и ассирийские летописи. Перечисляя царей побежденных Ассурбанипалом, они называют и “Менассе, царя Ягуду” (Keilinschriftliche Bibliothek, Schrader II. 149,239).

        В этом плену Манассия провел несколько лет, сколько точно, мы не знаем, но никак не менее пяти лет.

        Святая Библия повествует: “В тесноте своей он стал умолять Господа Бога своего и глубоко смирился пред Богом отцов своих. И молился Ему, и Бог преклонился к нему и услышал моление его и возвратил его во Иерусалим” (2 Цар. 33:12 и 13).

        Молитва его, сложенная им в плену, дошла до нас, но не в еврейском подлиннике, который был когда-то утрачен, а в древне-греческом переводе, однако и в еврейском Священном Писании есть упоминание о ней (см. 2 Цар. 33:19).

        Она потрясающа по силе. Приведем ее и в русском, и в церковно-славянском тексте, дословно передающем греческий текст:

 

Господи, Вседержителю, Боже отец наших Авраама, Исаака и Иакова и семени их праведного, сотворивший небо и землю со всем благолепием их, связавший море словом повеления Твоего, заключивший бездну и запечатавший ее страшным и славным именем Твоим, которого все боятся и трепещут от лица силы Твоей, потому что никто не может устоять пред великолепием славы Твоей, и нестерпим гнев прещения Твоего на грешников. Но безмерна и неисследима и милость обетования Твоего, ибо Ты Господь Вышний, благий, долготерпеливый и многомилостивый, и кающийся о злобах человеческих. Ты, Господи, по множеству Твоей благости обещал покаяние и отпущение согрешившим Тебе и множеством щедрот Твоих определил покаяние грешникам во спасение. Итак, Ты, Господи Боже праведных, не положил покаяния праведным Аврааму, Исааку и Иакову, не согрешившим Тебе, но положил покаяние мне грешному, потому что я согрешил паче песка морского. Многочисленны беззакония мои, и я недостоин взирать и смотреть на высоту небесную от множества неправд моих. Я скован многими узами железными, так что не могу поднять головы моей, и нет мне отдохновения, потому что прогневал Тебя и сделал пред Тобою злое: не исполнил воли Твоей, не сохранил повелений Твоих, поставил мерзости и умножил соблазны. И ныне преклоняю колена сердца моего, умоляя о Твоей благости. Согрешил я, Господи, согрешил и беззакония мои я знаю. Но прошу молясь Тебе: отпусти мне, Господи, отпусти мне и не погуби меня с беззакониями моими, и не осуди меня в преисподнюю. Ибо Ты — Бог, Бог кающихся, и на мне яви всю благость Твою, спасши меня, недостойного, по великой милости Твоей, и буду прославлять Тебя во все дни жизни моей, потому что Тебя славят все силы небесные, и Твоя слава во веки веков. Аминь.

 

Из многих исторических источников, повествующих о тех временах, мы знаем о десятках и сотнях тысяч пленников, страдавших в жесточайшем ассирийском плену. Редко какой народ даже в языческой древности имел такую ненасытную жажду мучительства и убийств. “У него на сердце — разорить и истребить множество народов,” — говорит об Ассирии пророк Исаия. Ассирийцев называет он “народом свирепым.” А св. пророк Наум называет столицу Ассирии Ниневию “город кровей, весь он полон обмана и убийств.”

        И до нас дошли во множестве гордые и свирепые заявления ассирийских царей о том, сколько стран они разорили, сколько городов разрушили, сколько людей убили, ослепили, увели в плен. Они хвалятся своей жестокостью, своей беспощадностью, бесчеловечностью. Этими их хвастливыми памятниками полны современные музеи и коллекции исторических достопримечательностей.

        Между тем, голос их жертв, тех, кого они пленяли и мучили, почти не слышен, он не доходит до нас, заглушенный не только множеством прошедших веков, но и тем, что вероятно никто не вышел живым из ассирийского плена, чтобы рассказать о своих и  сотоварищей своих страданиях, за одним единственным исключением: за исключением приводимой тут молитвы царя Манассии. И потому мы можем сказать, что в ней он говорит не только за себя, но и за сотни тысяч тех, кто, как и он, томился в страшных ассирийских узилищах. Больше того, он говорит и за миллионы иных пленников, до нынешних включительно.

        Когда он говорит: “Окован многими узами железными, во еже не возвести главы моея, и несть мне ослабления,” — он говорит не фигурально. Он говорит о действительном физическом своем состоянии, когда он не мог поднять свою голову, прикрученную железными цепями и кандалами. И, наоборот, лишь фигурально мог он сказать, что “преклоняет колена сердца своего,” — телесных колен не мог он преклонить на молитву в это время.

        Для нас же, как и для всех читателей его потрясающей молитвы, в этих конкретных его образах заключается важный и глубокий фигуральный смысл, потому что грех связывает и сковывает человека не менее жестоко, чем ассирийские тюремщики.

        Возвратившись в Иерусалим, Манассия постарался по мере возможности загладить причиненное им зло. “И узнал Манассия, что Господь есть Бог... И низверг чужеземных богов и идолов из дома Господня, и все капища, которые соорудил на горе Господней и в Иерусалиме, выбросил их за город. И восстановил жертвенник Господень, и принес на нем жертвы мирные и хвалебные и сказал иудеям, чтобы они служили Господу Богу Израилеву” (2 Цар. 33:13-16).

        Почему ассирийцы помиловали его, вопреки своим обычаям, трудно сказать. Может быть, не завоевав Иудеи, они сочли более разумным посадить на Иерусалимском престоле человека, видевшего их мощь и потрясенного их жестокой силой. И мы можем догадываться, что воле Божией было угодно вывести из страшного плена этого тяжело согрешившего и пламенно покаявшегося царя, чтобы он поведал миру о своем опыте и передал всем кающимся поколениям свою огненную молитву, показав на своем примере насущно нужную для всех людей истину о том, что Божиему всепрощению нет предела, и никогда ни для кого не закрыты врата покаяния.

        Внесенная в чип Великого Повечерия и помещенная во всех христианских часословах, читаемая в православных церквах ежедневно Великим Постом и много раз в прочее время года, отозвавшаяся благодаря этому в сотнях миллионов сердец, эта молитва Манассии, царя Иудейского, сложенная в смрадном мраке ассирийской темницы, звучит, конечно, бесконечно громче всех хвастливых памятников ассирийских властителей, поверхностно вспоминаемых лишь на несколько минут посетителями музеев и составителями исторических коллекций, свидетельствуя тем, что сила Божия в немощи совершается от лет древних до нынешних.

 

 

Священное Писание

и Богослужение

За ежедневным богослужением в Православной Церкви, как известно, повторяется в основных чертах процесс совершения всего дела спасения людей: вечерня начинается воспоминанием о сотворении мира, потом напоминает грехопадение людей, говорит о покаянии Адама и Евы, о даровании Синайского Закона, заканчиваясь молитвой Симеона Богоприимца. Утреня рисует состояние ветхозаветного человечества перед Пришествием в мир Христа Спасителя, рисует скорбь, надежду, ожидание тогдашних людей, говорит о Благовещении Пресвятой Деве Марии и о Рождестве Господа. Литургия являет всю жизнь Христа Спасителя от Вифлеемских яслей до Голгофы, Воскресения и Вознесения, через символы и напоминания вводя нас в реальность, потому что в святом Причащении мы принимаем не символ, но реально Самое Тело Его, Самую Кровь Его, то Самое Тело, ту Самую Кровь, Которые преподал Он на Тайной Вечере в Сионской горнице, то Самое Тело, ту Самую Кровь, которые пострадали на Голгофе, воскресли из гроба и вознеслись на небеса.

        Повторение в Богослужении, хотя бы в самых кратких чертах, всего процесса приготовления человечества к принятию Господа, необходимо потому, что оба процесса — и исторический и богослужебный имеют по существу одну цель: и тут, и там надо слабого, немощного, косного, плотского человека приготовить к самому великому и страшному: к встрече со Христом — Сыном Божиим — и к соединению с Ним. Цель одна, и объект один и тот же — человек. Следовательно, и путь должен быть один и тот же.

        В историческом процессе приготовление людей к принятию Сына Божия связано теснейшим образом со Священным Писанием не только потому, что в Писании изложен этот процесс, но и потому, что именно Писанием с момента появления его более всего подготовлялись души людей к духовному возрастанию, делавшему их способными встретить Христа. По церковному преданию, Пресвятая Дева Мария в момент благовестия Архангела читала книгу пророка Исаии, во всяком случае, благодаря знанию пророчества Исаина могла Она понять и принять Благовестие. Иоанн Креститель проповедовал во исполнение Писаний и словами Писания. Его свидетельство “Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира,” давшее Господу первых апостолов, могло быть ими понято только при свете Писания.

        Естественно, что с самого начала  процесс индивидуального приготовления каждого отдельного человека к принятию Сына Божия, т.е. Богослужение, оказался теснейшим образом связанным с тем же Божиим орудием, каким и исторически было подготовлено человечество к тому же самому, т.е. со Св. Писанием.

        Самый акт вхождения Господа и Спаса нашего Иисуса Христа в мир в Таинстве Пресуществления — это очень краткий акт, как кратким он был и при первом совершении его Самим Христом в Сионской горнице на Тайной Вечере. Но приготовлением к нему, к этому акту, служило все священное, все доброе во всей предыдущей истории человечества.

        Кратка Тайная Вечеря, кратко и ее повторение в Божественной литургии, но понимает христианское сознание, что к этому важнейшему во вселенной акту нельзя приступать без достойного соответствующего приготовления, ибо говорит Господь в Писании: “проклят всякий, творящий дело Божие с небрежением” и “Кто ест и пьет [Причастие] недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем” (1 Кор. 11:29).

        Достойным приготовлением к принятию Сына Божия в историческом процессе было главным образом Священное Писание. Оно же, т.е. бережное благоговейное чтение его, может быть соответственным приготовлением к принятию Сына Божия и в процессе богослужебном.

        Вот почему, а не только из подражания синагоге, как это часто истолковывается, с самого начала христианской истории Священное Писание заняло такое всеобъемлющее место в деле подготовления христиан к Таинству Евхаристии и к причащению св. Тайн Христовых, т.е. в Богослужении.

        В первоначальной Церкви, в самые первые годы Её существования, в Иерусалиме, когда Церковь состояла преимущественно из иудеев-христиан, чтение и пение Священного Писания совершалось на священном языке Ветхозаветной Церкви, на языке древне-еврейском, хотя народу, говорившему тогда уже по-арамейски, древне-еврейский язык был почти непонятен. Для разъяснения Священного Писания его текст истолковывался по-арамейски. Эти толкования назывались таргумами. В христианстве таргумы означают истолкования Ветхого Завета в смысле его свершения и восполнения в Завете Новом.

        Эти истолкования Ветхого Завета совершались самими святыми апостолами и были для первоначальной Церкви заменой Священного Писания Нового Завета, которого, как такового, еще не существовало.

        Таким образом, несмотря на отсутствие у первоначальной Церкви книг Нового Завета, по существу, христианское богослужение с самого начала состояло из слушания и научения от Божественных глаголов обоих Заветов. И истолкования святыми апостолами Ветхозаветных Писаний — Закона, Пророков и Псалмов, было важнейшей частью подготовительного к св. Евхаристии богослужения.

        Образцами таких христианских толкований на Ветхий Завет являются сохраненные в Деяниях Апостольских проповеди ап. Петра и первомученика Стефана.

        В дальнейшем, когда в Церкви стали преобладать христиане из язычников, Священное Писание Ветхого Завета стало читаться и объясняться на греческом языке, общепонятном тогда во всем известном мире. Вскоре появились уже и книги Нового Завета, сначала послания апостолов, потом евангелия и иные апостольские творения, написанные также по-гречески.

        При этом провиденциально важным обстоятельством было то, что апостольской Церкви не нужно было заботиться о создании перевода Ветхого Завета на новый священный язык Церкви — на греческий.

        Перевод этот Промыслом Божиим был уже приготовлен заранее богодухновенным подвигом Ветхозаветной Церкви, создавшей такой перевод всех священных книг Ветхого Завета с еврейского языка на греческий. Этот перевод называется переводом 70-ти или по латыни — Септуагинтой.

 

 

Значение греческого перевода Септуагинты

Мы знаем историю написания Септуагинты и верим этому древнему церковному преданию. Во второй год царствования Птоломея Второго Филадельфа (в 282 году до Р. X.), по благословению праведного первосвященника Елеазара, избранные от всех 12 колен Израилевых переводчики совершили этот перевод. Благодаря этому промыслительному делу, духовная подготовка к встрече и принятию Сына Божия выносилась за пределы Еврейского народа и распространялась на все населения берегов Средиземного моря, которое все тогда в большей или меньшей степени говорило и понимало по-гречески.

        Насколько велико значение Септуагинты в деле первоначальной проповеди христианской, видно из того факта, что в конце 1-го века подавляющее большинство обращаемых в христианство происходило не из иудеев и не из неподготовленных еще язычников, а из так называемых прозелитов, т.е. язычников, знакомых с Ветхозаветным Законом в греческом переводе и привлеченных к нему душой. Это привлечение к Закону язычников совершалось евреями путем распространения среди язычников священных книг на греческом языке, т.е. Септуагинты. Основную струю процесса распространения христианства в течение 2-й половины 1-го века можно представить себе так: язычники, общаясь с евреями, получали от них их священные книги по-гречески, прочитывали их, прилеплялись душой к этим Божественным глаголам, но искали и не находили ни в самих книгах, ни у еврейских толкователей разъяснения многого, остававшегося непонятным в Писании. Приходили христианские проповедники и, показывая, как все предреченное в Писании исполнилось и совершилось во Христе Иисусе, тем приобретали для Господа новые души. История вельможи царицы Эфиопской, просвещенного апостолом Филиппом, является иллюстрацией этого процесса.

        Указания, что именно так обычно совершалось обращение в христианство за время проповеди св. апостола Павла, мы найдем в книге Деяний: в Антиохии Писидийской св. апостол объясняет историю Ветхого Завета в христианском свете, и “при выходе их из иудейской синагоги язычники просили их говорить о том же в следующую субботу. Когда же собрание было распущено, то многие иудеи и чтители Бога, обращенные из язычников последовали за Павлом и Варнавой” (Деян. 13:42-43). “В Иконии они (апостолы) вошли вместе в иудейскую синагогу и говорили так, что уверовало великое множество иудеев и эллинов” (Деян. 14:1). “Они пришли в Фессалонику, где была иудейская синагога. Павел, по своему обыкновению, вошел к ним и три субботы говорил с ними из Писаний, открывая и доказывая им, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть из мертвых, и что сей Христос есть Иисус, Которого я проповедую вам. И некоторые из них уверовали и присоединились к Павлу и Силе, как из эллинов, чтущих Бога, великое множество, так и из знатных женщин немало” (Деян. 17:1-4).

        “Христиане приняли Септуагинту, как свою версию Ветхого Завета, и ее единственно употребляли для проповеди и защиты своей веры. При этом христиане приписывали, в известной мере, боговдохновенность переводу Септуагинты, потому что ее варианты в переводе провиденциально помогали христианским аргументам... Септуагинта облегчала путь христианской миссионерской работе среди язычников. Она была той Библией, которую первые провозвестники Евангелия имели в руках, проходя по всем пределам Римской империи в первые десятилетия христианства, когда еще не было книг Нового Завета. Древнее иудейство Септуагинтой пропахало борозды для посева евангельских семян в Западном мире,” — пишет А. Дейсман в своей книге “Новый свет Нового Завета.”

        Видя, каким мощным орудием служит Септуагинта для привлечения к ненавистному им христианству людей, которых они уже считали своими последователями, руководители еврейства со всей силой возненавидели Септуагинту, несмотря на то, что это — единственный перевод священных книг, официально одобренный еврейской религиозной властью и совершенный соединенным подвигом всех 12 колен Израилевых. Талмуд говорит: “проклят день, в который Семьдесят старцев перевели Закон на греческий язык для египетского царя. Этот день подобен тому, в который Израиль сотворил золотого тельца.”

        Поэтому во 2-м веке по Р. X. еврейство делает новые переводы Ветхозаветных книг на греческий язык. Это переводы Акилы, Симмаха и Феодотиона, сделаны во 2-ом веке. В этих переводах очень заметна анти-христианская тенденция — старание затемнить мессианские места в Ветхом Завете, сделать их менее ясно относящимися ко Христу Спасителю.

        В это же самое время иудейство начало свою грандиозную работу по реформе оригинала Священного Писания — древне-еврейского его текста — в целях установить его незыблемость. Эта реформа, происходившая с 2-го по 8-й века, заключалась в том, что еврейские книжники, т.н. масореты, т.е. хранители традиции, по определенному, проверенному ими образцу переписывали все книги Священного Писания, предназначенные для  чтения в синагогах, сверяли их буква к букве, вводя новую пунктуацию гласных и знаков препинания. А потом, под страхом херема — проклятия, запретили евреям употребление каких-либо иных вариантов Священного Писания, кроме таким образом проверенного. При этом, в своей работе над еврейским текстом масореты тоже всячески старались затемнить ясность мессианских мест, предрекающих о Христе Спасителе.

        Особенно широко известна борьба вокруг пророчества св. Исаии: “Се Дева во чреве приимет и родит Сына” (7:14). В первоначальном тексте здесь без сомнения стояло слово “Бетула” — Дева, что ныне подтвердилось новейшей находкой древнейшего манускрипта пророчества Исаии около Мертвого моря. Святые 70 толковников перевели слово “Бетула” греческим словом “Parthenos.” Между тем, еврейские книжники в свой массоретский вариант вместо слова Бетула-Дева поставили слово “га-альма” — молодая женщина. И в переводах Акилы, Семаха и Феодотиона тут по-гречески стоит слово “неанис” — молодица, т.е. молодая женщина, несмотря на то, что в этом случае пропадает весь смысл слов пророческих, на что указывали еще древние христианские апологеты: каким знамением может быть зачатие и рождение сына молодой женщиной, если это происходит по всему миру ежедневно?

        Итак, с самой ранней эпохи Своей истории Церкви Христовой приходилось делать выбор между несколькими вариантами Священного Писания. И Церковь совершенно ясно, ни мало ни колеблясь, из всех вариантов отдала предпочтение богодухновенному переводу 70-ти, сделав лишь единственное исключение: книгу пророка Даниила Церковь выправила по переводу Феодотиона, потому что в переводе 70-ти здесь замечается слишком большое расхождение с еврейским подлинником. Этой подробностью Церковь лишний раз показала, что Она ничем, даже авторитетом высоко почитаемых Ею святых древних толковников, не связана, но свободно избирает и узнает Свое Священное Писание.

        Церковь чрезвычайно чтит перевод 70-ти — Септуагинту. Св. Ириней считает, что святые толковники были столь же вдохновляемы Духом Святым, как пророки и апостолы (Ириней 3, XXI, 4). Св. Иустин Философ в “Обращении к грекам,” Тертуллиан, св. Киприан, блаж. Августин, Климент Александрийский называют перевод 70-ти богодухновенным. Св. Василий Великий называет его знаменитейшим в Церкви.

        Церковь отдает переводу 70-ти предпочтение не только перед иными переводами, но и перед еврейским подлинником Ветхого Завета.

        Церковь не доверяет еврейскому подлиннику Ветхого Завета, вернее единственной сохранившейся доныне его форме — масоретской, потому что в течение двух тысячелетий христианской истории еврейский подлинник хранился в нехристианской среде, враждебной христианству, переписывался нехристианскими руками. Даже, если не подозревать злого умысла, то все-таки эти нехристианские переписчики всегда могли ошибаться, не зная таинств христианской веры и потому не понимая полного смысла тех священных книг, которые они переписывали; могли всегда сделать ошибку, а сделав ее, не могли ее осознать.

        Между тем, текст перевода 70-ти хранился в христианской среде, переписывался христианами, знающими полноту смысла Священного Писания, а самое главное, все время оставался под непрестанным контролем Церкви — хранительницы Истины, непогрешимой выразительницы Духа Святого.

        Церковь признает в Септуагинте не только авторитетнейший текст, но и состав Священного Писания определяет по Септуагинте. Септуагинта полностью сохранила нам Священное Писание, а масоретская традиция частично его утратила. Мы говорим о так называемых “канонических” и “неканонических” книгах Ветхого Завета, канон каковых был определен собранием еврейских раввинов в Иамне в конце 1-го или в начале 2-го века по Р.X. Конечно, Церковь не могла принять для Себя руководящим этот канон, и вместо него, при определении боговдохновенности Священных книг, руководствуется Своими правилами: 85 правилом Апостольским, 33 пр. Карфагенского Собора, 60 правилом св. Афанасия Великого, а также древней церковной традицией, считающей в Священном Писании Ветхого Завета 50 книг. Иерусалимский поместный Собор 1672 года, постановления которого были подтверждены одновременным ему Константинопольским Собором, а от имени Русской Церкви были подписаны Ее представителем архимандритом Иосифом, гласит: “Неканонические книги, неразумно и злостно называемые апокрифами, есть неизменная и действительная часть Священного Писания.”

        Все Священное Писание Нового Завета теснейшим образом связано именно с Септуагинтой. Многие места Новозаветных книг будут непонятны, если мы в качестве Ветхого Завета будем пользоваться каким-либо иным вариантом. Например, непонятна ссылка св. ап. Павла в послании к Евреям (1 гл., 6 ст.) на псалом 96:7, где по массоретской традиции стоит “поклонитесь пред Ним все боги,” в то время, как ап. Павел говорит: “да поклонятся Ему все ангелы Божии,” как мы и находим в нашем тексте Септуагинты. Непонятна при сопоставлении с массоретским текстом ссылка в речи ап. Иакова в Деяниях (15:16) на пророка Амоса. Ссылки ап. Иоанна “кость Его да не сокрушится” нет в таком виде в масоретском тексте (есть в сходном), но эти слова в полной точности находятся в тексте 70-ти (Исх. 12:10). Непонятны в массоретском тексте и слова Господни в так называемом “первоевангелии,” в обетовании людям после грехопадения о том, что “Семя Жены сотрет главу змия,” каковых слов нет у массоретов, и многое другое.

        Но не только внутренне, а и внешне Новый Завет в своем греческом подлиннике тесно связан именно с Септуагинтой.

        Все Священное Писание Нового Завета написано языком Септуагинты. Даже единственная Новозаветная книга, первоначально написанная не по-гречески, — евангелие от Матфея, вскоре же по написании или самим евангелистом, или же ап. Иоанном Богословом было переведено на тот же язык, который мы называем языком Септуагинты, потому что Септуагинта, как и всякое великое литературное произведение, создало свой язык, и этим именно языком, а не какой-либо иной вариацией греческого языка написаны все новозаветные книги. И почти все ссылки на Ветхий Завет в Новом Завете (за исключением Евангелия от Матфея) сделаны по тексту Септуагинты.

        Насколько велико единство Септуагинты с Новым Заветом хорошо свидетельствуют протестантские библеисты, не имеющие никаких оснований быть особенно расположенными к Септуагинте — известный немецкий библеист Е. В. Грифильд и глава Департамента Библейской истории и литературы Шеффильдского университета Ф. Ф. Брюс, ссылаясь на Гриффильда, пишет: “Только тот, кто изучает Новый Завет по-гречески совместно с Септуагинтой, получает полное представление об единстве Библии, какого он не получит при изучении Ветхого Завета в иной вариации” (F. F. Bruce, The Old Testament in Greek).

        Вместе с Новым Заветом Септуагинта своим содержанием напитала всю последующую жизнь Церкви: Ее богослужебный чин, Ее наставления Своим чадам,  законы и правила Церкви и творения Ее святых отцов.

        Вернемся к богослужению. При переводе древнехристианского богослужения с еврейского на греческий язык возникла еще одна важная перемена: утрачена песненная форма из большей части священного текста. Она сохранилась в греческом тексте лишь в тех в особой мере песненных частях ветхозаветных книг, которые специально ритмически переведены на греческий язык и получили в церковной богослужебной практике наименование Ветхозаветных песен, и, конечно, в Псалтири, бывшей и оставшейся главным источником песненного материала для церковного богослужения.

        Поэтому значительная часть Священного Писания за богослужениями на греческом языке стала читаться, а не петься, петься же стали только псалмы и ветхозаветные песни, к которым вскоре присоединились те немногие песненные части, которые заключаются в новозаветных Священных Писаниях: песнь Богородицы при встрече Ее со св. Елизаветой (т.н. Магнификат), песнь Захарии по рождении св. Иоанна Крестителя и песнь св. Симеона Богоприимца.

        Вследствие этой сравнительной скудости песненного материала по-гречески явилась нужда в новых песненных творениях для богослужений. В первохристианские времена слагается, основанный на переданном в Евангелии пении ангелов гимн “Слава в вышних Богу” (т.н. Глориа), мученик Афинагор пишет гимн “Свете Тихий,” а потом Церковь с избытком начинает пополняться вдохновенными творениями великих церковных песнописцев.

        Все эти новые церковные творения неизменно пользуются языком, образами и мыслями Священного Писания. Закон, который мы установили в начале настоящего очерка: подготовка к встрече и принятию Сына Божия и которая совершалась и в историческом, и в богослужебном процессе, но преимущественно чрез Священное Писание, этот закон остается в силе. Творения церковных песнописцов и внутренне, и внешне теснейшим образом связаны со Священным Писанием.

        Отчасти эта связь диктуется самим составом богослужения. Чин вечерни состоит из пения и чтения псалмов, которые в более позднее время стали перемежаться пением т.н. стихир, т.е. песнопений, посвященных совершаемому празднику, и из чтения частей Ветхозаветных книг, т.н. паремий. Следовательно, больше половины вечерни состоит из ветхозаветного материала, а новые песнопения составлены языком Священного Писания, т.е. языком Септуагинты.

        То же можно повторить и про утреню, первая половина которой состоит также из пения и чтения псалмов, а вторая половина — из пения т.н. Ветхозаветных песен. В настоящее время эта вторая половина заменена пением и чтением т.н. канонов, составлявшихся первоначально в виде комментариев к стихам Ветхозаветных песен. Уже это одно определяет библейский характер содержания и языка канонов. Заканчивается утреня древнехристианским гимном “Слава в вышних Богу.”

        Наконец, и самая Литургия также в значительной степени пропитана библейскими элементами. Но в ней эти элементы более переработаны. На очертание Литургии наибольшее влияние оказывает наименее читаемая в церкви книга Священного Писания — Апокалипсис. Общее оформление литургии: стояние священнослужителей вокруг Престола, вхождение и исхождение из Алтаря, терминология священнодействий: Жертва, Агнец, Престол, Жертвенник — являются, с одной стороны, воспроизведением древнего ветхозаветного священнодействия, с другой стороны, и притом в большей степени, являются отображением образов Апокалипсиса, Все литургические возгласы священника являются или буквальным воспроизведением, или перефразировкой доксологий Апокалипсиса. Например: “Богу и Отцу слава и держава, во веки веков. Аминь” (Откр. 1:6); “Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков” (5:13); “Достоин Ты Господи, принять славу и честь, и силу, ибо Ты всё создал” (4:11). По Апокалипсису же составлены и многие песнопения Литургии, например: “Свят, Свят, Свят Господь Вседержитель, Который был и есть и грядёт” (4:8).

        Все это в самой глубокой и всесторонней мере пропитывает все богослужение Православной Церкви словами, образами и мыслями Священного Писания.

        Уже несколько раз мы указывали на внутреннее обоснование этого. Сейчас скажем о практическом выводе из этого, практическом выводе, важном для тех, кто пожелал бы заняться святым и радостным, вдохновляющим делом перевода безмерного богослужебного богатства Православной Церкви на современные западные языки. Ему для этого надо прежде всего полностью и совершенно проникнуться библейской формой собственного материнского языка. Лишь при этом условии его перевод будет полноценным, художественно полнокровным и избегнет обеих опасностей — Сциллы и Харибды всякого художественного перевода: не будет ни рабской буквальной передачей чужого текста, ни вольным изложением — интерпретацией, далекой от подлинника, потому что переводчик, пропитавшийся языком Священного Писания, напитает свой язык тем самым источником, который напитал язык и тех, кого он переводит — церковных песнописцев.

        То, что мы говорили о связанности Нового Завета с Септуагинтой, мы должны будем повторить и относительно богослужения. В нем многое останется непонятным для нас, если мы будем пользоваться каким-либо другим вариантом Священного Писания Ветхого Завета, а не Септуагинтой.

        Например: 1-я песнь канона Пятидесятницы говорит: “Божественным покровен медленноязычный мраком...” и знающий Священное Писание православный понимает, что тут говорится о Моисее, потому что так, медленноязычным [косноязычным], он назван в книге Исход в переводе 70-ти, а не “несловесным,” как передает масоретский текст (Исх. 6:30).

        Не зная Маккавейских книг, мы не поймем, например, 8-го ирмоса 6-го гласа: “и праведного жертву водою попалил,” где говорится о событии передаваемом в 1-й главе 2-й книги Маккавейской (а не о жертвоприношении пророка Илии, как думают некоторые. В этом последнем случае было бы: “жертву и воду попалил”).

        В 109-м псалме по массоретскому тексту нет слов Рождественского прокимна и стихов “Из чрева прежде денницы Я родил Тебя,” каковые взяты из текста 70-ти.

        Если мы добавим, что языком Септуагинты, с теми же образами, намеками и указаниями на ее священный текст написаны и творения большинства святых Отцов Восточной Церкви, то мы поймем, что вышеприведенные слова Е. В. Гринфильда и Ф. Ф. Брюса о том, что для читающего Священное Писание Ветхого Завета в переводе 70-ти и Новый Завет в подлиннике, ярче и глубже раскрывается внутреннее и внешнее их единство, — эти слова можно перенести и на всю церковную область. Для православного грека, знающего Священное Писание Ветхого Завета в переводе 70-ти, Новый Завет в традиционном церковном изложении, при чтении святых отцов и при слышании и участии в богослужении, наглядно, ясно и конкретно раскрывается фундаментальная истина Православия о том, что голос Духа Святого не замолк после написания последних строк Священного Писания, что во всей силе и правде продолжает Он звучать во всей жизни Церкви, по преимуществу же в богослужении и в творениях Ее святых отцов.

        Но это духовно обогащающее сознание оказывается доступным не только грекам. Почти в такой же мере обладаем этим и мы, православные русские” потому что наше церковное Священное Писание Ветхого Завета на церковно-славянском языке сделано с перевода 70-ти, Новый Завет на церковно-славянском языке строго церковно-традиционен, и богослужение мы имеем во всех смыслах на том же языке.

        И хочется от всей души пожелать того же и нашим западно-европейским православным братьям: вчитываться, вживаться в богодухновенный перевод 70-ти, проникаться его языком, его образами, среди кодексов Нового Завета избрать наиболее церковный, наиболее традиционный, проверенный и подтвержденный Церковью, освоить язык этого Ветхого и Нового Заветов, и этим языком перевести все гигантское богатство православного богослужения.

        Для того, кто будет полностью владеть библейским языком, эта задача будет значительно облегчена тем, что большинство фраз и образов в богослужебных текстах будут ему знакомы,  уже как бы готовы.

        Но при этом неизбежно возникает для него еще один вопрос, столь же важный, как и вопрос Септуагинты. Это вопрос: каким  вариантом Нового Завета должен он пользоваться, чтобы оставаться неуклонно на церковном пути?

        Как известно, еще блаженный Иероним жаловался на множество разночтений в различных манускриптах Нового Завета, говоря: “Tot paene versiones, qout codides” — столько же вариаций, сколько и кодексов.

        Если мы просмотрим критические издания, например, Нестле, с научным аппаратом, т.е. с указанием разночтений, то увидим, что буквально ни одного слова в Священном Писании не останется неподвижным. Впрочем, большинство этих разночтений незначительно: “в Капернаум” пришел Господь или “к Капернауму”; “яко свет” была Его одежда при Преображении или “как снег” и т.д. Но есть и очень важные разночтения, как например, включать или не включать в евангелие от Матфея слов Христовых “Этот же род изгоняется молитвою и постом”; включать или не включать в евангелие от Марка вторую половину его повествования о Воскресении Господа. В евангелии от Луки просил разбойник на кресте Господа помянуть его “во Царствии Своем” или просто “помянуть”? Включать или не включать в евангелие от Иоанна повествование о блуднице, о которой Христос сказал книжникам: “кто из вас без греха, первый брось в нее камень”? Включать или не включать в послание от Иоанна исповедание Пресвятой Троицы: “Три свидетельствуют на небе Отец, Слово и Святый Дух, и Сии три суть едино”?

        Все это — вопросы разночтений. Современные протестантские издания решают их по разному: на основании авторитета различных знаменитых библеистов, на основании согласия большинства манускриптов, то есть по принципу большинства голосов, или на основании большей древности манускриптов и т. д. Все это не наши, не церковные пути.

        Вопрос разночтений может быть интересен и для нас, но лишь исторически: каковы были варианты в тексте. Критические издания вроде Нестле, где этот вопрос научно и наглядно поставлен — полезны. Но решать этот вопрос мы будем не по свидетельству большинства манускриптов и не по их древности, и уж тем более не на основании авторитета внецерковных библеистов. а на основании голоса Церкви. Для нас непогрешим тот текст Священного Писания и Ветхого и Нового Заветов, который принадлежит  Церкви, Ею принят и существует для Ее божественной жизни.

        Применяя внецерковную научную современную терминологию, мы с большим или меньшим приближением можем признать церковным текстом группу манускриптов, обозначаемую буквой “К,” иначе называемую Кени или Константинопольской, потому что эти манускрипты в своем большинстве и образцы, с которых они списаны, хранились и переписывались под руководством и контролем Церкви, в то время как прочие группы манускриптов, обозначаемые буквами “Н,” “I” и “К” (Египетская, Иерусалимская и Западная) являются плодами трудов частных лиц и не получали санкции Церкви.

        При этом необходимо отметить, что именно манускрипты группы “К” легли в основу первого греческого печатного издания, сделанного Эразмом Роттердамским в 1516 году (только Апокалипсис в этом издании сделан с других, неудовлетворительных источников). А издание Эразма Роттердамского под наименованием “текстус рецептус” послужило источником для большинства западно-европейских переводов. Позднейшие же переводы пользуются в большинстве случаев другими оригиналами.

        Мы же будем верны церковным путям.

        В духовном мире много дорог и тропинок, но прямым, правильным, верным путем является всегда один путь — путь церковный. Он начался Сотворением мира, покаянием Адама, подвигом Ноя, призванием Авраама, историей Избранного народа, Христом Спасителем. Его святыми апостолами, святыми отцами, подвигом иноков и верностью всех чад Церкви Христовой до наших дней, и продолжится до скончания века.

        Как у каждой дружной семьи есть свой язык, свои выражения, свои образы, так и у всех принадлежащих этому пути людей есть свой язык, свои образы, свои предания и обычаи: один язык, одни выражения, одни образы на всем протяжении от Сотворения мира и времени Синайского Закона до наших дней. И этот язык, эти образы и выражения поддаются передаче на все наречия земли, если только их искать, об этом заботиться и не сбиваться на неверные распутья.

 

 

Библия и археология

Полного единства в Библейских и научных знаниях нет и никогда не было. Наибольшее сближение Библейских и научных представлений было достигнуто в святоотеческое время, когда такие великие христианские учители и отцы Церкви, как Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Нисский, Иоанн Дамаскин, были в то же время и научно образованнейшими людьми своей эпохи.

        Попытки же достигнуть полного единства религиозных и научных знаний в позднейшее время — в Средние века, когда и религиозность потускнела, и научный уровень понизился, не принесли ничего, кроме вреда и религии, и науке.

        Это не значит, что наука и религия несовместимы, как хотят уверить нас враги религии.

        Но это значит, что религиозные и научные знания находятся на разных слоях человеческого познания, так как у них различные цели и разная методика. Священное Писание имеет одну Цель: спасение человеческих душ, приготовление их к восприятию Царства Небесного. Поэтому Священное Писание предназначено равно для всех времен. Равно во все времена человеку необходимо знать, что он, как и все в мире, сотворен Господом Богом, но в противоположность всему прочему тварному миру — материальному и душевному, он духом своим сотворен по образу и подобию Божиему, что все люди произошли от одной пары или даже от одного существа, что первая пара людей тяжко согрешила, но она же и положила начало покаянию и исправлению.

        Что первоначальный человеческий род так развратился, что Господь должен был уничтожить его водами Потопа, сохранив лишь праведного Ноя и его семью, от которых и восстановил заново человечество; что среди потомков этого праведного Ноя было много грешников, но были и праведники, что один из этих праведников стал предком Избранного народа, из среды которого вышел Спаситель мира — Христос.

        Все это надо знать христианину, чтобы правильно верить и быть подготовленным для защиты веры. Недаром Сам Христос Спаситель ссылался на эти факты из книги Бытия (Мф. 19:4, 24, 38; Мр. 10:6 и др.).

        Антропологических же и археологических сведений Священное Писание не дает. Они не нужны для дела спасения человеческих душ.

        Поэтому на твой вопрос, как по Библии надо представлять себе первых людей: красавцами ли, как их рисуют в Библейских иллюстрациях, или теми обезьяноподобными уродами, как они изображаются в популярных книгах по антропологии, ответа в Священном Писании мы не найдем, так как знание всего этого не нужно для душе пастырских задач Церкви.

        Но это никак не значит, что такой вопрос незаконен и что ты не имеешь права его задавать.

        Всеми вопросами имеет законное неотъемлемое право интересоваться христианин. Неправо говорят те, кто утверждает, что надо верить просто, не задавая вопросов. За такими утверждениями часто таится равнодушие и холодность к истине.

        Ап. Петр нас учит: “Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением” (1 Пет. 3:15). И an. Павел подтверждает: “Надо, чтобы вы знали, как отвечать каждому” (Кол. 4:6). Значит, надо ответить на вопрос: как по-христиански представлять первых людей?

        Но ответа на этот вопрос, как и на все внешние для Церкви вопросы: научные, экономические, государственные — надо искать не на строках Библии, а в свободных выводах человеческого разума, которому Господь предоставляет свободу, не предписывая, ни как вести научные исследования, ни как торговать, ни как строить государство.

        Церковь при этом требует от христианина только одного, чтобы каждое из этих дел он совершал честно, т.е. чтобы в научной области он стремился к отысканию научной истины, а не к навязываемым ему посторонними соображениями выводам.

        Современная материалистическая наука и на нашей Родине, и в западном мире тяжко грешит не тем, что ставит вопросы и утверждает гипотезы, иногда кажущиеся несовместимыми с христианскими истинами, а тем, что рассматривает эти противоречия недобросовестно, стремясь не к установлению истины, а к нанесению как можно большего вреда христианству.

        При этом такие борцы антихристианства проявляют часто вопиющее невежество в Священном Писании и вообще в делах веры.

        Например, когда-то глава воинствующих безбожников Е. Ярославский, издевался над Библейским текстом, пользуясь тем, что его слушатели, хотя и проходили в свое время уроки Закона Божия, но увы, очень плохо знали Библию; он утверждал, что по Библии неизвестно на ком женились сыновья Адама и Евы, Каин и Авель, потому что кроме них, никто в Библии не упомянут, хотя там совершенно ясно говорится, что Адам и Ева родили сынов и дочерей (Быт. 5:4).

        Коренной несовместимости подлинных научных данных и данных Библии, конечно, быть не может. И законы природы, которые изучает наука, и истины Священного Писания принадлежат Одному и Тому же Законодателю, Творцу и Промыслителю, Который не противоречит Сам Себе.

        Но снова повторю: полного совпадения между теми и другими данными быть не может, кроме указанной причины, еще и потому, что религиозные истины даются раз и навсегда для всех людей, и для  самого разнообразного их культурного уровня. А научные истины доступны лишь людям со специальной подготовкой и все время подвергаются переменам, в зависимости от новых и новых выводов науки.

        Нельзя проводить соединяющие нити между неподвижной скалой и быстро текущей рекой. Будем помнить, что, если преступны лживые, богоборческие утверждения материалистической науки, то, отнюдь, не полезны и противоположные, навязываемые науке представления, якобы, диктуемые интересами защиты Библии.

        Библия в защите и “подтверждении” не нуждается. А науке необходима  полная свобода в своих выводах.

        Конечно, домыслы, приводимые в защиту и “подтверждение” Библии, гораздо менее плохи, чем злоухищрения безбожников, но и они могут нанести вред.

        Сколько вреда в свое время принесло осуждение теории мироздания Коперника или теории эволюции Дарвина. Никак нельзя было торопиться с их осуждением, тем более, что сами создатели этих теорий были людьми верующими. Коперник был церковным старостой в своем англиканском приходе.

        Укажу попутно и на более мелкие и менее известные случаи неполезного применения научных терминов к Библейскому тексту.

        В Библейском повествовании о св. пророке Ионе в подлиннике, в еврейском тексте, говорится, что его проглотила “большая рыба,” по-еврейски “даг гадол.” При переводе этого текста на современные языки вместо “большая рыба” было поставлено “кит,” так как, согласно старинному научному представлению, именно кит является самой большой рыбой. Это представление сохранялось до половины XIX века, и еще в английской зоологии О. Гольдсмита, изданной в 1857 году, кит причисляется к рыбам.

        А сколько насмешек вынесла Церковь из-за этой неудачной замены слова, сколько плохо утвержденных душ поколебалось и усумнилось.

        То же самое можно повторить относительно слова “заяц” в Пятикнижии Моисея. По-еврейски тут стоит слово “шафан.” Это небольшой копытный зверек, в русской зоологии называемый даманом, по-английски — хираксом. Он водится в Сирии и Африке.

        При переводе, согласно тогдашней зоологической терминологии, их назвали зайцами. И в наше время враги Церкви, конечно, не упустили случая посмеяться над святым Библейским текстом, в котором сказано: “Не ешьте зайца (шафана), потому что у него копыта не раздвоены.” У зайца, конечно, нет копыт, а у дамана есть по три копытца на каждой лапке.

        Но вернемся к твоим вопросам: какой вид имели первые люди, и кого именно из известных науке предчеловеков и ранних видов человека можно назвать с нашей христианской точки зрения людьми?

        Как я уже дважды говорил, сопоставление научных сведений и истины Священного Писания небезопасно. Но, если мы сделаем это смиренно, осторожно и не навязчиво, то, может быть, мы не согрешим, а, наоборот, поговорим с пользой.

        Изыскивая метод, который можно тут применить, я вспомнил, что, по существу, ту же проблему должны были решать европейцы в эпоху великих открытий. И тогда этот вопрос: кто из новооткрытых человекообразных существ — люди, а кто не люди, приходилось решать не только теоретически, но и практически.

        В Африке встретили они горилл и шимпанзе, в Азии — гиббонов и орангутангов (что по-малайски значит “лесной человек”). Люди это или обезьяны? По телу они (особенно новооткрытый вид Бонобо) до чрезвычайности близки к людям. Но они не говорят — бессловесны, никакой духовной жизни в них не обнаруживается. Значит они — не люди.

        Когда в Америке испанцы и англичане встретили краснокожих индейцев, они тоже не сразу поняли, кто перед ними: люди или нет?

        Испанцы применили верный метод: они стали расспрашивать индейцев, верят ли те в Божество и в загробную жизнь? Убедившись, что индейцы верят в то и другое, испанцы признали их людьми и стали прилагать всяческие старания, чтобы обратить их в христианство.

        Англичане же, основываясь на физическом внешнем несходстве индейцев с белокожими европейцами и на враждебности их к пришельцам, отказались признать их людьми, не проявляли стараний обращать их в христианство и охотились на них, как на зверей.

        Этот метод неверный.

        Вопрос о том, кто из данных существ люди, и кто — не люди, решается не по внешним, а по внутренним признакам. С этим согласятся и все зоологи, и все антропологи. Но если для зоологов и антропологов внутренними признаками являются подробности строения скелета, пищеварительной и нервной системы, то для нас, христиан, и эти признаки являются внешними, и поставленный вопрос мы будем решать не по ним. Для нас решающими являются признаки духовные.

        Применим испанский метод к доисторической антропологии. И если мы не можем спросить древних ископаемых предчеловеков и людей: “как ты веришь?” то мы можем внимательно приглядеться к их останкам, именно, с этой точки зрения.

        Дриопитеки, австралопитеки и подобные им существа, конечно, не люди, несмотря на их бесспорное телесное сходство с людьми. Бонобо немногим дальше от человека по строению тела, и тем не менее он не человек, а обезьяна.

        Решающим для нас соображением является то, что ни у дриопитеков, ни у австралопитеков не обнаружено никаких следов духовных процессов.

        То же самое можем мы повторить и относительно питекантропа и синантропа (ныне и тот, и другой именуются Хомо Еректус), и даже о гейдельбергском человеке. Обо всех них в американском учебнике по палео-антропологии М. Дейя говорится: “Их мозг был объемом от 850 до 1200 куб. см. (мозг современного человека в среднем 1300 куб. см.), и насколько можно судить по структуре их ног, они ходили прямо... По-видимому у них были все данные, чтобы приступить к выработке начатков языка. Но нет никаких признаков, чтобы кто-либо из питекантропов обладал речью.”

        Следующей за перечисленными стадиями предчеловечества является неандерталец. Человек ли он? Он употреблял огонь, он делал каменные орудия. Все это как-будто заставляет нас предполагать в нем человека. К. Маркс и Энгельс утверждают, что именно выработка орудий производства делает предчеловека человеком. И тем не менее, окончательной уверенности в том, что неандерталец — человек, у нас нет.

        Никаких признаков духовности или одухотворенности в нем не замечается: ни произведений, хотя бы самого примитивного, искусства, ни каких-либо попыток украсить свои орудия или свое жилище мы не видим в сравнительно многочисленных останках неандертальцев.

        А примитивные орудия делают и шимпанзе (даже не бонобо), как свидетельствует Дж. Гудолл, которая наблюдала шимпанзе 9 лет.

        И только при наступлении следующего периода, при переходе от нижнего палеолита к верхнему, при смене неандертальца кроманьонцами, мы можем не колеблясь утверждать, что перед нами есть человек. У него наличествует чувство прекрасного.

        Он рисует иногда высокохудожественные изображения на стенах пещер, в которых обитает, он украшает свои орудия, он погребает мертвых, значит, верит в загробную жизнь. Пред нами бесспорные признаки уже не только душевных, но и духовных движений. На основании всего этого мы, следуя нашему методу, можем без тени сомнения утверждать, что кроманьонец — обладатель сотворенного по образу и подобию Божию бессмертного духа человеческого.

        Если это так, то на первый твой вопрос можно ответить вполне удовлетворительно. Первые люди имели очень привлекательный вид. Все научные исследователи рисуют кроманьонца прекрасным. Средняя величина его мозга никак не меньше, а может быть даже больше средней величины мозга современного человека. А его искусство в пещерах Франции и Испании вызывает единодушное восхищение всех людей, сколько-нибудь любящих красоту. Недаром пещеры Ласко и Альтамиру часто именую Сикстинскими капеллами палеолита.

        Но не будем торопиться утверждать, что наш домысел абсолютно верен. Несколько раз я говорил и снова повторю, что сопоставление религиозных и научных фактов очень спорно.

        Джиордано Бруно католики сожгли не за то, что он предполагал возможность обитания людей на других планетах, а за то, что он утверждал это, как абсолютную истину, по своей логике: раз Бог сотворил множество миров, значит Он обязан населить их разумными существами. И он требовал признания этой истины, как абсолютной, и от римского папы, и от всех католических епископов.

        Его учение было признано еретическим, и он был сожжен. Но мы теперь ясно представляем себе, какой вред могло бы принести его утверждение, если бы оно было принято христианским сознанием, как абсолютная религиозная истина.

        Нас за наши утверждения не сожгут. Сейчас сжигают за другое. Но вред церковному сознанию абсолютизацией своих утверждений и мы можем принести.

        Итак, будем смиренны, не будем абсолютизировать нашего домысла, того, что Адам и Ева и первые поколения людей были той расой, которую доисторическая антропология называет кроманьонцами.

        Тем более, что мне представляется и другая возможность сопоставления Библейских и научных данных в этой области.

        Пред эпохой кроманьонцев господствующим и самым распространенным видом людей или предлюдей были неандертальцы. Рядом с ними жили и предшественники кроманьонцев. Из находок на горе Кармил мы знаем, что эти два вида человеческого рода смешивались между собой и давали вполне полноценное потомство.

        Неандертальцы делали орудия, владели огнем, но не обнаруживали никаких духовных процессов. Первоначально они были гораздо многочисленнее кроманьонцев. Но внезапно и совершенно необъяснимо с научной точки зрения, как неандертальцы, так и помесь их с кроманьонцами исчезает бесследно. Ни малейшего признака примеси неандертальской крови в последующих поколениях нельзя найти.

        Итак, было время, когда на земле было два вида человеческого рода одновременно. Это может кое-кого смутить. Но если мы вглядимся в библейские строки, мы заметим, что и там говорится о двух видах первоначального человеческого рода: о сынах Божиих и сынах человеческих, о потомках Сифа и потомках Каина.

        Говорится и о смешении этих двух видов. И как потомков Каина, так и смешивавшихся с ним потомков Сифа Господь характеризует такими словами: “Не вечно Духу Моему быть пренебрегаему человеками сими, потому что они — плоть.” Только плоть, ничего духовного в них нет.

        О, мы хорошо по нашей современности знаем такое состояние человечества. И оно может вполне соответствовать тому представлению, какое у нас создается о неандертальцах.

        Воды Потопа истребили этих исключительно плотских людей, так что от них не осталось потомства. Спасен был только праведный Ной со своим семейством. В нем не было ни малейшей примеси крови от греховной разновидности человеческого рода. И первые поколения его потомков (несмотря на наличие Хама) мы можем представлять себе и душевно, и телесно обновленными, свежими, и внешне привлекательными, и душевно обогащенными, способными создавать прекрасные творения Ласко и Альтамиры.

        Но снова повторю: не будем абсолютизировать и этих сопоставлений.

        В заключение считаю своим долгом выйти за пределы намеченных тобою тем и вкратце сказать тебе, почему наш милосердный и человеколюбивый Господь уничтожил все пред-потопное человечество. Помню, в детстве картина Всемирного Потопа Густава Доре очень смущала мое сердце.

        Для правильного понимания этого вопроса надо сойти с зыбкой почвы научных теорий на твердую почву христианских представлений. Господь хочет спасти, т.е. сделать участниками Царства Небесного, всех людей. Но люди сотворены свободными по образу и подобию Божию, и потому их спасение возможно только при, хотя бы самомалейшем, их собственном участии в нем.

        После грехопадения первых людей Господь тотчас же начал приготовление к делу их спасения. Адам и Ева приняли в этом участие: они начали каяться. Каин же своим преступлением и нераскаянностью в нем отверг этот путь. Его потомки и смешивавшиеся с ним потомки Сифа никак не проявляли раскаяния и полностью оплотянились.

        Казалось, план Божий о спасении людей нарушен совершенно. Люди рождались, жили совершенно бездуховной, чисто плотской жизнью и, умирая, сходили во ад без надежды быть когда-нибудь освобожденными из него. Что может быть бессмысленней и противоположнее Божиим планам о людях?!

        Оставался один праведный человек. Ной, и его семейство разделяло с ним его праведность. Но если они останутся в среде растленных людей, то через одно-два поколения растлятся и они.

        И вот Господь уничтожает безнадежно развращенный человеческий род и спасает Ноя и его семью, а в них залог возможности спасения всех людей.

        Помню, каким радостным для меня открытием в юности были строки в послании св. ап. Петра о том, что Господь не забыл уничтоженного Им предпотопного человечества, не пренебрег этими душами, но вывел их из ада, когда созрело обеспеченное их уничтожением дело спасения человеческого рода.

        Ап. Петр пишет: “Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши... Он и находящимся в темнице духам, сошедши, проповедовал, некогда непокорным ожидавшему их Божиему долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, т.е. восемь душ, спаслись” (1 Пет. 18:20).

        Итак, выполняя завет того же апостола Петра, по слову его, “Будем всегда готовы всякому требующему у нас отчета в нашем уповании дать ответ с кротостью и благоговением.”

 

 

Древние Месопотамские записи и

повествования Святой Библии

В 1872 году известный английский ассириолог Георгий Смит, заслуживший наименование родоначальника Британской ассириологии, сообщил, что среди клинописных таблиц, поступивших в Британский музей из библиотеки Ашурбанипала, ассирийского царя, он открыл древнее вавилонское сказание о Всемирном Потопе, во многом совпадающее с библейским о том повествованием.

        Враги нашей веры, которых уже и тогда было много, имевшие уже и тогда значительное влияние на общественные и научные круги, с готовностью подхватили это известие и истолковали его, как свидетельство о несамостоятельности Библейского писания и его полной зависимости от древних языческих месопотамских преданий, Большинство христианских апологетов, отстаивая безупречную правду и самородность Священного Писания, пробовали опорочить новое открытие ссылкой на его недостоверность. Но новые открытия в Месопотамии только подтвердили подлинность открытия Г. Смита. Появились новые версии предания о Потопе не только на вавилонском (аккадийском) языке, но и на древнейшем — сумерийском (в г. Ниппуре), потом появились древние переводы этого сказания (до 1700 г. до Р. X). на хеттский и хуаритский языки, так что достоверность сказания о Потопе в месопотамской клинописи была удостоверена.

        В Священном Писании не указывается, как оно было написано. Святые отцы по разному высказывались по этому вопросу, но все единогласно указывали, как говорит ап. Павел “Все Писание богодухновенно,” т. е., составилось при участии Духа Святого. Однако некотоые святые отцы считают, что святые слова Библии не были сложены прежде того, как Дух Святой непосредственно продиктовал их св. пророку Моисею, в таком виде изложившему их в наших святых книгах. Но при таком представлении, в Священном Писании все, до знаков препинания и разделения на строки, богодухновенно и священно. Всякий перевод святых книг легко может нарушить их боговдохновенность. Тогда понятным становится средневековое мнение о законности только трех языков для Священного Писания, специально годных для перевода.

        Другое мнение господствовало среди святых отцов, главным образом среди тех, кто имел дело с переводами Священного Писания на другие языки. И не без участия Промысла Божия наибольшую авторитетность в Христианской Церкви приобрел не еврейский подлинник Священного Писания, а древнейший перевод с него на греческий, так называемая Септуагинта.

        Последователи этой теории считают, что св. Моисей при составлении текста Священного Писания включал в него дошедшие от древних времен предания, проверяя их через призму Святого Духа так, чтобы в словах Библии не оставалось ни одного неправого слова, ни одной неправой мысли.

        Эта вторая теория вызывает у пишущего эти строки большее сочувствие, ибо позволяет в число тех, кто был призван к сотрудничеству с Духом Святым, включить более широкие круги людей, главным образом предков еврейского народа, прежде всего праведного Авраама, выходца из Ура Халдейского, т. е. из области Вавилонской, что и объясняет, почему именно вавилонские (месопотамские) предания особенно близки к библейским.

        Повествование о Потопе является лишь одним из таких преданий. В древне-сумерийском изложении есть повествование о сотворении мира, начинающееся по-суме-рийски строкой “Энума элиш ля набу шамаму” (“когда небеса не были наименованы”), служащей, по восточной традиции, заглавием всему повествованию.

        В этом повествовании бросается в глаза коренная разница с библейским. В то время, как святая Библия начинается торжественным провозглашением: “В начале сотворил Бог небо и землю,” — и эту истину мы ежедневно исповедуем в нашем символе веры, вслед за святым пророком Иеремией повторяя, что “боги, не сотворившие небо и землю, исчезнут с земли и из-под небес” (10:11), и что “Бог сотворил землю силою Своею, утвердил вселенную мудростью Своею и разумом Своим простер небеса”; — вавилонские легенды приписывают сотворение мира по частям различным богам или обществу богов, показывая, что в этом важнейшем моменте память изменила жителям Вавилона, и они передают позднейшим поколениям в корне искаженную картину миротворения. Этим лишний раз свидетельствуется, что ради сохранения неповрежденной истины в человечестве не мог Господь предоставить хранение ее людским силам, и что необходимо было вмешательство в это дело Святого Духа, “говоривший отцам через пророков.”

        Впрочем, это очищающее действие веяния Святого Духа видим мы и в наиболее приближающемся к истинному повествованию, в предании о Потопе.

        Приведем выдержки из этого предания по книге доктора Георгия Ру “Древний Ирак” (Лондон, 1964).

        “Некогда боги решили послать потоп, чтобы уничтожить грешный человеческий род, но Еа (бог пресных вод) сжалился над некиим Утнапиштимом и тихонько, через стену его хижины стал нашептывать ему советы: бросить дом, бросить все имущество, построить корабль большой величины, захватить “семена всех живых существ” и приготовиться к беде. На следующее утро началась постройка корабля, и через некоторое время был готов огромный семипалубный корабль, просмоленный нефтью и нагруженный золотом, серебром, птицами и зверями. Утнапиштим взошел на корабль со всею своею семьею и работниками, и когда погода испортилась, он понял, что наступил потоп, и затворил дверь. Черная туча поднялась из-за горизонта, и началась страшная буря с ветром, дождем, громом и молнией. Все плотины прорвались, земля окуталась тьмой. Боги панически испугались, съежились, как собаки, скорчились в ужасе. Иштар (Астарта) рыдала, как женщина при родах. “Как я могла развязать эту борьбу против моего народа? Ведь это я та, кто подвела мой народ!” Боги плакали с нею шесть дней и шесть ночей. Ветер дул, ливень, буря и потоп заливали землю. На седьмой день буря утихла. Утпапиштим открыл окно, свет упал ему в лицо, и он увидал, что все человечество обратилось в глину. Корабль остановился па вершине горы Низир, но земли нигде не было видно, кроме скалы, на которой стоял корабль. После того, как прошла педеля, Утнапиштим выпустил голубя, но он прилетел обратно, послал ласточку, но она также вернулась, наконец он послал ворона, и тот не вернулся, ибо нашел землю. Тогда Утнапиштим вышел из корабля и принес жертву на вершине горы. И боги ощутили запах сладкой жертвы, и, как мухи, собрались вокруг жертвоприношения. Тут боги стали ссориться. Иштар (Астарта) радовалась, Енлиль гневался, Еа защищал свою позицию.”

        Мы видим в этом повествовании и близкое сходство с библейским рассказом, и коренную разницу с ним. Прежде всего бросается в глаза разница между величавым и светлым образом Божиим, встающим со страниц Библии, и часто отталкивающим образом языческих богов, скорчившихся, как псы, при стихийном бедствии, и слетающихся, как мухи, при запахе жертвы. При сравнении двух повествований мы ясно видим разницу между повествованием, прошедшим горнило Духа Святого, и повествованием, этого очищения не имевшим.

        Самым важным признаком того или другого является наличие или отсутствие нравственного смысла в описываемом событии. Библейский Потоп был последствием всеобщего греха человечества. Все люди, за исключением Ноя и его семьи, впали в безысходную плотяность, прекратили всякую духовную жизнь. Из примера теперешнего времени мы ясно можем представить такую жизнь. Этим в корне нарушался план Божий о человеке.

сходили во ад, и если бы все человечество без исключения оказалось бы в таком положении, то ни для кого не осталось бы надежды на вечную жизнь в Царствии Божием.

        По этому, а не по случайному капризу, уничтожает Господь предпотопное человечество, спасая Ноя и его семейство и тем сберегая человеческий род.

        Но Господь не забыл и уничтоженные человеческие поколения. Святой ап. Петр свидетельствует: “Христос находящимся в темнице духам, сошедши, проповедал. Некогда непокорным, ожидавшему их Божиему долготерпению во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, то есть восемь душ, спаслись от воды” (1 Пет. 3:19-20).

        Всего этого, конечно, нет в языческих месопотамских записях.

И мы можем только с благоговением благодарить Господа нашего, Духа Святого за то, что благоволил Он предпринять очищение человеческих преданий для сохранения Истины. Если бы не это вмешательство Святого Духа, то может быть мы принуждены были бы почитать доселе богов, скорчившихся, как псы, и жадно льнущих на съедобное, как мухи.

        Эта статья была уже написана, когда в газетах и журналах появилось известие о новых открытиях при раскопках в Сирии развалин города Эблы, от времен еще до-библейских. И, конечно, начали делаться антихристианские и анти-библейские выпады по этому поводу. Настоящая статья не может ответить на поднимаемые там вопросы уже потому, что она написана ранее получения известий о новых открытиях и потому что эти известия еще очень сумбурны и не обработаны. Но она дает ответы на основные вопросы, возникающие в связи с новыми открытиями на Ближнем Востоке, и потому может принести свою долю пользы.

 

Расовое разделение человечества. Тотчас же после Потопа начинается расовое разделение человечества. Ной проклинает Хама: “Раб рабов будет он у братьев своих.” Потом сказал: “Благословен Господь Бог Симов” и “Да распространит Бог Иафета.”

        С этого момента эти три основные ветви человечества приобретают каждая свои особые свойства. Потомство Хама приобретает особые наследственные черты, которых пет у потомков Сима — семитов, и потомков Иафета — иафститов. В свою очередь, и эти последние начинают коренным образом разниться друг от друга.

        “Благословен Господь Бог Симов,” — говорит о своем старшем сыне святой и праведный Ной. В этих словах мы можем видеть пророчество об особо повышенном религиозном призвании потомства Симова.

        И действительно, не только избранный Богом для хранения веры в Единого Истинного Бога в ветхозаветный период истории народ является потомством Сима, но и в последующие времена носителями и распространителями веры в Единого Бога и борцами против многобожия были по преимуществу потомки Сима, евреи (ведь все апостолы, распространители веры Христовой, по преимуществу были евреями), и распространителями ислама — арабы.

        “Да распространит Бог Иафета.” По древней традиции (впрочем, очень мало обоснованной на свидетельстве св. Библии) потомками Иафета являются индо-европейцы. Ни одно другое племя человеческое не распространилось так широко, воистину, по лицу всея земли, как именно племя индо-европейцев.

        Трудно протягивать соединительные нити между Бого-откровенными, вечными и неизменными истинами Св. Писания и непостоянными, все время меняющимися догадками человеческой науки. Но в данном случае хочется протянуть такую пить. По современным археологическим данным все древнейшие т.н. “культуры” древне каменного века Шельской (Аббе-вильской), Ашельской, Мустьерской эпох были совершенно одинаковы по всему лицу земли. И в Южной Африке, и в Китае, и на островах Индонезии, и в Европе люди одинаково открывали возможность применения камней для своих целей и обивая их придавали им желательную форму: т. н. каменные топоры, скребки, ножи во всех перечисленных областях были почти совсем одинаковы, свидетельствуя о единой психологии всего человечества, ну, скажем, как гнезда птиц одного вида, как строения бобров или соты пчел приблизительно одинаковы для всех местностей распространения их. Впрочем, с той глубокой разницей, что гнезда птиц и строения бобров почти не меняются и во времени, а достижения людей, оставаясь в основном одинаковыми в пространстве, совершенствовались во времени.

        А при переходе от нижнего палеолита к палеолиту верхнему вдруг возникают местные разновидности “культур” и человеческие орудия начинают различаться не только по эпохам, но и по местам обитания.

        При этом, у того древнего, не разделенного человечества мы не находим никаких признаков сколько-нибудь развитой душевной жизни: нет у них ни признаков погребения своих умерших соплеменников, ни следов каких-либо произведений искусства.

        Это состояние древнего человечества напрашивается на сопоставление с Божиими словами о предпотопном человечестве: “Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть,” т.е. только плоть, ничего духовного и даже душевного.

        И потом вдруг, для науки совершенно неожиданно, в тот момент, когда Мустьерская культура сменяется Ориньякской. ее носители перестают бросать своих покойников как попало в лесах и полях, а начинают заботиться об их погребении, и стены пещер, где они обитали, покрываются изумительными по красоте и выразительности рисунками: душевная, а в зачаточной форме и духовная жизнь людей начинает проявляться, больше того, можно сказать, начинает цвести. Это как раз то, что мы вправе ожидать от обновленного и очищенного водами Потопа человечества.

        Вместе с тем, как вскоре после того показывает нам археология, что единая до тех пор, изменявшаяся лишь по эпохам, но в каждую данную эпоху общая для всего человечества культура начинает разделяться на отдельные местные культуры. В этом явлении отображается явившееся вскоре после Потопа разделение человечества на различные расы.

        Мы не будем останавливаться на очень неясном и спорном вопросе о происхождении различных рас человечества. Этот вопрос не выяснен ни научно, ни библейски. По Библии ясно только то, что Библия и хочет установить, это, что избранный Божий народ происходит от старшего сына Ноева — Сима (отсюда — “семиты,” так как греческая буква “и” в имени Сим по-латински произносится как “э”).

        Старинная традиция приписывает происхождение славян и соплеменных им пародов от младшего сына Ноева — Иафета, и наш святой Летописец пишет: “Иафетово колено — то варяги, мурмане (норманы), готи, русь, англяни, галлы, ляхи, вольски, римляне, немцы, венедицы, фрязи и прочие, еже приседят от запада и полунощи.”

        Кто является потомками Хама мы даже приблизительно сказать не можем. Библия об этом говорит очень глухо: сначала в качестве потомков Хама называется и Вавилон и Ассур, а потом Ассур и Арам (арамейцы) называются потомками Сима, каковыми их считает и этнография.

        Из иных потомков Хама отметим Нимрода, о котором св. Библия говорит, что он был “сильный зверолов пред Господом.” На этом основании мы можем догадываться, что к потомкам Хама принадлежат дикие охотничьи племена надолго до наших времен сохранившие свою дикость. Конечно, никакой народ, никакое племя, знакомое с Библейским повествованием, не претендовало на происхождение от Хама.

        10-я глава Библии, посвященная затронутому тут вопросу о происхождении рас (племен) человеческих, заканчивается словами: “Вот племена сынов Ноевых, по родословию их в народах их. От них распространились народы но всей земли после потопа.”

 

 

Открытие Стеллы

с именем Понтия Пилата

В русских кругах как-то совсем незамечено прошло интересное открытие, совершенное в 1961 г. итальянскими археологами в Палестине. Раскапывая лестницу античного театра Кесарии Палестинской, археологи, возглавляемые проф. Антонием Фрова, обнаружили камень с выбитыми на нем буквами. Осторожно сняв грязь и пыль с этого камня, археологи прочитали:

 

Caesarianis Tiberinum

Pontius Pilatus

Prefectus Iudaeae

dеdit

 

т.е. Кесарийцам Тивериум (театр, посвященный имени Тиверия).

 

Понтий Пилат

Префект Иудеи

подарил.

 

Открытие это многозначительно. Как и многие другие современные открытия, оно опровергает антихристианские домыслы проф. Бруно Баусра и лютеранского пастора, Артура Древса, утверждавших, что ни Иисуса Христа, ни апостолов, ни Понтия Пилата, ни других лиц, упоминаемых в Евангелии, не существовало, что все они являются лишь позднейшими мифами. Теория эта очень понравилась богоборческим кругам, как на Востоке, так и на Западе, и в Советском Союзе еще двадцать лет тому назад многомиллионными тиражами печатали произведения пастора Древса.

        Но исторические открытия последних десятилетий в корне опровергли эту лживую теорию, и писатель Д. С. Мережковский мог привести утверждения двух как он пишет, „свободных и в церковной апологетике не заподозренных критиков,” свидетельствующих: “Мы вынуждены признать за христианскими документами первых поколений после 30-х годов о главных событиях жизни Иисуса меру достоверности наивысшую, какая только возможна в истории.” И еще: “Сведения наши о Сократе менее достоверны, чем об Иисусе, потому что Сократ изображен писателями-сочинителями, а Иисус — людьми неписменными, почти неграмотными.”

        Открытие Стеллы с именем Пилата является одним из звеньев в серии открытий, приведших к таким заключениям и неверующих исследователей.

        В новооткрытой надписи для историков неожиданным оказалось наименование Пилата “префектом” Иудеи. Еще со времен первого церковного историка Евссвия, хотя и неизвестно на каких основаниях, за Пилатом утвердился титул “прокуратора.” Оба титула означают правителя. Но префект это правитель военный, а прокуратор — правитель гражданский. По-видимому, в Иудее ввиду беспокойности ее населения Рим предпочитал иметь военного правителя.

        Подлинность найденной надписи и правильность наименования Пилата префектом твердо установлены в настоящее время наукой. Тем не менее, Британская Энциклопедия продолжает именовать без всяких оговорок Пилата прокуратором. Очевидно, раз открытие сделано итальянцами, а не англичанами, на него можно не обращать внимания.

В связи с этим событием в археологической литературе оживился интерес к Понтию Пилату. Сделано несколько интересных изысканий о его происхождении. Он — из самнитского рода. Самниты — латинское горное племя, родственное римлянам, но долго воевавшее с ними. Род Понтиев пользовался известностью и почетом среди самнитов. Он сохранился до нынешнего времени. Один из Понтиев женат на известной итальянской киноартистке Софии Лорен. Имя Пилат тоже самнитского корня. Оно значит “вооруженный копьем” — pilum.

        Иосиф Флавий и Филон рассказывают о нескольких эпизодах столкновений Пилата с иудеями. Иудеи жаловались на него императору Тиверию. Император приказывал Пилату быть более снисходительным к бунтующему народу и внимательнее относиться к его верованиям и предрассудкам.

        Но в немилость у императора Пилат впал не из-за иудеев, а из-за самарян, которые, вопреки его запрещению, собрались в многотысячном множестве у горы Гаризим, поверив некоему лжепророку, убедившему их, что тут чудесно откроются сокровища, будто бы скрытые тут Моисеем. Пилат приказал им расходиться. Когда же они не повиновались, двинул на них войска. В последовавшей рукопашной схватке пало много самарян и римских легионеров.

        Разгневанный Тиверий сместил Пилата и вызвал его на суд в Рим. Пилату грозило суровое наказание. Но пока он плыл в Рим, Тиверий умер, а его преемник Гай Калигула отменил все постановления Тиверия. Средневековые легенды о дальнейшей судьбе Пилата не находят себе исторических подтверждений, и автор большого исследования о жизни Понтия Пилата, английский историк, профессор Пауль Л. Мейер, предполагает, что Пилат последние годы своей жизни провел в Риме мирно, как обычный римский магистрат в отставке. Но мы никак не можем согласиться, что эти годы были безмятежно мирны для него. Над ним, без сомнения, всегда тяготела тень той страшной минуты, когда он произнес свое роковое слово: СТАВРОФИТО — “да будет распят.”

 

 

---           ---            ---           ---

Приложение

 

По Поводу Книги Проф. А. Карташева

"Ветхозаветная Библейская Критика”

Вопросы, возбуждаемые в книге профессора А. Карташева “Ветхозаветная Библейская Критика,”  являются соблазнительными и требуют ответа.

            Книга начинается с изложения того, как, несмотря на то, что “неподвижный исторический консерватизм вселенской церкви во всех ее вероисповеданиях уже слишком достаточно, почти два тысячелетия, сопротивлялся какому бы то ни было отрицательному, профанному и критическому отношению к библейскому материалу,” в конце концов, все таки критическое отношение к Библии побеждает повсюду, и даже “в римско-католической церкви эти выводы, если не приемлются еще в прямом виде, то они серьезно обсуждаются, как методологические проблемы, как рабочие гипотезы, и потому выводят римско-католическую науку о Ветхом Завете из плена немощной апологетики” (стр. 7).

           Далее проф. Карташев с прискорбием отмечает, что только в православном мире эти критические выводы еще не приемлются полностью. В дореволюционных академиях “были только некоторые осведомительные касания к щекотливым проблемам в статьях профессоров Ф. Елеонского и В. Рыбинского.” В настоящее же время “новаторскую борозду в науке несомненно проводит второй молодой профессор Ветхого Завета и еврейского языка в Афинском Богословском Факультете Василий Веллас,” о котором проф. Карташев далее сообщает, что Веллас — “выученик немецкой науки, в частности венского профессора Э. Зеллинга” (стр. 10).

           Нам горько это слышать, сознавая, что Парижский Богословский Институт и Афинский Богословский Факультет, насколько мы знаем, являются последними независимыми православными высшими богословскими учебными заведениями. Неужели хотя бы их нельзя было сохранить по настоящему православными? Ведь протестантских высших школ так много!

           О В. Велласе проф. Карташев пишет далее: “Несмотря на эту одну ласточку, еще не делающую весны, в общем пока приходится признать, что вопрос о прохождении ветхозаветной дисциплины сквозь горнило критического метода в богословских школах всех православных стран остается до сих пор еще непочатым делом. И столь старая в науке (?) тема, как ветхозаветная библейская критика, звучит у нас на Востоке еще некоей новинкой. И как бесконечно грустно, что наша великая Матерь Русская Церковь сейчас так низко прибита к земле и поглощена пока самыми элементарными вопросами простого существования “крестить и­­ благовестить,” что, может быть, не скоро удосужится взойти на те аристократические высоты богословского цветения, с которых она свергнута была в низины революционной юдоли” (стр. 12).

           Гордые слова. Сколько в них профессорской гордыни и пренебрежения к этому “плебейскому” занятию “крестить и благовестить,” которое мы вместе со всеми апостолами и святителями почитаем высочайшим, единственным делом во всей вселенной, которому все эти гордые “аристократические высоты богословского цветения” могут только служить второстепенными и третьестепенными подсобиями. И если они перестают быть такими пособиями, а тянутся к непринадлежащей им самостоятельной роли или уходят на кривые пути плотских мудровании, то рука Божия безжалостно низвергает их: иногда милостиво ранее, чем указанный позор коснется их, как это случилось с русской академической наукой, иногда попуская им договариваться до Геркулесовых столбов безверия и безумия, как это случилось с протестантской, например, Тюбингенской немецкой т.н. богословской наукой.

           Что же это за “выводы библейской критики,” о неусвоении которых православной богословской наукой так скорбит проф. Карташев?

           Их много. В разбираемой книге они упомянуты вкратце.

           Прежде всего, оказывается, что целый ряд книг Ветхого Завета “псевдоэпиграфичен,” т.е., книги эти принадлежат не тем авторам, кому они приписываются. Правда, проф. Карташев тут же спешит оговориться, что “вероучительный авторитет священных книг не зависит от определенного авторства.” Мысль верная. Авторитет священной книги придает Церковь уже тем, что, включая ее в свой канон, ее авторизирует, т.е., данная священная книга признается книгой Церкви. Поэтому, например, авторитет соответствующих книг ничуть не уменьшается от того, что их автором был царь Соломон, ставший из “рачителя премудрости” — “рачителем блудных жен.” Но это значит, что Церковь авторизирует данную священную книгу полностью. И для каждого непредубежденного верующего человека, не ослепленного горделивым представлением о культурном превосходстве своего поколения над прочими, двухтысячелетнее свидетельство Церкви о том или другом авторстве той или другой священной книги не только вследствие непогрешительности ее нравственного авторитета, но и по рациональным соображениям убедительнее, чем калейдоскопически сменяющиеся мнения по этому вопросу различных “научных” авторитетов.

           Например, для нас царь Давид не является “легендарной личностью” (стр. 25), созданной по домыслу авторитетов, которым верит проф. Карташев, в реторте иудейских книжников и раввинов послевавилонского периода, а ярчайшей жизненной живой личностью, которую мы любим живой любовью. Этой живой, а потому и понимающей, внутренне проникающей в его переживания, как в собственные, любовью мы ясно ощущаем его чувствования, когда после своего грехопадения он сложил священнейший псалом, который и мы так часто повторяем в минуты и наших грехопадений: “Помилуй мя. Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое...” И мы никак не можем отнять этих священных строк у хорошо нам знакомого псалмопевца-царя и отдать их неведомым фальсификаторам VI или IV века до Рождества Христова, которые, по догадке проф. Карташева и признаваемых им авторитетов, так хорошо подделались под покаянное чувство выдуманного ими легендарного царя, что два тысячелетия лучшие и умнейшие из христиан не могли догадаться, что они покаянно повторяют фальшивку.

           И мы знаем также, что этот любимый нами царь Давид знал, и не между прочим, а как одну из основ своей веры, и о воскресении мертвых, веря в это настолько глубоко и правильно, что мы, верящие в то же, доселе встречаем повечерие Воскресения его словами “Воскресни, Боже, суди земли,” и его же словами торжествуем в ночь Воскресения: “Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...,” “Сей день его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь.”

           Знаем, что в воскресение усопших верили и все святые пророки, так что и слова пророка Осии звучат в Пасхальную ночь самым радостным выражением победы над смертью: “Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа?” (Ос. XIII, 14).

           Поэтому для нас совсем неубедительно доказательство, выдвигаемое проф. Карташевым против авторства пророком Исаией всей его книги (это очень ранняя догадка, выдвинутая отрицательной критикой) ссылкой на 24 и 32 главы книги пророка, как на могущия быть написанными лишь во 2-м веке до Рождества Христова, потому де, что тут выражена вера в Воскресение, а этот догмат “забрезжил в потемках ветхозаветного неведения только в конце эллинистической эпохи” (стр. 27-28).

           Неужели проф. Карташев всерьез думает, что свв. пророки и праотцы Ветхого Завета не верили в воскресение мертвых, если в это верит каждый религиозный человек, даже язычник. Что же в таком случае значили бы слова апостола Павла: “Без веры угодить Богу невозможно, ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть и ищущим Его воздает. Верою Ной получил откровение... Верою Авраам повиновался призванно... Верою и Сарра получила силу... Все они умерли в вере, не получивши обетований, а только издали видели оныя и радовались... Они стремились к лучшему, т.е. к небесному... Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака, ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить... Верою Моисей поношение Христово почел большим богатством, нежели Египетские сокровища, ибо он взирал на воздаяние... Иные же замучены были, не принявши освобождение, дабы получить лучшее воскресение” (Евр. 11 гл.). Неужели современные профессора и профессора прошлого века лучше знают о верованиях святых праведников Ветхого Завета нежели апостол Павел?

           Из свидетельства Евангелия, а также и от И. Флавия, мы знаем, что, наоборот, именно в эпоху, ближайшую ко Христу, значит, как раз к концу эллинистической эпохи, в первые появились среди иудейского народа люди (саддукеи), не веровавшие в воскресение мертвых, как появляются они теперь и среди народов, формально признающих христианство.

           И этих людей Господь обличал словами даже не пророка Давида или кого-либо из более поздних священных писателей, а словами того, кого Христос Спаситель и вся Церковь, а с Ней и мы, грешные, признавали и признаем первейшим ветхозаветным писателем — Боговидца Моисея: “О воскресении мертвых не читали ли вы реченнаго вам Богом: “Я Бог Авраама и Бог Исаака и Бог Иакова"? Бог не есть Бог мертвых, но живых” (Исх. 5:6; Мф. 22:32; Мр. 12:26; Лк. 20:37).

           К вопросу о Моисее мы еще вернемся.

Но раньше скажем о вопросе, кажущемся нам особенно вопиющим, о попытке дискредитировать фундаментальное для всего христианства пророчество прор. Исаии: “Се Дева во чреве приимет и родит Сына” (Ис. 7:14).

           Вот как об этом пишет проф. Карташев: Исаия “как на знамение милости Ягве, указал на предстоящее рождение какой-то молодой женщиной сына с именем Иммануэль... Странно и, конечно, не случайно решение тех благочестивых иудейских переводчиков этого места Исаии на греческий язык, которые упорно поставили здесь неожиданное по смыслу для зачинающей женщины и неожиданное вообще для иудаизма слово “парфенос,” т.е. дева, переводя здесь так еврейское слово “га-алма.” Прямое еврейское слово для обозначения девства и девы — “бетула.” Слово “алма” шире по своему значению. Оно означает зрелую девицу брачного возраста и уже состоящую в браке молодую женщину, по-русски — “молодицу"“ (стр. 35).

           Этот вопрос, в противоположность прочим домыслам профессора, совсем не новый. Он возник уже в первые века христианства. И Церковь на него давно ответила.

           Действительно, в еврейских текстах в этом месте пророчества Исаии стоит не “бетула” — дева, а “алма” — молодая женщина. Так это и переводится словами “неанис,”  молодица в позднейших еврейских переводах Ветхого Завета на греческий язык. Но в первом, древнейшем переводе с еврейского на греческий, в боговдохновенном и святом переводе 70ти (вернее, 72х, по 6-ти от каждого колена Израилева) толковников, т.е. переводчиков, сделанном по Божиему указанию и нарочито не как индивидуальное дело, а как соборный подвиг всей Ветхозаветной Церкви, в этом переводе тут совершенно недвусмысленно стоит “парфенос” — Дева. “Се Дева приимет во чреве и родит Сына.”

           Ключ к правильному пониманию того, как это произошло, очень хорошо дает сам же проф. Карташев, когда говорит: “Александрийский перевод 70ти принят с любовью Церковью, а иудейством, его создавшим, с мистическим ужасом отвергнут и заменен другими (Аквилой и Симмахом), антихристиански обработанными” (стр. 35). И ранее о еврейскои подлиннике, с которого были сделаны эти антихристиански обработанные переводы, профессор говорит: “Раввины изъяли из употребления все старые синагогальные списки и заменили их копиями с одного списка, признанного ими наилучшим и образцовым. Благодаря этой, единственной в истории мировых литератур фанатически скурпулезной операции, совершавшейся в конце I и в начале II веков христианской эры, еврейский текст, называемый иначе масоретским, достиг наибольшей неподвижности” (стр. 17).

           Только подготовившись таким образом, уничтожив предварительно все еврейские тексты, где стояло страшное для них слово, приготовив и переводы, соответствующие этому же, иудейство выпустило с опровержением христианского понимания пророчества Исаии о Пресвятой Деве.

           Но в ответ на все эти тщательные скурпулезные ухищрения древние христианские апологеты спокойно ответили тем, что мы можем повторить и профессору Карташеву: “если бы действительно у пророка Исаии вместо слова “дева” стояло слово “молодая женщина,” то никакого знамения в этом не было бы. Ежедневно молодые женщины рождают детей, и никто не видит в этом никакого чуда, никакого знамения.”

           Профессор высшей богословской школы должен был бы знать, что Церковь уже отвечала на поднимаемый им снова вопрос, на который он отвечает не по Ее голосу, а по голосу Ее врагов.

Пророчество св. пророка Божия Исаии звучит с каждой страницы Нового Завета, является краеугольным камнем нашей веры, и мы не можем ни по свидетельству таких древних врагов христианства, как Аквила и Симмах, ни по домыслам новых мудрователей признать это пророчество ошибочным переводом или подделкой.

           На стр. 46 рассматриваемой книги мы подходим к центральному вопросу, разбираемому ею, к вопросу о происхождении Пятикнижия Моисея. Автор забрасывает нас именами ведомых нам и неведомых авторитетов протестантской немецкой критики и говорит:

           “Главную долю труда и, можно сказать, самых славных достижений, взяла на свои плечи германская протестантская наука, а за ней — голландская, и трудами Эйхгорна, Фатера, Эвальда, Рейсса, Графа, Кюенена, наконец, Ю. Велльгаузена окончательно вычеканила прочные очертания самой вероятной гипотезы о генезисе книг Моисеевых... Началось литературным анализом Пятикнижия, установлением его многосоставности и перешло в глубокую перестройку всей исторической схемы развития религии Израиля, т.е. всей привычной священной истории. Еще в 1834 году профессор протестантского Богословского Факультета в Страсбурге Э. Рейсе провозгласил тезис, диаметрально противоположный этой схеме: не сначала Моисеев закон, а потом пророки, а наоборот: исторически сначала пророки, а потом уже писанные Моисеевы законы. В эту формулу укладывается вся суть литературно-исторического открытия ветхозаветной библейской критики” (стр. 47).

           Как на главное доказательство для такой перестановки вверх ногами всего Ветхого Завета, указывается на то, что от Иисуса Навина до Ездры библейские книги будто бы не знают о существовании Моисеева законодательства.

           Это фактически не верно. Самый беглый просмотр страниц Библии указывает на противоположное.

Книга Иисуса Навина с самых первых строк своих подразумевает книги Моисеевы и неотделима от них. Не зная Моисеевых книг, в книге Иисуса Навина ничего понять нельзя. См, гл. Т, 13,17; гл. II, 13 и 17; гл. Ш, 4; гл. XI, 126 и т.д. и т.п.

           История дочери Иевфая, при всей ее загадочности, имеет ведь еще и другие объяснения, кроме того, которое ей дает профессор Карташев.

           В I книге Царств Анна, мать Самуила, молится Господу словами св. Мариами, сестры Моисеевой. При жертвоприношении Илии и сыновей его, они поступают по ритуалу, предписанному в 3 главе книги Левит, а когда сыновья Илия отступают от этого предписания по алчности и чревоугодию, то приносящие жертву обличают их, ссылаясь на написанное в Законе, т.е. в книгах Моисеевых. См. I Цар. 2,1317. Книги Царств, вообще, знают изложенное в книгах Моисеевых. См. 1 Цар. 2:27 и 30; 10:2; 12:6-12; 14:32; 3 Цар. 1:50.

           О правах царя совершенно одинаково говорят 8 глава I книги Царств и 17 глава Второзакония.

Об угрозах Божиих за нарушение Закона Самуил говорит в 12 главе 1 книги Царств совершенно по Второзаконию. О возмещении за отнятую приточную овцу Давид  говорит Нафану по правилу, записанному в книге Исход. Ср. 2 Царств 12:6 и Исход 22:1. Истица у Давида требует казни убийц по правилам Числ и Второзакония. Ср. II Царств 14:4 и Числ 35:19 и 21 и Втор. 19:12.

           Псалмы преисполнены намеками на книги Моисея от Сотворения мира до Второзакония. Достаточно по изданию Библии с параллельными местами посмотреть на переполненность ссылками на книги Моисея полей Псалтири. И в опровержение домысла о том, что и Псалтирь является не произведением по преимуществу царя Давида, а поздним творением неизвестных фальсификаторов VI или IV веков до Рождества Христова, книга Царств приводит нам в своем контексте при жизнеописании Давида его псалмы, которые совершенно так же, как и помещенные отдельно в Псалтири, связаны всем своим содержанием с прочим Божиим Заветом. См. 2 Царств, гл. 7 и гл. 22.

           Особенно показательны слова 3-ей книги Царств, гл 8 ст. 56: “Благословен Господь Бог, Который дал покой народу Своему Израилю, как говорит (Втор. 12:10), Не осталось неисполненным ни одного слова из тех благих слов Его, которые Он изрек через раба Своего Моисея.”

           Хорив — гора Божия для пророка Илии. Он знает о завете Божием. 3 Цар. 19:8. А книги Царств тесно связаны и с книгами пророков, в частности, с тем пророком Исаией, на которого, как на ветхозаветного евангелиста, каковым его признает св. Церковь, более всего ополчилась отрицательная критика. См. 4 кн. Цар., гл. 19 и 4 кн. Цар” гл. 21, ст. 8-15.

           Книги Притчей и Премудрости Соломоновой пропитаны словами Моисеевых книг. Но самое главное это то, что книги пророков, которых так безаппеляционно проф. Карташев ставит исторически ранее Моисеева закона, постоянно приводят слова из Пятикнижия.

           Исаия хорошо знает книгу Бытия. См. Ис. 29:22; 41:8; 51?2; а также: 1:10; 3:9 и 13:19. Знает Исход: Ис. 10:26; 43:16-18; 48:21; 51310; 63:11-13. Знает книгу Числ: Ис. 48:21, книгу Судей: Ис. 934 и 10:26. О Законе Господа (а другого закона, кроме Моисеева, Ветхий Завет не знает). Исаия говорит слова, которые особенно своевременно вспомнить нам по настоящему случаю: “Отыщите в книге Господней и прочитайте: ни одно из сих не применет придти, и одно другим не заменится. Ибо сами уста Его повелели” (Ис. 34:6, по-видимому, относится к Второзаконию 28:15).

           Пророк Иеремия знает книгу Бытие. См. Иез. 14:14-20; 16:3 и 45:62. Знает книгу Исход См. Иез. 20:6-14; 18:68. Знает книгу Левит. См. Иез. 4:14-16. Знает Второзаконие. См. Иез. 5:15. Знает устройство храма-скинии. См. Иез. 41:4 и ср. Исх. 26:33 и Лев. 16:2. Сравни также главы Иезекииля с 41 по 47 с соответствующими главами Числ и Левит, говорящих об устройстве скинии и о храмослужении. Иезекииль знает, что священники поставляются из колена Левиина. См. Иез. 43:19.

           Пророк Амос, которого проф. Карташев называет “первым из пророков-писателей” (стр. 55), знает историю поражения евреями аморреев, изложенную в книге Числ. См. Ам. 2, 9. Он знает книгу Бытие. См. Ам. 4,11 и б, 6. Знает книгу Исход и все обстоятельства исхода евреев из Египта. См. Ам. 2,10; 3,1 и 4,10.

           Слова, которые приводит проф. Карташев из пророка Амоса: “Ненавижу, отвергаю праздники ваши, и не обоняю жертв во время торжественных собраний ваших. Если вознесете Мнь всесожжение и хлебное приношение, Я не приму их и не призрю на благодарственную жертву из тучных тельцов ваших. Удали от Меня шум песней твоих, ибо звук гуслей твоих Я не буду слушать” (Ам. 5: 21-23), —имеют совсем иной смысл, чем тот, который придает им проф. Карташев. Эти слова и подобные слова пророка Исаии приводил и Христос Спаситель, Которого никто не смеет заподозрить в незнании Закона Моисеева (см. Мф. 15,7). Для каждого христианина, помнящего слова Господа — “милости хочу, а не жертвы,” приводимый текст прор. Амоса совершенно ясен.

           А вот как в подлинном контексте звучит последняя фраза, выделенная из текста, приводимого проф. Карташевым в его книге жирным шрифтом, как кажущаяся наиболее благоприятствующая его домыслам:

“Приносили ли вы Мне жертвы и хлебные дары в пустыне, в течение сорока лет, дом Израилев? Вы носили скинию Молохову и звезду бога вашего Ремфана, изображения которого вы сделали для себя. И Я переселю вас далее Вавилона” (Ам. 5,2527).

           Для каждого непредубежденного взора, особенно после того, как из приведенных ссылок видно, насколько хорошо знал пророк Амос обстоятельства Исхода, совершенно ясно видно, что Господь негодует тут устами пророка на недостойное служение Ему Израиля во время чудесного вождения его по пустыне, а не говорит, что такого служения совсем не было.

           С таким именно пониманием эти самые слова приводит в своей боговдохновенной речи на самой заре христианства св. архидиакон Стефан, как об этом говорится в книге Деяний апостольских в гл. 7, 4243. Неужели христианин будет больше верить концепции Божиего Закона проф. Велльгаузена, нежели вдохновеннейшего первохристианского комментатора — апостола и первомученика?

           Пророк Осия, младший современник прор. Амоса, знает книгу Бытие и довольно подробно излагает всю историю св. Иакова. См, Осия, 12:12. Знает книгу Исход. См. Осия, 2:15; 9:3; 12:13; 13:4 и т. д. Не будем более громоздить ссылку на ссылку. Одно можем присовокупить. Пробежав  страницы святых писаний пророческих, еще лишний раз убеждаешься, насколько полно и совершенно пропитаны свв. пророки Божиим Законом, данным за столетия до них святому Боговидцу Моисею. Нужно иметь ослепленные очи, чтобы усомниться в этом.

           Больше соответствуют истине другие слова проф. Карташева: “Вся излагаемая история еврейского народа протекает в вопиющем и потому непонятном противоречии с самыми основными культовыми предписаниями писанного Моисеева законодательства” (стр. 46).

           Но может ли наше время искренне удивиться такому несоответствию между Законом и его выполнением. Посторонний наблюдатель современной жизни, может ли поверить, что мы имеем и формально почитаем евангельский Закон?

           Может ли кто-нибудь, зная нашу современную жизнь, сказать, что мы принадлежим к Церкви, исповедующей, что “ни блудники, ни прелюбодеи, ни пьяницы, ни хищники Царстия Божия не наследуют” (I Кор. 6: 9-10) и “аще кто не постится в св. Четыредесятницу, в среду и пяток анафема да будет” (Апостольское правило 69)?

           Попрание, даже полное. Закона Господня, тем более царями, даже “при непостижимом согласии легального священства” (стр. 53) не может нас удивлять, тем более в наше время (и во все времена) и никак не может служить доказательством неведения попираемого Божиего Закона и этими царями,  священниками, и  народом.

                Увы, не верно думает проф. Карташев, что “только священники, не читавшие текста 1 и 2 заповедей, могли развести по всей земле иудейской, в столице и в самом храме Ягве такой чертополох разноименных языческих богов, суеверий и культов до безобразия “священного” блуда включительно” (стр. 59). И не только наша, поправшая все Божеские законы эпоха опровергает его оптимистический домысел. После VI Вселенского Собора (правила которого признаются равно обязательными и Востоком и Западом), категорически своим 100-м правилом запретившего христианам рисовать какие бы то ни было соблазнительные картины, христианские церкви эпохи Ренессанса и Людовика XIV наполнялись совершенно скабрезными картинами, выдаваемыми за иконы.

           Кроме того, в тогдашнее время слабой технической культуры, чтобы уменьшить вину этих попирателей Божиего Закона, мог стать тот факт, что вследствие попирания и небрежения к Закону,  фактически у всего еврейского народа в течение ряда столетий могло оказаться ни одного полного списка священных книг. Ведь в те времена список книги, да еще такой огромной книги, как Библия, был редким явлением.

           В период гораздо большего книжного богатства и значительно развившейся книжной техники, в канун появления книгопечатания, в конце XV, начале XVI века во время борьбы с ересью жидовствующих у нас на Руси во всей Православной Русской Церкви не было ни одного сколько-нибудь полного экземпляра Библии. Значит ли это, что она вообще не существовала для русского народа?

           И не из домыслов ученых, а из свидетельств самой Библии мы знаем, что несколько книг из ее состава по этой самой преступной небрежности было потеряно в течение веков.

           Поэтому нас нисколько не удивляет и не соблазняет история, рассказанная в 22 и 23 главах IV книги Царств и в 34 главе II книги Паралипоменон, где сообщается, как при царе Иосии была в доме Господнем, т.е. в храме, найдена книга Закона, т.е., конечно, все книги Моисея, а не только Второзаконие, как убежденно думает проф. Карташев (стр. 59). Если внимательно прочитать главу 35 книги Паралипоменон, ссылку на которую почему-то пропускает профессор, а не довольствоваться только ссылкой на книгу Царств, то мы увидим, что весь ритуал впервые после многих столетий совершаемой тогда Пасхи, взят не из Второзакония, а из Исхода, Левита и Числ.

           И вовсе неверно, что “от таких признаний книги Царств разлетается в дым иллюзия школьной священноисторической концепции, история исконного существования Пятикнижия” (стр. 59).

           Библия ничуть не замалчивает человеческого небрежения даже у относительно праведных представителей человечества. Например, в книге Иисуса Навина говорится, как при вступлении в землю Обетованную Иисус Навин обрезал сынов Израилевых, ибо “весь народ, родившийся в пустыне на пути, после того, как вышел из Египта, не был обрезан” (Нав. 5,5). А ведь это был период водительства народа еврейского святейшим вождем его, пророком и Боговидцем Моисеем, тем самым, кому так строго был дан закон об обязательности обрезания при рождении отроков еврейских. И никак нельзя думать, что, по концепции проф. Карташева, Иисусу Навину были неизвестны законы Моисеевы. Книга Иисуса Навина, особенно первые ее главы, пропитаны связью с эпохой Моисея и воспоминаниями об этой эпохе, а 24-я глава повторяет вкратце всю историю Моисея.

           Также не замалчивает Библия и того, что в течение многих столетий, трудно сказать скольких, чуть ли не со времен Иисуса Навина до царя Иосии Пасха, данная Богом в установление вечное (Исх. 12:17), не совершалась евреями, как и многое другое из Закона Моисеева. Между тем, если бы дело обстояло так, как это видится проф. Карташеву и другим отрицательным критикам, т.е. если бы история еврейского народа составлялась искусственно в послевавилонский период искуссными фальсификаторами, то разве они, вводившие новые, дотоле неведомые праздники и прочие установления, не внесли бы упоминания о них в составлявшиеся ими летописи?

           Профессор Карташев задает себе вопрос; “Когда же выступает на сцену полное Пятикнижие?”

           И отвечает: Уже со времени реформы царя Иосии, с 621 года, мы видим влияние Второзакония. Вся история религии Израиля переживает с этого момента крутой перелом... Героическая творческая работа пророков, породившая сначала написание Второзакония, нашла вдохновенных продолжателей этой работы в плену, в значительной степени священников, что видно по чрезвычайному интересу Пятикнижия к кодификации всех бытовых обрядовых деталей (как будто установление порядка Богослужения может быть интересно только для священников — Е. Н.). Все это возведено к первоисточнику всех праотеческих преданий, к Моисею, и запечатлено стереотипной формулой, стократно повторяемой в пестром хаотическом и несогласованном нагромождении разнообразных предписаний: “и сказал Господь Моисею” (очевидно, профессор считает эту формулу не соответствующей истине, т. е. попросту обвиняет Божий Синайский Закон во лжи — Е. Н.). И вот наступил момент, когда прекращается, наконец, характерное молчание о писанном Законе Моисеевом. Знаменитая иудейская Тора, т.е. Пятикнижие, сразу становится в центре внимания послеплененного Израиля. Выступает на вид и лицо, с именем которого связано появление Торы в Иерусалиме. Это священник Эзра, пришедший сюда со второй, большой партией возвращенцев в 398 году до Рождества Христова...

           Как видим, наконец-то, к IV веку до Р. X. мы выходим на ясную дорогу из потемок и нестерпимых недоуменностей школьного предания о ходе священной истории.

           Перед нами “Пятикнижие” (стр. 60-63). Значит, все книги Бытия, Исхода, Левит и Числа, по-видимому также и Иисуса Навина, составлены в VI, V и IV веках. Вся эта живейшая, дышущая неподдельной жизнью история древних пастухов-патриархов и скитания пастушеского народа по пустыне, пленявшая именно своей безыскусственной простотой бесчисленные поколения людей с верой, разумом и вкусом, является искусственной выдумкой раввинов VI, V и IV веков, в частности, Ездры (стиль писания которого, между прочим, ни мало не напоминает стиля, например, книги Бытия). Воистину, чудо величайшее. Оно может равняться только с чудом, в котором нас хотят уверить другие “исследователи,” с тем, что и образ Христа Спасителя был составлен во II, в Ш или в IV веке по Рождестве Христовом искуссными сочинителями. Ставши на эту дорогу, остановиться на ней нельзя. Ведь об искусственности образа Иисуса Христа говорят не меньшие научные авторитеты, чем те, которые приводит проф. Карташев в подтверждение искусственности образов Авраама, Исаака, Иакова, Иосифа Иуды, Моисея — этих ярчайших живых личностей Ветхого Завета, И ведь протестантская “богословская наука,” та самая, которую так благоговейно цитирует проф. Карташев,  в лице Тюбингенских “богословов” и Древса (Древс — протестантский пастор), договорилась до мифичности личности Иисуса Христа.

           Какую надо иметь выхолощенную кабинетную душу, совершенно лишенную художественного и исторического чувства, чтобы дойти до таких домыслов!

           Нам и то, и другое представление равно кажется подлинным безумием. Не только оскорбляемая такими “богословскими” домыслами наша вера, но и самое примитивное художественное чутье, чувство правды и чувство истории свидетельствуют нам, что живые образы Авраама и прочих патриархов, Моисея и Иисуса Навина не могли быть созданы искусственно. Перед созданием религиозных человеческих образов оказывается бессильным самое великое писательское перо. Вспомним, что такого образа никак не сумели создать ни Гоголь, ни Достоевский. Сравним образ, созданный Достоевским, в лице старца Зосимы и его проповеди с подлинными образами наших подвижников, старцев и их творенияит. Мы сразу видим, где подлинник и где немощное подражание, даже такого пера, как у Достоевского.

           Но ведь по домыслу проф. Карташева, эти раввины-писатели V и IV веков должны были бы обладать еще и совершенно исключительным чутьем и знанием древнего, отдаленного от них тысячелетием примитивного пастушеского быта, который мы воспроизводим теперь на основании археологических данных, каких не было у писателей IV века.

           Чтобы понять, насколько невозможно такое археологическое чутье у писателей IV века до Р. Х” достаточно вспомнить располагавшую гораздо большими техническими данными историю Тита Ливия, в которой, тем не менее, эпоха древнеримских царей описывается совершенно в формах, современных историку августовских времен. Больше того, вспомним наших русских докарамзинских историков, писавших о древнерусских князьях, как о самодержцах российских в стиле позднейших царей и императоров. Ужели Ездра и его современники-книжники обладали в такой степени этой редкой способностью, ставшей доступной нашему времени, благодаря развитию археологии, — умением переноситься в отдаленную эпоху, совершенно отличную от современной, и столь совершенно художественно воссоздавать ее?

           Еще одно соображение. Самаряне отделились от иудеев не после Вавилонского плена, а во время его. Каким же образом они унесли с собой во время отделение, как свою священную книгу, полное Пятикнижие Моисея, если оно в самый разгар их выделения из еврейской среды было принесено в Палестину ненавистным им Ездрой?

           Быть может, Божественное Провидение для того и сохраняет сквозь тьму тысячелетий до наших дней остатки самарянского народа, ютящегося около древнего Сихема у подножия горы Гаризим, чтобы он мог свидетельствовать нерушимую истинность хранимого им Ветхого Божиего Закона.

Но как же перед лицом такой неоспоримой ясности мог, вообще, возникнуть этот вопрос об искусственности происхождения святого Пятикнижия и о том, что до V или IV века до Р. X. ветхозаветный Израиль не знал Божиего Закона?

           О психологической подкладке таких “научных открытий” очень хорошо говорит покойный писатель Д. Мережковский, касаясь аналогичного вопроса об искусственности образа Христа Спасителя и о позднейшем будто бы написании Нового Завета. Д. Мережковский пишет: “Был ли Христос, в голову никому не пришло бы спрашивать, если бы уже до вопроса не помрачало рассудка желание, чтобы Христа не было.” И далее: “Что такое мифомания? (утверждение, что Христос- миф). Это мнимо научная форма религиозной ко Христу и христианству ненависти, как бы судороги человеческих внутренностей, извергающих это лекарство. “Мiр ненавидит Меня потому, что Я свидетельствую о нем что дела его злы” (Ин. 7:7). И слишком понятно, что всюду, где только желали покончить с христианством, “научное открытие,” что Христос — миф, принято было с восторгом, будто этого только и ждали” (Д. Мережковский, “Иисус Неизвестный”).

           Такой ненависти мы, конечно, не подозреваем в авторе разбираемой нами книги, но склонны эти страшные чувства заподозрить в тех, кому он поверил, в этих благоговейно им цитируемых немецких, голландских, швейцарских профессорах, создавших (много лет тому назад) выдвигаемую им теорию.

           Штурм христианства идет широким фронтом. Миру, отвергшему Христа, нужно с корнем уничтожить все Его дело. Одних можно соблазнить просто бездумным соблазном греха, другим доказать, что всякая религия антинаучна и, следовательно, наукой опровергнута, третьих убедить, что Христос Спаситель никогда не существовал и Новый Завет подделан позднейшими авторами, четвертых удостоверить в том же относительно краеугольного камня христианства — Ветхого Завета. Их много этих штурмовых лестниц против твердыни Христовой.

           То, что приводимая проф. Карташевым идея искусственности создания Ветхого Завета является одной из таких штурмовых лестниц, атакующих самую сердцевину христианства, ясно при малейшем углублении вопроса.

Ведь Христос, как Он Сам говорит, “пришел не нарушить Закон но исполнить,” т.е., восполнить его (Мф. 5:17). Вспомним, сколько раз Христос Спаситель ссылается на Закон Моисеев: Мф. 8:4; 19:7; Мр. 10:3; 12:26 и т.д.

           После Воскресения Христос, явившись апостолам на пути, “начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании” (Лк. 24:27).

           Можно ли предположить, что Христос имел концепцию о “перевернутом” написании Ветхого Завета? А задача христианина прежде всего заключается в том, чтобы понимать Божий Закон так же, как это делал Христос.

           Лучшим образцом такого понимания и изложения такого понимания Ветхого Завета является знаменитая проповедь св. Первомученика Стефана, изложенная в 7-й главе книги Деяний Апостольских. Интересующиеся излагаемой здесь темой пусть сравнят концепцию Ветхого Завета в изложении апостола Стефана и ту же концепцию в изложении проф. А. Карташева. Они легко убедятся в их противоположности и смогут сами судить, какая из этих концепций более логичная, последовательная, с большим историческим пониманием и художественным чутьем.

           Настоящее церковное понимание этого вопроса и теперь совершенно идентично с пониманием его апостолом Стефаном в первые, можно сказать, минуты жизни Христовой Церкви — Ее соборность-кафоличность, как эту соборность определил великий учитель Церкви св. Викентий Леринский: “Соборнокафолично то, во что вся Церковь всегда и повсюду верила и верит.” Потому что Церковь и истина церковная, нужная для вечного спасения души, не могут зависеть от временных исторических и географических факторов.

           Только такое богословие, имеющиее корни в вечности, Церковь почитает своим. И тогда с богословствующего она не спрашивает научных дипломов, но сама дает их галилейскому рыбаку Иоанну Богослову и даже разбойнику на кресте: “овому убо низводиму во ад тяготою хуления, другому же легчащуся от прегршений к познанию богословия.”

           Всякое же иное мудрование Церковь никогда не признает Своим и не именует святым и высоким наименованием Богословия, признавая все, что не ее — мирской объюродевшей мудростью, как бы эту мудрость ни именовал внешний мир.

           Протестантство докатилось до позора “богословов,” подобных профессору Б. Бауэру, “пастору” Древсу и др., отвергшим реальность бытия Христа. Неужели школьное “православное богословие” дойдет до такого же позора?