Постмодернистская религиозно-философская библиотека

Кустодиев К. Женщина в Ветхом Завете.

№№ 22, 24, 25, 26, 27.

 

V. ЛИЯ И РАХИЛЬ

     Иаков направился в Месопотамию. Господь обнадежил его Своим покровительством в его странствовании, открыл ему тайну Своего благодатного смотрения о людях и подтвердил обетования, данные Им Аврааму. Иаков испытал то религиозное волнение, которое заставляет биться сердца тех, кому Бог открывает Свои намерения. Полный горячей веры и надежды, он пришел в Харран.
     Мирная картина предстала его глазам. На поле вокруг источника лежали три стада овец в ожидании водопоя. Пастухи, отвечая на вопросы Иакова, известили его, что они знают Лавана и что живет он хорошо. Они указали ему на Рахиль, его дочь, которая также гнала свои стада к источнику. Пастухи ожидали, чтобы отвалить камень, закрывавший источник; приблизилась со своим стадом и Рахиль. Черты ее лица были чисты и правильны; ее красота поражала и привлекала (Быт 29:17,18). Иаков, удаленный от своей матери, своего лучшего друга, лишенный семейных привязанностей, в которых нуждалась его нежная и чувствительная натура, был увлечен порывом любви к этой племяннице своей матери, которую он и встретил в родной стране Ревекки и которая была на нее похожа. Его роду и племени принадлежала сверхъестественная слава будущего. Он думал об этом на дороге: не могло ли ему казаться теперь, что Сам Бог представляет ему невесту, которая станет разделять его надежду на Бога, - спутницу жизни, которая будет помогать ему? Иаков отвалил камень, закрывавший колодезь, и напоил овец Лавана.
     Сердце Иакова глубоко волновалось. Его губы коснулись кроткого лица двоюродной сестры, и он залился слезами (Быт 29:11). Он сказал, кто он; извещенный дочерью Лаван выбежал из дома, обнял сына сестры своей, которую он некогда провожал с такой горечью: "Подлинно ты кость моя и плоть моя" (Быт 29:14).

     Целый месяц Иаков посвящал своему дяде и свое время и свой труд. Лаван просил его назначить вознаграждение за труды. Иаков отвечал: "Я буду служить тебе семь лет за Рахиль, младшую дочь твою" (Быт 29:18). Лаван согласился на предложение племянника. Семь следующих лет пролетели для Иакова незаметно. Жених Рахили, живя около прекрасной девицы, чувствовал все упоение этой целомудренной близости, - и семь лет прошли для него, как семь дней (Быт 29:20). Но между тем как Рахиль ждала часа брака, ее старшей сестре, Лии, казалось, в этом было отказано навсегда. "Лия была слаба глазами" (Быт 29:17), говорит Писание.
     Брак племянника и младшей дочери Лавана был отпразднован. Иаков был уверен в своем счастии: он получал дорогую плату за свой труд. Но на утро его ждало жестокое разочарование. Семь протекших лет он отдал за выкуп другой женщины, Лии, а не Рахили. На его негодование Лаван отвечал: "В нашем месте так не делают, чтобы младшую выдать прежде старшей" (Быт 29:26); он предложил ему на следующей же неделе соединить его с Рахилью, с условием работать за это еще следующие семь лет.
     Иаков согласился. Рахиль сделалась его женою. Но истинная любовь неразделима; Рахиль одна была истинною подругою Иакова. Он был слишком оскорблен хитростью Лавана, чтобы простить женщине, которая захотела воспользоваться этой хитростью. Лия страдала. Скорбь ее страдания была искуплением; Бог сжалился над нею, послав ей в утешение четырех сыновей, и рождение этих сыновей подало ей надежду, что отныне имя ее будет вызывать в супруге больше радости, чем огорчения.
     Между тем как Лия благодарила Бога за свое торжество, Рахиль, любимая Иаковом Рахиль считала себя несчастною и горько жаловалась на свою судьбу. Бесплодная, она завидовала сестре, и, в исступлении ревности, дерзнула даже сказать Иакову "Дай мне детей; а если не так, я умираю" (Быт 30:1). Эта жалоба рассердила Иакова; но самая жестокость его гнева свидетельствует о его любви к этой женщине, которую он видел страждущею, но не имел возможности утешить. "Разве я Бог, Который не дал тебе плода чрева?" (Быт 30:2), говорил с горечью Иаков.
     Подобно неплодной Сарре, Рахиль соединила со своим супругом служанку. Она думала, что будет чувствовать себя матерью, держа в руках сына своей рабы. "Пусть она родит на колени мои, чтобы и я имела детей от нее" (Быт 30:3), говорила Рахиль. Служанка ее, Валла, родила одного за другим двух сыновей. В восторге Рахиль восклицала: "Борьбою сильною боролась я с сестрою моею и превозмогла" (Быт 30:8). Лия также хотела бороться. Сама она перестала рождать; но два сына родились и у ее служанки, Зелфы, и она была счастлива. И сама она еще три раза сделалась матерью. Окруженная шестью сыновьями и дочерью, она уже не завидовала своей сестре. Но на этом борьба не остановилась. Господь услышал молитву Рахили, пламенные желания ее исполнились: она держит в своих руках дитя, Иосифа, сына своей утробы, и приносит слова, выражающие все страдания, которыми она доселе мучилась: "Снял Бог позор мой" (Быт 30:23) [1].
     Прежде чем от Рахили родился Иосиф, Иаков уже прожил те семь лет службы, которыми он обязался своему тестю вторично. Но Лаван удержал его под своими шатрами, обещая ему отдать в собственность всех овец и коз и всякий скот черного цвета с пятнами и крапинками. Иаков хитростью умножил скот того цвета, которого ему обещал Лаван, и сделался очень богат. Братья Рахили и Лии негодовали на его богатство, которое возрастало им в ущерб; сам Лаван стал беспокоиться. Тогда Господь повелел сыну Исаака возвратиться на родину. Иаков сообщил женам свое желание повиноваться голосу Божию и оставить главу рода, который всегда предпочитал отеческой привязанности свой частный интерес.
     Рахиль и Лия, которых также не могли не оскорблять поступки отца с их мужем, отвечали Иакову: "Есть ли еще нам доля и наследство в доме отца нашего? не за чужих ли он нас почитает? ибо он продал нас и съел даже серебро наше; посему все имение и богатство, которое Бог отнял у отца нашего, есть наше и детей наших; итак делай все, что Бог сказал тебе" (Быт 31:14-16).
     Лаван в это время занимался стрижкой овец. Только через три дня он узнал, что его дочери, его зять, его внуки исчезли. Стада Иакова, все его богатство следовало с беглецами. Даже идолы Лавана оставили его кров и последовали за семьей Иакова. Лаван бросился в погоню. Идя по следам Иакова, он перешел Евфрат и уже настигал Иакова у горы Галаад. Здесь ему во сне явился Бог и повелел относиться к Иакову с почтением.
     Первые слова, с которыми Лаван обратился к своему зятю, были укоризною, впрочем, более нежною, чем строгою. "Что ты сделал, - говорил Лаван, - для чего ты обманул меня, и увел дочерей моих, как плененных оружием? зачем ты убежал тайно, и укрылся от меня, и не сказал мне? я отпустил бы тебя с веселием и с песнями, с тимпаном и с гуслями; ты не позволил мне даже поцеловать внуков моих и дочерей моих" (Быт 31:26-28). Во всяком случае Лаван не хотел мстить: Бог ему запретил это; для поспешного удаления Иакова он даже сам находил извинения в том, что Иаков хотел быть в своем отечестве, где жили его отец и мать. Но для чего Иаков похитил его талисманы, которые покровительствовали его жилищу? Вот в чем обвинял Лаван Иакова.
     Супруг Лии и Рахили признался, что он боялся сообщить ему о своем намерении, чтоб он не отнял у него его двух жен. В этом опасении было напоминание, которое должно было стать укоризною для Лавана. Что касается идолов его тестя, Иаков с негодованием отвергал всякое подозрение в краже. "У кого найдешь богов твоих, - говорил он Лавану, - тот не будет жив" (Быт 31:32). Их украла Рахиль; ее супруг не знал этого. И чем же угрожал он своей любимой супруге! Несмотря на страшную клятву Иакова, Лаван начал обыск. По всему было видно, что под нежную укоризною, с которою он обратился к Иакову сначала, Лаван только скрыл свою злобу. Виновница похищения не говорила ни слова. В молчании ее было ли баловство дитяти, или суеверие женщины, только она сумела сохранить секрет своей повинности. Спрятанные ею талисманы не нашлись. Не так прощалась со своей семьей Ревекка!
     Настоящим расположением Лавана, которое обнаружилось в его розыске, Иаков был возмущен до глубины души. Скорбь и гнев, которые накопились в его сердце за двадцать лет пребывания в Харране, теперь были выше всяких пределов. Он жестоко укорял отца Лии и Рахили за хитрости и предательство.
     Но Лаван вместо того, чтобы мстить за жестокие укоризны зятя, послушался своей совести и влечения сердца. Он подумал, что его могут заподозрить в том, что он хочет помешать счастью Лии и Рахили. Не были ли они его дочерьми, прежде чем сделались женами Иакова? Их дети не были ли его детьми? "Могу ли я что сделать теперь с дочерями моими и с детьми их, которые рождены ими, - говорил Лаван Иакову. - Теперь заключим союз я и ты, и это будет свидетельством между мною и тобою" (Быт 31:43-44).
     Был воздвигнут столп. Почитание Иаковом Лии и Рахили и обещание не давать им соперниц - таковы были условия союза. Предложенные отцом, они были приняты зятем. Союз был подтвержден клятвою; его праздновали жертвоприношением и пиршеством. Наутро Лаван обнял своих детей и внуков, благословил их и пустился в обратный путь. Иаков следовал своею дорогой в землю Ханаанскую.
     В радости возвращения на родную сторону одно смущало сына Исаака. Прощен ли он Исавом? Иаков отнял у брата благословение отца. Не будет ли Исав мстить ему за это, поражая его в самых дорогих его привязанностях, умертвив "мать с детьми"? (см. Быт 32:11) [2].
     Исав жил тогда в стране Сеир. Иаков направлялся туда. Вперед себя он послал многочисленные стада, назначая их в подарок брату.
     С караваном впереди, Иаков с семьей вброд перешел поток Иавок. Теперь он ступал по земле, освященной стопами его отцов, по земле, на которой явятся победителями и владыками его дети, воины Господа. Мысль его занимало воспоминание его недостатков, сознание нравственно-религиозной миссии, которую он призван выполнить. Ему явилась Верховная истина и вступила с ним в борьбу. Наконец, он покорился Божественному Существу, Которому противился; и когда он почувствовал, что ветхий человек в нем побежден, он просил Господа благословить его в его возрождении. Отныне он не был Иаков - вытеснитель, но Израиль - борющийся или князь Божий.
     И тут вдали показались четыреста человек и во главе их Исав.
     Иаков боялся только за тех, кого любил. Доверяя детей их матерям, он на первом плане поместил Зелфу, служанку Лии, мать Гада и Асира, и Валлу, служанку Рахили, мать Дана и Неффалима; на втором плане - Лию и ее детей: Рувима, Симеона, Левия, Иуду, Иссахара, Завулона и Дину; на третьем, более удаленном от опасности, - Рахиль, свою возлюбленную жену, и Иосифа, своего последнего сына. Иаков боялся нападения Исава. Впрочем, сам он пошел вперед к Исаву и поклонился ему семь раз. Но Исав, подбегая к нему, бросился ему в объятия и заплакал. Слуги Иакова, затем жены с детьми приветствовали поклонами вождя пустыни, этого человека, который с силою льва соединял чувствительность женщины. Теперь благородство Исава и раскаяние Иакова установили между двумя братьями союз более крепкий, чем союз крови: союз любви.
     Только после жестоких страданий Иаков, можно сказать, изгнанник, возвратился в свое отечество. Близ Сихема он купил себе землю и раскинул шатер. Дина, дочь Лии, вышла однажды из отеческой палатки посмотреть, каковы были женщины в ее новом местопребывании. Сихем, благороднейший (Быт 34:19) сын Эммора, князя этой земли, заметил молодую иностранку. Он ее похитил, но не замедлил раскаяться в своем оскорблении: он полюбил ее и, по словам Писания, "говорил по сердцу девицы" (Быт 34:3). Он упросил отца своего исправить свой поступок. В то время, как Сихем обесчестил Дину, братья девицы были в поле. Иаков знал все, но молчал. Но братья, лишь только узнали, какой стыд перенесла их сестра, воспылали страшным гневом и мщением. Впрочем, они на время скрыли свои настоящие намерения.
     Два человека пришли к Иакову: это были отец Сихема, Эммор, в сопровождении самого похитителя. Во имя любви, которую дочь Лии внушила сердцу того, кто ее обесчестил, Эммор просил у отца и братьев невинной жертвы руки Дины для своего сына. Он приглашал их жить в его владениях, вступать в браки с жителями Сихема. А виновный, растерянный, умоляя, прибавлял: "Только бы мне найти благоволение в очах ваших, я дам, что ни скажите мне; назначьте самое большое вено и дары; я дам, что ни скажите мне, только отдайте мне девицу в жену" (Быт 34:11-12).
     Дети Иакова, казалось, были тронуты. Пусть только жители Сихема согласятся принять знак Божественного завета - обрезание, - и дети Израиля составят с ними один народ. Условие было принято Сихемскими князьями с готовностью.
     Спустя несколько дней бесчестие Дины было заглажено, только не браком, но мечом двух ее братьев. В то время, как жители Сихема были еще в болезни после обрезания, Симеон и Левий напали на город, истребили всех жителей мужеского пола, в том числе Эммора и Сихема, разграбили имущество, увели сирот и вдов убитых, в числе которых была их сестра. Иаков с негодованием отнесся к вероломству и дикому поведению этих убийц, запятнавших его имя на земле, которою должны были обладать его потомки. Лия была свидетельницей бесчестия своей несчастной дочери и страшного преступления своих двух сыновей.
     Иаков надумал оставить окрестности Сихема. В минуту отправления он приказал, чтобы боги и талисманы, находившиеся в его шатрах, были выброшены, и чтобы все члены его семьи очистились от прошлых заблуждений. Он закопал под дубом [3] последние остатки Арамейского суеверия. Тогда, без сомнения, он узнал, кто был виновен в похищении идолов Лавана, и сумел возбудить в сердце своей спутницы, своего друга, раскаяние в проступке, который она сделала.
     Дошедши до Вефиля, Иаков направился к югу. Он шел, чтобы увидать своего отца, принять, может быть, последний вздох старца; утешить Ревекку в скорби, которую ей причинило его отсутствие, и, наконец, представить им обоим двух своих жен их крови, которые были продолжателями их потомства.
     Он уже не увидел Ревекки. Едва он достиг Вефиля, как узнал о смерти матери избранного народа [4].
     Надежда облегчала жестокие удары, которые поражали Иакова: Рахиль ждала вторых родов. Караван находился на пути к Ефрафе. Но с радостью Иакова ждало опять и горе. Рахиль при родах чувствовала, что ее жизнь кончится с рождением этого дитяти. "Не бойся, - говорила ей повивальная бабка, - ибо и это тебе сын" (Быт 35:17).
     Сын! Рахиль некогда родила сына: она его приветствовала словами, которые указывали на полноту жизни. Теперь, с скорбью кроткою и нежною, она принимала это новое материнство, высшее утешение в ее предсмертных страданиях.
     "Бенони" (Быт 35:18), то есть сын моей скорби, - едва могла проговорить она - и умерла.
     Проклятие, которое Иаков произнес некогда на похитителя идолов Лавана, пало на его дорогую любовь. На самой дороге в Ефрафу Иаков должен был похоронить останки женщины, которую он любил до того, что на выкуп ее посвятил четырнадцать лет жизни. Он поставил памятник на могиле своей подруги. Ее потомки ходили на поклонение ее гробу [5].
     Позднее, когда народные бедствия поразили израильтян, не Лия, мать шести их племен, мать самого могущественного их племени - Иуды, не Лия олицетворяла для них отечество. Это была Рахиль, тень которой они представляли выходящей из могилы, оплакивающей детей своих и молящейся за них (Иер 31:15-17, пер. архимандрита Макария).
     Чем она заслужила такое почтение от тех, которые родились от ее соперницы? Ужели она больше, чем Сарра и Ревекка, почитала Господа и служила ему? нет: идолы Лавана, может быть, разделяли ее почитание с Богом Авраама, Исаака и Иакова. По крайней мере, подобно матери своего мужа, она употребляла гибкость своего ума на благо людей? Нет. Но она имела обольстительную прелесть красоты, она была страстно любима; ревнивая, она имела больше скорби, чем гнева. Она была впечатлительная и живая: ее скорби выражались как бы в каком-то отчаянии, ее радости - в каком-то опьянении. Она умерла молодою, она без горечи оплакала жизнь; умирая, она произнесла одно из тех слов, трогательное красноречие которых говорит о глубоко чувствительной душе. Одним словом: она была истинною женщиною! Поэтому-то ее меланхолический образ нас приковывает, нас привязывает; поэтому-то мы разделяем ее сокрушение, когда она в своем последне-рожденном приветствует сына своей скорби. В этом ее право на внимание ее соотечественников.
     Иаков продолжал свой печальный путь. Он удалялся от бездыханного тела своей Рахили, но уносил воспоминание о подруге, и в детях, которых она ему оставила, находил главную из своих привязанностей. Он не имел мужества сохранить за последним своим сыном имя, которое дала ему, умирая, Рахиль; он назвал его Вениамином - сыном моей старости. Но дитя, едва открывшее глаза на свет Божий, не могло платить за любовь любовью. И самым дорогим утешением для Иакова был старший сын Рахили, Иосиф.
     Дети Лии и служанок негодовали на предпочтение, которое Иаков отдавал сыну Рахили. Однажды платье Иосифа было принесено в крови его отцу. Престарелый патриарх подумал, что его дитя разорвал дикий зверь. Он потерял Рахиль во второй раз! Напрасно старались утешать его дети и "дочери" (Быт 37:35) [6] его...
     Землю Ханаанскую, как и другие, поразил голод. Только Египет был предохранен от этого бича предусмотрительностью одного мудреца, которого признательный фараон облек почти царскою властью. Сыновья Израиля пошли искать хлеба в эту страну. Но Вениамин остался с Иаковом: за смертью Иосифа он пользовался всем тем предпочтением, которое Иаков оказывал его брату. Десять остальных братьев отправились в Египет, но возвратились только девять. Человек, который спас египтян от бедствий голода, желал видеть Вениамина и, давая приказание детям Иакова привести его непременно, потребовал у них заложника, которым и остался один из братьев, Симеон.
     Иаков противился. Он отказался вручить случайностям путешествия предмет своей последней любви, который ему оставила его дорогая спутница. Наконец, голод усилился; Иаков уступил, и Вениамин отправился в Египет вместе с братьями.
     Это было последнее испытание Иакова. Когда возвратились его одиннадцать сыновей, он узнал, что жив и двенадцатый, которого он считал умершим. Он был спасителем Египта, он же хотел видеть сына своей матери. Иаков узнал, что, проданный братьями, он их простил, что он хочет обнять своего отца и что фараон ожидает всю семью Израиля. За ним самим, за женщинами и детьми его семьи были посланы царские колесницы.
     Семнадцать лет прожили израильтяне в земле Гесем, которую Иосиф именем фараона отдал им в собственность. Иаков приближался к смерти и хотел благословить своих детей. Не одному кому-нибудь он хотел передать свою Божественную миссию, но всем своим сыновьям и двум наследникам, которых родила Иосифу Асенефа, дочь Гелиопольского жреца.
     Сначала Иаков призвал к себе старшего сына Рахили. Он усыновил двух его детей, Ефрема и Манассию (Быт 48:5), исповедал пред ними скорбь, которую он испытал, оставляя тело своей любимой жены (Быт 48:7). После того его окружили все другие его дети. Престарелый Иаков был в том состоянии, когда душа, отвлекаясь от материи, препятствующей ей видеть небо, провидит тайны другой жизни. Бросая последний взгляд на прошедшее, он судит поведение своих детей; с горечью вспоминает о преступлении Рувима, дерзнувшего осквернить ложе своего отца; укоряет Симеона и Левия в убийстве жениха их сестры, в истреблении народа, которого она могла быть царицею. Затем внезапно печаль умирающего исчезает. В его голосе слышится Божественное вдохновение; пред ним восстают блестящие образы будущего; он приветствует последний отпрыск царского племени Иуды - Мессию, Искупителя.
     Благословив каждого из своих сынов, он напомнил им о своем желании быть похороненным в стране своих отцов. Авраам, Сарра, Исаак, Лия [7] ждали его в пещере Махпеле, неподалеку от Мамрийской рощи. Так и могила не соединила Иакова с подругой его четырнадцатилетнего испытания; он должен был опочить близ менее дорогой из двух. Может быть, в этом была награда за горькую жизнь Лии, бедной женщины, которая умела любить, не будучи любимой!

 

ГЛАВА II.
НРАВЫ ЖЕНЩИНЫ ПАТРИАРХАЛЬНОГО ПЕРИОДА

I. РЕЛИГИОЗНЫЕ ПОНЯТИЯ ЖЕНЩИНЫ И СЛУЖЕНИЕ ЕЕ БОГУ

     Религия патриархальных времен не имела определенной формы Богослужения. Это была религия надежд. Этими надеждами питались столько же женщина, сколько и мужчина.
     На первых библейских страницах женщина является совершенно равною мужчине, то есть таким же человеком в полном смысле слова. Та и другой были созданы по образу и подобию Божию (Быт 1:26-27). Пред Своим законом Господь дал им одинаковую свободу. Подобно мужчине, женщина могла выбирать между добром, которое истинно, и злом, которое ложно (Быт 2:16-17; 3:3) [8]; она - существо нравственное и способное к совершенствованию (Быт 3:6) [9].
     Женщине принадлежит первое преступление человека, его падение и изгнание из рая, но так, что мужчина в том, что он послушался женщины, находит для себя не оправдание, но обвинение (Быт 3:12,17). Пред нею и пред мужчиной затворились врата того Божественного отечества, где они были пробуждены к жизни и блаженству (Быт 3:22-24). Их печальным взорам представились неизвестные земли и та необработанная почва, которая отныне будет плодоносить ценою их пота и даст им только один верный покой - гроб (Быт 3:17-19).
     Но из самого наказания их должно произойти и возрождение. В их борьбе с землею, отказывающеюся питать их, прикрыть их, они почерпнут силу, которая, развивая все их способности, заставит их лучше понять их истинное достоинство и величие. Упорство борьбы разовьет их энергию и покажет им торжество их могущества. Побеждая природу, они научатся побеждать самих себя. Бог принимает от них первородных из стад, которых они приносят ему в жертву; они приносят Ему начатки своих полевых трудов (Быт 4:3-4). Но Он с большей любовью примет от них как жертву отказ от страстей, свидетельство их добродетелей.
     Таково должно быть служение падшего человечества. Но этому служению давала силу и оживляла его надежда, что в семени жены (Быт 3:15,20) найдутся средства окончательно победить те бедствия, которые навлекло на землю и человека его преступление. Впрочем, человечеству прежде угрожала окончательная гибель от женщин из более развращенного племени Каина. Бытописатель говорит, что вступление в брак потомков Сифа с дочерьми из племени Каина развратило человеческий род, и Бог поразил его ужасным бедствием - всеобщим потопом (Быт 6:1-7), память о котором сохранилась на пространстве всего древнейшего мира, от берегов Нила до берегов Ганга.
     Как во время хаотического состояния природы, пока Бог еще не выделил сушу из воды (Быт 1:6), так и теперь вода покрыла всю землю. Но должен ли был вовсе исчезнуть человек, изгнанный из Едема? Возвратится ли природа к своему ничтожеству? На поверхностях вод плавает один ковчег, и в этом-то ковчеге с четырьмя четами плавает то, что осталось человечеству от истинных верований и добродетелей, пронесенных сквозь людской разврат.
     Воды вошли в свои места. Ковчег остановился на верху Араратской горы, которая господствует над страною, где священные сказания помещают земной рай.
     До самого нашего века какой-то суеверный ужас окружал таинственный пик, где, по преданию, остановился ковчег и где, как говорили, были еще его остатки. Никто не смел проникнуть туда. Теперь не то: ужас этот рассеялся, и попытки проникнуть до самой вершины Арарата сделаны. Теперь с вершины Арарата путешественник может наслаждаться тем самым зрелищем, которое открывалось некогда перед глазами Ноя и его семьи по мере того, как потоп приближался к концу. При подошве самой горы протекает река Аракс (Гигон или Геон Едема), которая здесь ускоряет свое течение, со страшным шумом ударяется о скалы.
     На самой вершине Арарата был воздвигнут первый после потопа жертвенник, который человек посвятил Единому, Вечному, Бесконечному Богу. Там была принесена жертва благодарности за избавление от потопа; оттуда же вознеслась к Небу молитва тех, которые должны были снова населить опустошенную землю (Быт 8:20). И над этою-то вершиной, с благословения удовлетворенного Бога, простерся знак вечного союза Творца с тварью - радуга (Быт 9:13-17).
     Это место было колыбелью возрождения человека. Бог дал ему землю и все, чем она питает и прикрывает, повторил ему заповедь размножения человеческого рода, дал ему, все кроме жизни ему подобных. За смерть человека Он угрожает мщением смерти, тогда как прежде жизнь убийцы Каина Он ограждает седмеричным мщением. Сначала Бог полагает наказание для преступника в мучениях совести, но с помрачением в человеке закона совести потребовалось внешнее наказание. "Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека" (Быт 9:6), сказал Бог Ною.
     Впрочем, совершенное возрождение человека было далеко впереди. Потомки Ноя успели скоро развратиться и, расходясь в разные стороны от подошвы Вавилонской башни, разнесли только слабые лучи того Божественного света, который ярко блестел взору человека, спасенного от потопа; и чем дальше шло время, тем больше помрачалось между ними Божественное ведение: слили Бога с природой, - и вышел пантеизм, почитали богами разные предметы природы, - и явилось многобожие [10]. Только в одном месте во всей чистоте один человек хранил истинное Боговедение и передал его своему потомству.
     Недалеко от места рассеяния народов жил потомок Сима, одного из сыновей Ноя. Между тем как окружавшие его халдеи, первые наблюдатели небесного свода, в солнце почитали начало и творца мира, Авраам в огненном шаре видел только одно из проявлений Высшего Могущества, одну из естественных сил, которую Верховный Движитель поставил во вселенной. Голос Бога, Которого он почитает, выводит его из родной страны. Ему сопутствует одна женщина, которая первая умела понять и разделить миссию своего супруга. Оба они идут в землю Ханаанскую, чтоб распространять там и поддерживать понятие о Едином Боге. Союз завета, заключенный с ними, Господь возобновляет с их сыном Исааком и с их внуком Иаковом, - и отныне истина передается без перерыва от отца к сыну, от матери к дочери.
     В понятиях Авраама и его племени идея Бога и идея человечества отличаются высшим характером чистоты и всеобщности. Творец всей природы, Бог поддерживает эту природу и одушевляет ее. По Его велению утро следует за вечером и вечер за утром [11]. Он начертывает путь шарам, которые Он повесил в пространстве. Он удерживает в его ложе море, стенающее как бы под игом держащего его и принужденное в своей бессильной ярости выбрасывать на берега беловатую пену. Бог говорит, и шум Его голоса, раскаты грома потрясают Его шатер из облаков, колеблющиеся занавеси которого разрывает молния (Иов 36-37) [12]. Он дает росу цветам полей, траве лугов. Он дает буйволу свободу, страусу - его быстрый бег, лошади - ее ржание и ее воинский пыл, орлу - его полет и проницательный взор, бегемоту и левиафану - их чудное устройство. Насекомым и животным Он дает инстинкт самосохранения и питания. Наконец, человеку Он дает разум и мудрость, которая его питает, которая одна есть для него сокровище более драгоценное, чем золото Офира, перлы, оникс, сапфир, топаз Ефиопии (Иов 28).
     В благоговении пред силою Господа, все сотворившего и все оживляющего, человек называет Его Адонаи - Господь; не зная начала этой благодеющей Силы, Которая предшествовала всему, сотворила поколения, видела их преемство, называет Его вечным без начала и конца.
     Признавая всеобщность Божественного Провидения, которое всегда хранит и блюдет всех людей и весь мир, патриархи смотрели на себя как на священную ветвь единственного ствола человеческого рода. Адам и Ной, их отцы, вместе - отцы всего человечества; а чрез Христа, их Потомка, в них будут благословлены все народы (Быт 22:18).
     Патриарх и его жена, эти князь и княгиня пастушеского шатра, живут под непосредственным, видимым покровительством своего верховного Владыки. Библия нам не говорит, присутствовала ли женщина в то время, когда патриарх ставил столп, насаживал рощу на том самом месте, где он призывал Господа, когда приносил жертву; но думаем, что это было так; Библия нам передает, что женщина благодарила Бога, когда Он благословлял ее рождением сына.
     Провидение хранило жизнь патриархов. Но что Оно готовило им после смерти? Душа, дыхание Бога, возвратится ли к своему началу? Какая награда ожидала тех, которые служили Богу, любя человечество, тех, которые сохраняли уважение к родичам, защищали угнетенного, принимали в своем шатре странника и бедного, утешали вдову и поддерживали сироту? Патриарх, оплакивая спутницу своей жизни, надеялся ли видеть ее где-нибудь, кроме могилы? Будущее для патриарха было покрыто тьмою, рассеяния которой - просветления будущего - он ждал от семени жены [13]. Когда посреди нравственных скорбей и физических мучений Иов, переходя от самоотвержения к глубокой скорби и жалобам, казалось, спрашивал у верховной Правды основания незаслуженного наказания, видел ли он в смерти что-нибудь другое, кроме конца страданий? Он верил в Провидение, но ему недоставало того Христова света, с которым бы он нашел полнейшее успокоение в будущем: Иова мучила неизвестность будущего. В этом сомнении, в этой неизвестности будущего, должно быть, - самое жестокое наказание для сынов женщины. Для патриархов смерть была порогом преисподней, подземного обиталища, где блуждали тени. Там они должны были находиться в соединении со своими предками до того дня, когда Спаситель живых должен был стать также и Спасителем умерших!

 II. ДЕВИЦА И БРАК

     Большая часть девиц, которые вступали в брак с непосредственными потомками Авраама, воспитывались в Месопотамии. Здесь было отечество Авраама, откуда он был призван для распространения имени Господа в страну Ханаанскую; здесь умер его отец, здесь жили его брат и племянники, и в их семействе он намеревался находить для своих потомков жен, которые могли бы стать истинными помощницами своих мужей в деле миссии, к которой Бог призвал его потомство.
     Таким образом, за первыми шагами женщин патриархального периода мы должны следить не в долине Хевронской, в Ханаане, где жили патриархи, но на равнинах Месопотамии. Страна эта, расположенная при подошве Арарата, в наших глазах имеет ту особенную прелесть, что среди чудной и необычайной для нас растительности Востока напоминает нам природу Европы. Правда, в Месопотамии мало чего-нибудь похожего на наши густые леса; но там и сям она усеяна рощами черных кипарисов, букетами тополей, груш и орешин, которые перемежаются обворожительными садами апельсинов, лимонов, вишен и гранатов. С роскошным видом сплошного сада эта страна соединяет уединение пустыни. Луга Месопотамии испещрены венчиками лилии, красными головками чертополоха, золотистыми цветами полыни и лазоревыми звездочками васильков. Овцы гложут здесь морские растения, которые теперь, удаленные от волн, некогда их обмывавших, сохраняют еще внутри оживляющую соль, которою они напитаны. Там же животные находят для себя душистые пастбища: тимьян, богородская трава, душица, шафран, цветок которого то белый, то красный или лиловый, выставляет свои красно-оранжевые пестики, наполняют воздух удивительным благоуханием.
     Среди этой-то природы и с этою природой жила девица. Она жила не в затворе, но показывалась всюду с открытым лицом [14]. То с кувшином на плечах она выходила в поле к источнику черпать воду, назначенную для домашнего употребления (Быт 24:11-16), то ходила среди этих самых полей, надзирая за стадами своего отца (Быт 29:6-9).
     Месопотамская девица была подчинена царской власти своего отца, которая ей и покровительствовала и грозила судом, могла мстить за ее оскорбления и наказывать ее за вину. Лишь только придя из Месопотамии в землю Ханаанскую, братья Дины страшно отомстили за свою оскорбленную сестру; а Иуда, сын Иакова, осудил на смерть свою виновную сноху, законно считавшуюся его дочерью (Быт 34; 38). Но редко случалось, чтобы отец употреблял право смерти, которое он по обычаю имел над своими детьми. Заботливость, с которой патриархи искали жен для своих сыновей в Месопотамии, среди своих родственников, свидетельствует о чистоте и скромности этих девиц, которые предназначались быть воспитательницами народа Божия.
     Достигши возраста, в котором нужно жениться и исполнить первую обязанность главы племени - продолжить это племя, еврей помнил, что Бог, учреждая брачный союз, вместе с обязанностью воспроизведения рода человеческого полагал начало его совершенствования. Только в целомудренной арамеянке (Быт 31:20,24) [15] он думал найти помощницу, которая бы, соединяя свою нравственную силу с его, сделала их общее шествие по пути долга более твердым и более спокойным; в арамеянке он искал ту спутницу, которая бы разделила его радости и особенно его печали, увеличивала бы первые и облегчала вторые; в ней еврей искал эту часть самого себя, которая должна была восполнить его существование. С арамеянкой патриарх надеялся иметь то брачное единение, как бы единение в одной плоти, каковым представлял брачный союз первый человек. В ней он думал найти все, что должна иметь строгого и нежного супружеская привязанность; с нею он надеялся, что два сердца, объединенные брачным союзом, не будут больше одиноки и навсегда будут одно (Быт 24:67).
     Когда для сына патриарха наступало время семейных радостей, о которых он мечтал, отец или посылал его самого искать счастья (Быт 28:2), или поверял слуге, своему другу, отыскать в Месопотамии и привести в Ханаан жену, которая бы осуществила надежды сына (Быт 24).
     Об обрядах и церемониях браков патриархальных времен мы знаем очень мало. В это время девица не имела права выбирать себе супруга. Рука отца, располагавшего ее жизнью, имела право и на ее свободу: девица должна была следовать за своим супругом, даже неизвестным, если только его выбрал отец или ее старший брат [16]. От своего жениха она получала вено, которое составляло ее приданое и ее собственность; только по злоупотреблению отец ее мог воспользоваться ее приданым, которым наградил ее жених (Быт 31:14-16) [17].
     Вено, или выкуп невесты состоял или в службе ее отцу ее будущего супруга (Быт 29:18), или в драгоценностях, дорогих одеждах, в сосудах из золота и серебра (Быт 24:22,53). Дача вена невесте и дары родным ее составляли законное основание супружества. Самый брак торжествовался праздником, который продолжался целую неделю (Быт 29:27-28)18. А иногда, как это случилось в браке Ревекки, брачное торжество оканчивалось одним днем (Быт 24:54-55).

 III. СУПРУГА. МАТЬ. ВДОВА

     По шатру нынешних арабов [19], сделанному из шерсти их черных коз, мы можем составить понятие о жилище еврейских патриархов. Внешние условия жизни, при которых жили древние патриархи, остались неизменными у арабов. Для пастушеской, бродячей жизни, которую ведут нынешние арабы и которую вели патриархи, шатер как нельзя более удобен. Вероятно, у патриархов он был тот же.
     Если владелец небогат, он имеет один шатер, разделенный внутри занавескою из ковра на два отделения, из которых заднее составляет половину жены, а переднее - половину мужа. Но богатый владелец имеет целую группу шатров, так что каждая из его жен может иметь отдельное жилище.
     Патриарх ставил свои шатры под тенью рощ и лесов. Здесь он был отцом, царем и судьею; отсюда он управлял своими детьми и слугами; отсюда он поднимал свою небольшую армию на защиту союзника, на которого сделано нападение; здесь его суд, как мы это видели, мог произнести определение смерти.
     Рядом с ним стоит его жена. Она разделяет с мужем если не его верховное право суда, то по крайней мере авторитет царственности, и Господь назвал ее царицею, госпожею (Быт 17:15-16) [20]. Рабы окружают царицу; на свою рабу она может возложить даже такое важное дело, как кормление грудью ребенка (Быт 24:59,61) [21]. Сознавая свое достоинство, неумолимая, когда ей приходиться защищать свои права, важная в своем положении, она все заставляет преклоняться пред собою. Когда она произнесла слово об удалении рабы, хотя бы эта раба была мать сына патриарха, - раба, даже самый ее сын удаляются (Быт 21).
     Госпожа своих слуг, она - спутница того, кого называет Баал - господин мой! Она ему советует (Быт 27:46), утешает его (Быт 24:67), ухаживает за ним. Он ее слушает, он ее любит (Быт 27:46; 28:1; 24:67). Впрочем, в уважении, которое он воздает ей, недостает того неизменного чувства покровительства, которое защищает достоинство супруги и поддерживает супружескую честь. Когда патриарх путешествует в сопровождении своей жены, он боится, чтобы какой-нибудь египтянин или филистимлянин не пожертвовал жизнью мужа красоте его супруги, - и он дает своей спутнице имя сестры (Быт 12; 20; 26).
     Высокое положение госпожи, или царицы патриаршего шатра не освобождало ее от занятий домашней жизни. Она умела приготовить стол, придать молодому козленку вкус дичи (Быт 27:9). Когда патриарх, угощая странника, приказывает убить тельца и приготовить его, сам предлагает молоко и сыр, может быть, приготовленный его женою, собственно на хозяйке дома лежит обязанность замесить тесто из пшеничной муки и испечь в горячей золе пресные лепешки, которые до нашего времени едят арабы (Быт 18:6).
     Но самое высокое положение женщина занимала как мать сыновей или сына. Женщина принесла смерть и растление на землю; она надеялась спастись, только продолжая жизнь на земле, приведя на землю Спасителя. И быть матерью - в этом она полагала свое возрождение.
     Как она жестоко страдала и вместе какой решительный переворот обнаруживался в ней, когда природа отказывала ей в сыне, в котором она мечтала видеть одного из основателей благословенного народа, одного из предков Спасителя! Именно тогда эта властительная царица шатра, другой раз столь ревниво наблюдающая свои права, не только соглашается разделить их с другой женщиной, но даже сама представляет свою соперницу, чтобы хотя чрез рождение другой матери удовлетворить горячему желанию иметь потомство (Быт 16; 30). Быть или не быть матерью - это дело жизни и смерти, из-за которого завязывается борьба между двумя женщинами, между двумя сестрами, - борьба, в которой материнство считается победой, неплодие - поражением; в которой любимая супруга, не могущая быть матерью, в виду супруги презираемой, но окруженной детьми, в отчаянии вскрикивает: "Дай мне детей, а если не так, то я умру"; борьба, которая оканчивается только страшным криком неплодной женщины, наконец рождающей сына: "Снял Бог позор мой"(Быт 30).
     Это стремление, это нетерпение быть матерью совершенно понятно в женах патриархов, от которых должен произойти народ Божий. Жена патриарха забывает о страшных болезнях рождения, о том, что происшедшее от нее племя будет бороться, страдать; она только помнит и верит, что чрез нее восторжествует целое человечество. Это предчувствует и понимает уже первая женщина, когда, рождая первого своего сына, Каина, восклицает: "Приобрела я человека от Господа" (Быт 4:1). Это желание патриархальной женщины быть матерью может быть самым очевидным, наглядным доказательством присутствия веры в Искупителя. В матери вера эта выражалась как нельзя яснее.
     С именем матери женщина патриарха пользуется полным авторитетом супруги. Сын, которого она купила ценою своих страданий и слез, есть ее сын, принадлежит ей. Она называет его именем, которое выражает ее томления, ее испытания, скорби ее родов или радости ее материнства (Быт 4:25; 29; 30)22. Она напечатлевает ему свой характер, она вдохновляет его своими чувствами; для этого стоит только припомнить Иакова, в котором нельзя не заметить тонкости ума и чувствительности его матери Ревекки, который и благословение своего отца получил по ее побуждению и настоянию (Быт 27). В воспоминании потомков Израиля имя матери патриарха продолжает соединяться со славою ее сына. Сын платит матери любовью за болезни и страдания, которых он ей стоил. Он ей повинуется при ее жизни (Быт 27), он долго оплакивает ее, когда она сошла в могилу (Быт 24:67).
     Иногда только мужчина забывает, на что он может надеяться чрез женщину-мать, а хочет видеть только то, что он унаследовал чрез нее. Он как бы негодует на самые болезни ее рождения в силу того, что с рождением она дала ему в наследство скорби и болезни, - этот яд, который отравляет его жизнь, бегущую, как тень, скоропреходящую, как цветок. И когда он на минуту поддается сомнению, не ничтожеством ли кончится эта жизнь, у него вырываются страшные слова: "Погибни день, в который я родился" (Иов 3:3; ср. 14:1; 15:14; 25:4).
     По своему необычайному желанию быть матерью жены патриархов даже способствовали многоженству. Это мы видели в истории Сарры, в истории борьбы Лии и Рахили.
     Оставшись вдовою, жена патриарха имела полное право на покровительство как своей собственной семьи, так и посторонних. Ее утешали в скорби, ей помогали в бедности (Иов 29:13; 31:16).
     Если муж вдовы не оставил потомства, то брат умершего должен был соединиться с нею и восставить брату потомство, в котором бы ожило имя покойного (Быт 38). Состояние беременности, в котором находилась вдова, избавляло ее от обязанности соединяться с братом мужа (Быт 38:26).

 

№№ 22, 24, 25, 26, 27.

* Печатается с некоторыми сокращениями по изданию: Протоиерей К. Л. Кустодиев. Опыт истории библейской женщины. Ч. 1, 2. История ветхозаветной женщины. СПб., 1870. 

[1] Вообще значение имен, которые Лия и Рахиль давали своим детям, всегда выражая их чувства, представляет как бы факты истории этой борьбы матерей (Быт 29-30).  

[2] В переводе архимандрита Макария (Глухарева) мы находим множественное число матерей с детьми. Синодальный перевод вернее. Это слова Иакова, и он, высказывая опасение, боится именно за любимую им мать, считая ее как бы единственною матерью всех своих детей.  

[3] В Синодальном переводе и у архимандрита Макария терпентин, во французских переводах, например, Остервальда, - дуб.

[4] В Библии нигде не говорится о смерти Ревекки, но иудейское предание относит ее именно к этому времени. В Библии (Быт 35:8) говорится только о смерти Деворы, кормилицы Ревекки, погребенной близ Вефиля. Кажется, кормилица после недавней смерти Ревекки вышла навстречу Иакову.  

[5] Это первый надгробный памятник, о котором упоминает Библия: мы видели, что гробом патриархов служила пещера. Могила Рахили находится в полмили от Вифлеема. Вениамин де-Тудель и раввин Петахия видели там мавзолей из одиннадцати камней, но арабский географ Эдризи насчитывает одним камнем больше. Памятника этого ныне не существует; впрочем, самое место почитается израильтянами, христианами и мусульманами.  

[6] Мы знаем только одну дочь Иакова Дину. Может быть, здесь говорится о невестках. 

[7] Исаак умер задолго до голода, который принудил Иакова переселиться в Египет. О времени смерти Лии неизвестно. Иаков пред своей смертью говорит только, что он похоронил Лию в пещере Махпеле (Быт 49:31).

[8] Женщина в беседе со змием относит заповедь как к себе, так и к мужчине: она передает заповедь Божию как данную им обоим вместе. Женщина так же хорошо знала эту заповедь, как и мужчина: она могла и исполнить ее, и послушаться диавола. 

[9] Женщину соблазнило дерево, которое давало знание.

[10] Пантеизм - слитие Бога с природой и политеизм - многобожие можно считать двумя главными формами богопочтения древнего мира; и чем ближе к первым временам, тем эти формы менее определенны, так что в древнейших периодах истории Китая, Индии и Египта мы можем еще открывать следы почитания Единого Истинного Бога. [Справедливость этого замечания подкрепляется исследованиями религии так называемых "примитивных" народов, предпринятыми уже в XX в. - Ред.]  

[11] У евреев, как и у всех народов с лунным календарем, дни начинались с вечера (Лев 23). 

[12] Книга Иова может считаться выражением религиозных воззрений Патриархов.

[13] Патриархи и их жены считали существенным для себя передать свою жизнь потомству; их желание жить в потомстве оставляет в тени их веру в собственную личностную жизнь в вечности. 

[14] Об этом говорит Ксенофонт: Anabasis. 1.5.

[15] Родственникам Авраама, оставшимся в Месопотамии, Библия дает название арамеян; так, Лаван называется арамеянином.

[16] Припомним историю брака Ревекки. 

[17] Жалобы Лии и Рахили показывают, что Лаван злоупотребил, присвоив себе их вено.

[18] Лаван обещает выдать за Иакова Рахиль после того, как пройдет неделя брачного торжества Лии. 

[19] Напомним, что это писалось более 100 лет назад; теперь кочевые племена арабов почти без остатка перешли на оседлый образ жизни. Впрочем, кочевой быт сохранили родственные арабам племена туарегов в Сахаре. - Ред. 

[20] Таково значение имени Сарры, которое дал ей Господь.  

[21] У Ревекки есть кормилица рабыня. 

[22] Так называют своих детей Ева, Лия и Рахиль. 

 

© Подготовка текста. "Альфа и Омега", 2000 

№ 2(24) 2000

Протоиерей К. КУСТОДИЕВ

ЖЕНЩИНА В ВЕТХОМ ЗАВЕТЕ^*

№№ 22, 23, 25, 26, 27.

ГЛАВА III.
ЖЕНЩИНЫ ПОДЗАКОННО-НАЦИОНАЛЬНОГО ПЕРИОДА

I. ЖЕНЩИНЫ, ИМЕВШИЕ ВЛИЯНИЕ НА СУДЬБУ МОИСЕЯ:
ДОЧЬ ФАРАОНА. - ЕФИОПЛЯНКА. - СЕПФОРА. - МАРИАМНА

     Племя Авраамово возросло в Египте в целый народ. Как сам Авраам некогда удалился от своих родных, чтобы среди чуждого народа приготовиться к своей высокой миссии, так и его потомкам суждено было образовать целый народ под чужим владычеством, и его племя не только не смешалось со своими властителями, но в чужой стране еще больше обособилось, еще резче выказало свою самобытность. Мы встречаем уже тысячи потомков двенадцати сыновей Иакова. Мы не видим, чтобы они вступали в браки с туземцами. Та осторожность, какую выказал Авраам, - не брать жен между туземцами Ханаана, но скорее посылать за ними в далекую страну к своим родным, вероятно, строго сохранялась и здесь.
     ...На берегах Нила чего-то, по-видимому, ждала еврейская девица. Ее глаза были прикованы к тростнику реки, среди которого плавала корзина из папируса.
     Группа женщин сходила к Нилу. Это была знатная молодая женщина из египтянок со своей свитой. Купаясь в реке, она заметила корзину. Тотчас же одна из ее служанок вынула корзину из воды и принесла госпоже. Молодая женщина открыла эту плавающую колыбель, и ее глазам представился прекрасный трехмесячный мальчик. Он плакал. Глядя на малютку, она сказала: "Это из еврейских детей" (Исх 2:6). Молодая женщина была дочь царя египетского, Рамзеса, известного у греков под именем Сезостриса [1]. Она знала, что ее отец, опасаясь семьи того самого Иосифа, которого египтяне некогда считали и почитали как своего спасителя, страхом был доведен до варварства, чуждого великой душе.
     Рамзес помнил, что во время царей-пастырей дети Иакова поселились в земле Гесем; он хотел потушить в их потомках стремление к свободе, к которой их приучала независимость патриархального управления. Для достижения этой цели он подверг их изнурительным работам. Свободный труд развивает силы человека; труд насильный, лишающий его права на собственные способности, отнимает у него чувство собственного достоинства.
     Евреи, не привыкшие к оседлой жизни и презиравшие искусство строить, царствовали в своих шатрах и на лугах, где паслись их стада. И вот их принуждают под надзором воздвигать те громадные постройки, которые до наших дней продолжают рассказывать нам историю их притеснителей. Руками евреев были воздвигнуты две сильные крепости: Пифон и Рамзес. Пирамиды, каналы и другие громаднейшие постройки произведены, конечно, не без участия евреев.
     Рамзес успел стеснить евреев нравственно; но число их непрерывно умножалось. И вот жреческое пророчество дает знать царю, что между евреями родится человек, который вдохнет им народный дух, и они отмстят своим притеснителям [2]. Рамзес приказал умерщвлять всех детей мужеского пола, которые отныне будут рождаться у евреев. Поэтому-то дочь Рамзеса, смотря с участием на дитя, найденное в тростниках Нила, сказала: "Это из еврейских детей". Все заботы матери пробудились в душе царевны. Она хотела бы воспитать малютку, но едва ли какая-либо египетская кормилица взяла бы его.
     Девица, которая, до прихода царевны, казалось, наблюдала за плавающей колыбелью, подошла к дочери царя:
     - Не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из евреянок, чтоб она вскормила тебе младенца?
     - Сходи, - отвечала ей царевна.
     Девица удалилась. По ее зову явилась евреянка.
     - Возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату, - сказала ей царевна (Исх 2:7-9).
     Еврейская кормилица взяла малютку, и он начал сосать молоко, которое ему предложили: он питался от груди матери. Никто и не подозревал ни того, что молодая посланница царевны была Мариамна, сестра малютки, брошенного в воду, ни того, что кормилица, приведенная ею, была Иохаведа, мать их обоих. В продолжении трех месяцев Иохаведа скрывала новорожденного малютку в своем доме, пока, наконец, доверила его Провидению, пустив в реку.
     По вскормлении малютка был принесен Иохаведой к царевне. Она привязалась к нему как к сыну [3]. Мы любим дитя, потому что его душа свежая, как бы только вышедшая из рук Творца, еще не думала ни об одном из наших несчастий и еще не знает ни о чем, кроме любви. Мы любим дитя, потому что оно слабо и нуждается в нашей защите, чтобы противостоять первому дуновению, которое может унести его к небесному отечеству. Мы любим дитя, потому что, воплощенная и живая надежда, оно будет одним из борцов за дело Божие. Царевна следовала влечению своего сердца. Приемыша она назвала своим сыном. Правда, она не дала ему жизни, но она его спасла от верной смерти, - а это почти то же значило для нее, что быть его матерью. В память дня и обстоятельства, при которых была найдена эта отрасль отверженного племени, она назвала малютку Моисеем - спасенным от воды.
     Со свободою, свойственною египтянкам того времени, для которых были доступны даже почести трона, равно как уважение и власть в семействе, царевна со своим сыном на руках приходит к своему отцу и передает на руки царя этот приятный подарок Нила [4]. Рамзес был еще не стар и на вершине славы после своих побед над ефиоплянами и хеттеями. В Луврском музее есть сфинкс, который изображает этого великого египетского завоевателя: прекрасная и величественная голова с отпечатком ума, откровенности и энергии, соединенной с кротостью, говорит нам о величии и красоте египетского царя. Именно таким мы представляем Рамзеса, когда он впервые обращает свой взор на малютку Моисея.
     Однажды Рамзес, как свидетельствует предание, захотел померить свою диадему на чело Моисея, но тот бросил корону и затоптал ее ногами. Жрец, предсказавший, что между потомками Иакова родится дитя к славе Израиля и к стыду Египта, был тут же. При таком дерзком поступке приемного сына царевны, прилагая свое пророчество к Моисею, жрец начал настаивать, чтобы Рамзес тотчас же погубил маленького еврея. Но испуганная царевна, схватив дитя, бежала с ним. Уступая нуждам политики, Рамзес мог продиктовать смертный приговор невинным, которые были ему неизвестны; но мог ли он дозволить принести в жертву приемного сына своей дочери, дитя, которое играло на его коленах, которое он сам осыпал своими ласками?
     Царевна сама направляла воспитание Моисея; она ввела его в жреческую коллегию Гелиополя, где он познакомился с философскими знаниями, хранителями которых были египетские жрецы (Деян 7:22). Таким образом еврейский законодатель вырос под двойным влиянием: религиозного верования, которым он был обязан своей матери, Иохаведе, и философских идей, которым он был обязан дочери Рамзеса. Избранник Божий делается сильным в слове и деле (Деян 7:22). Своей миссии он служит и своею душою, и своею рукою.
     Ефиопляне в то время напали на Египет; их полчища доходили до пирамид Мемфиса и колоссального сфинкса, высеченного из Ливийских гор. Между тем таинственный голос возвестил, что только один иудей может спасти Египет. Внимание Рамзеса остановилось на приемном сыне дочери, и царь упросил царевну дать ему Моисея в предводители армии. Царевна уступила своего сына отечеству, но взяла со своего отца клятву, что ее сын не подвергнется другим опасностям, кроме опасности сраженья. Теперь она гордилась тем, что, спасая Моисея от верной смерти, сохранила в нем последнюю надежду своей страны. Обращаясь к жрецам, она сурово припоминала им время, когда они хотели погубить как врага Египта того человека, который был предназначен отмстить за их отечество.
     Таково последнее появление дочери Рамзеса в преданиях иудейских. Она является в какой-то таинственной прелести. Библия не сохранила нам даже ее имени [5]. Принимая во внимание влияние, какое она имела на Рамзеса с самого начала его царствования, мы невольно припоминаем Атирту, ту дочь Сезостриса, которая, по словам Диодора Сицилийского, вдохнула в своего отца мысль сделать из Египта царство мира и указала ему даже средства осуществить этот план, исполненный фараоном только наполовину. Героиню Диодора, которая с силою воображения соединяла твердость характера, можно вполне отождествить с библейской дочерью фараона [6], в которой мы находим тот же благородный порыв, то же постоянство в добре, тот же великодушный и гордый характер, который греческий историк приписывает первой. Мы находим даже больше: в нареченной матери Моисея мы находим женскую чувствительность, которая так хорошо идет мужественной смелости, какую Диодор приписывает дочери Сезостриса. Соединяя в одном лице черты этих двух портретов, мы получим один из самых величественных образов, которые когда-либо имели значение в судьбе израильского народа. Благородные и высокие черты ее показывают, что женщина, пытавшаяся поработить мир египетскому владычеству, спасая и воспитывая основателя и законодателя народа Иеговы, была орудием в руках Промысла, уготовлявшего спасение целого человечества. Не в этом ли должна была осуществиться та мечта о покорении вселенной, которую лелеяла дочь Сезостриса?..
     Между тем Моисей, отбивши ефиоплян, перенес войну в их собственную страну. Осаждая город Сава, положение которого между тремя реками делало его неприступным, он досадовал на продолжительность войны. Однажды во время сражения с высоты стен его заметила Тарбис, дочь царя ефиопского. Тарбис, конечно, была восприимчива к прелести воинской славы. Ефиопских женщин одушевлял тот воинский дух, которым отличалось все их племя; они сами участвовали в битвах и были знакомы со всеми суровостями войны. Тарбис полюбила молодого начальника вражеской армии и выразила ему свое желание соединиться с ним браком. Сдача осажденной крепости - вот условие, на котором вождь египетской армии принял протягивавшуюся к нему руку. Ефиопская царевна вышла замуж за сына Израиля [7]. Торжествующий Моисей привел в Египет войска Рамзеса.
     Но в то самое время, когда Моисей в палатах своей нареченной матери наслаждался своей зачинающеюся славой, он видел, что его братья находятся под игом того самого царя, которого он защитил. Однажды он увидел, что один египтянин бил израильтянина; в нем закипела благородная кровь сына Авраамова: чтобы спасти жертву, он убил обидчика. Рамзес узнал об убийстве и хотел наказать убийцу. Но Моисей по своей воле разорвал узы своего блестящего рабства: он бежал в пустыню. Он дошел до глубины Аравии, до той области, где жили мадианитяне, потомки четвертого сына Авраама от Хеттуры. Он остановился отдохнуть близь колодезя, и вот семь дочерей одного мадиамского патриарха [8] пригнали туда стадо своего отца, чтобы напоить его; прибывшие другие пастухи начали их отгонять. Моисей, воспитанный между египтянами, которые окружали женщину должным уважением, не могший без негодования видеть унижение и страдание угнетенного, отогнал трусов, чувствовавших себя сильными только пред слабостью нескольких молодых девиц, и сам напоил их стадо. Благодаря такому вмешательству иностранца дочери патриарха пришли к своему отцу ранее обыкновенного.
     - Что вы так скоро пришли сегодня? - спрашивал их отец.
     - Какой-то египтянин защитил нас от пастухов, и даже начерпал нам воды и напоил овец наших, - отвечали они.
     - Где же он? Зачем вы его оставили? Позовите его, и пусть он ест хлеб (Исх 2:18-21).
     Моисею понравилась жизнь в доме мадиамского патриарха Иофора. Он женился на его дочери Сепфоре, одной из тех, которым он оказал покровительство. Дитя Израиля, он нашел у мадианитян пастушескую жизнь израильских патриархов. Он стал жить пастухом и этим восполнил свой опыт. Высотою своего ума он был обязан созерцательным наукам Гелиополя, своею храбростью и смелостью - воинским упражнениям; а его жизнь при дворе дала ему понимание людей и вещей. Уединение пустыни очистило, возвысило его мысль. И когда Иегова повелел ему освободить братьев и вывести их в землю, где покоился прах Авраама, Исаака, Иакова, он, несмотря на свое самоуничижение, на свои недостатки, оказался достойным сделаться посланником Господа, избавителем народа Иеговы.
     Сопутствуемый женою и двумя сыновьями, Моисей направился к Египту (Исх 4:20) [9]. Аарон, брат его, встретил его в пустыне. По одному талмудическому преданию, указывая на Сепфору и детей, Аарон спросил Моисея:
     - А это кто?
     - Это моя жена, которую я взял в Мадиаме, а это мои дети, - отвечал Моисей.
     - Куда ты ведешь их?
      В Египет [10].
     Аарон заметил, что и без того велики их скорби о несчастии их братьев в Египте, что его дети только увеличат число несчастных, а следовательно, и скорби двух братьев. Моисей понял своего брата. Он не хотел подвергать заразе языческого рабства свободное существование детей пустыни. Жертвуя своими семейными радостями спокойствию самого семейства, Моисей отослал свою жену и детей назад в шатер Иофора.
     Моисей и Аарон пришли вместе в землю фараонов. Рамзес умер, ему наследовал сын его Менефта. Это именно тот фараон, который говорил одно, а делал другое, ныне говорил да, а завтра нет, тот ожесточенный эгоист и обманщик, с которым пришлось бороться освободителю Израиля. Во имя Иеговы Моисей и Аарон просили царя отпустить евреев в пустыню для принесения жертвы их Богу. Менефта отказал. Но рука Иеговы поразила притеснителей его народа.
     Потомки Иакова направились к Красному морю. Господь их сопровождал днем столпом облачным, ночью столпом огненным. Евреи остановились станом при Пигахирофе. Шестьсот военных колесниц неслись в погоню за ними. Менефта понял, что путешествие его рабов в пустыню для жертвоприношения было только поводом к бегству; он сам бросился за ними в погоню. Запертые впереди морем, по сторонам горами, сзади египетской армией, евреи предались отчаянию; они воспылали гневом не против своих тиранов, но против своего освободителя. Моисей обратился к Господу. Наступила ночь. Огненный столп освещал путь израильтянам, но столп облачный скрыл их от египтян. По повелению Иеговы Моисей простер руку на море, и сильный ветер подул с востока; воды разделились, показалось морское дно, и евреи прошли по суше между двумя водяными стенами. Колесницы фараона устремились по этому новому пути. Моисей снова простер руку свою на море, и море погребло под своими водами египтян.
     С наступлением дня евреи, находясь на другой стороне моря, не видя более врагов за собою, вздохнули дыханием свободы. Свои благодарственные клики они выразили в торжественнейшей песне Богу:

Пою Господу,
Ибо Он высоко превознесся;
Коня и всадника его ввергнул в море.
Господь крепость моя и слава моя,
Он был мне спасением.
Он Бог мой, и прославлю Его;
Бог отца моего, и превознесу Его.
Господь муж брани, Иегова имя Ему... (Исх 15:1-3).

     Вся песнь дышит религиозным восторгом человека, из мучительной тесноты вырвавшегося на свет Божий, в котором ожили все лучшие надежды, все благородные порывы, который чувствует себя уже не боязливым рабом чужеземцев, но сыном Божиим и владыкою мира. Мужскому хору отвечал более кроткий, но не менее вдохновенный хор женщин. Сестра Моисея, пророчица Мариамна, а вслед за нею все женщины Израиля, ударяя в тимпаны с ликованием, напоминали своим отцам, мужьям, братьям первую строфу благодарственной песни.

Пойте Господу,
Ибо высоко превознесся Он,
Коня и всадника его ввергнул в море (Исх 15:21).

     Впрочем, этот восторг был делом только скоропреходящего возбуждения. Продолжительное рабство ослабило в израильтянах мужественную силу, которая одна преодолевает все невзгоды; в препятствиях, которые воздвигла против них пустыня, они тратили остаток энергии не для того, чтобы побеждать трудности пути, но чтобы возмущаться против Моисея, своего великого вождя. Моисей дал им независимость, отдал им самого себя; и эти люди, с отолстевшей шеей рабов, плакали, вспоминая хлеб притеснителя. Даже при подошве Синая они дерзнули преклониться пред Аписом, для отлития которого послужили женские драгоценности.
     Но Моисея ждали и другие скорби. Если народ сомневался в его миссии, то его родные, которые его понимали, ему завидовали. Мариамна также чувствовала себя одушевленной Божественным Духом. Она была пророчица. Пророк Михей считает ее вместе с Моисеем и Аароном освободительницей Израиля (Мих 6:4). Будучи старше Аарона и Моисея, Мариамна захотела быть равною спасителю Израиля. Дело было в Асирофе. Моисей был женат на ефиоплянке. Этим браком была недовольна Мариамна вместе с братом своим Аароном; даже больше, она упрекала за него Моисея. В разговоре с братом она сказала: "Одному ли Моисею говорил Господь? не говорил ли Он и нам?" (Чис 12:2).
     Эти речи гордости услышал Господь и призвал к скинии всех троих. Он явился при входе и позвал к себе Аарона и Мариамну. Он дал им понять все различие между вдохновениями, которые Он сообщает им, и откровениями, которые Он доверяет Моисею. Высшая Истина открывается Мариамне и Аарону во сне; но Моисею она является в действительности. Мариамна побледнела. Аарон обратился к ней: она была в проказе. В словах, полных грусти и раскаяния, обратился Аарон к великодушию Моисея. Забывая оскорбление Мариамны и думая только о ее страданиях, Моисей считал ее уже достаточно наказанною. Мольба, с которой он обращается к Господу о спасении своей сестры, сама по себе уже говорит о его любви к той сестре, которая бодрствовала над его колыбелью и разделяла с ним опасности освобождения: "Боже, исцели ее!" (Чис 12:13). Мариамна на семь дней была удалена из стана. Народ оставался в Асирофе для того только, чтобы снова принять в свою среду свою пророчицу.
     Евреи достигли Кадеса вблизи Мертвого моря. Пред ними было их отечество, прекрасное, плодоносное; правда жили там люди страшные. Но страшны ли опасности народу Иеговы? В глазах тех, кто был уверен в защите Бога, это отечество, которое им нужно было завоевать, должно было быть вдвойне привлекательным и своими красотами, и своими опасностями. Израильтяне должны были идти вперед и с торжеством приветствовать эту землю, где им нужно было бороться, победить и приобрести права гражданства. Но нет; они испугались за своих жен, за детей, которых не надеялись защитить, - и удалились растерянные с порога страны, которую им указывал перст Божий; они хотели опять в Египет, в цепи рабства (Чис 14:3-5). Это поколение, отупевшее и развращенное в рабстве, не было способно выполнить намерений Господа. Моисей в продолжение сорока лет странствования должен был воспитать новое поколение, которое сумело бы дать делу Иеговы людей вполне достойных и способных (Чис 14:26-34).
     Почти до конца странствования евреев в пустыне Мариамна сопутствовала Моисею; без сомнения, она участвовала в воспитании нового поколения. Этим она, конечно, искупила свою слабость. По иудейскому преданию, она была женою Урия и бабушкой художника Веселиила, который был исполнен "Духом Божиим, мудростью, разумением, ведением и всяким искусством, работать из золота, серебра и меди<...> резать камни для вставливания и резать дерево для всякого дела" (Исх 31:3-5). Не может быть, чтобы воспитание этого великого строителя скинии прошло без влияния его великой бабушки. Но Мариамна не вступила в землю Ханаанскую. Своим ропотом против Моисея она показала слабость, общую всему старому поколению, вышедшему из Египта, и подверглась общей участи. Она умерла, когда новое поколение евреев готово было вступить в Обетованную землю и находилось в Кадесе (Чис 20:1). Умереть в ту минуту, когда дело, поддерживаемое ею всю жизнь, должно было, наконец, восторжествовать, - это было самое чувствительное наказание для восторженной и гордой натуры, которая сознавала свою миссию и даже превозносилась ею. Впрочем, Мариамна своею смертью упредила Аарона только четырьмя месяцами, а Моисея одиннадцатью. Во времена блаженного Иеронима еще помнили могилу Мариамны: ее указывали близь Петры, на восточной стороне от Мертвого моря. 

II. ПОСТУПОК МОИСЕЯ С АМОРРЕЯНКАМИ И МАДИАНИТЯНКАМИ

     Моисей надеялся на молодое поколение, но и в нем обнаружилось рабское влияние Египта: оно также стало возмущаться против своего вождя. Горько было Моисею испытать подобные огорчения от своих воспитанников: он усомнился во всем, даже в Провидении. Моисей не замедлил раскаяться, но за свое сомнение он был наказан тем, что не вступил в землю Ханаанскую (Чис 20:10-12).
     Своими последними поступками Моисей показал Израилю, в чем его опасность и в чем его сила: допускать в семейство растленное влияние иных народов - опасность, блюсти чистоту семейной жизни - сила. Только этим может объясняться его грозный поступок с беззащитными семействами аморреев и мадианитян.
     Аморреи вздумали заградить ход Израилю. За это еврейский народ под предводительством Моисея истребил всех их, со всеми женами и детьми (Чис 21).
     Соседние народы, моавитяне и мадианитяне, испугались израильтян, но, не смея нападать на них с оружием в руках, хотели призвать на них проклятие неба. Впрочем, напрасно они призвали для этого Валаама: он мог только благословить народ, против которого призван был произнести проклятие: особенная нравственная сила евреев не укрылась от него. Да, евреи нового поколения, несмотря на свои великие недостатки, имели эту силу, сообщаемую верою в Божественные обетования. Чтобы погубить их, нужно было отнять у них и эту веру в Иегову, которая делала их непобедимыми. По советам Валаама, моавитяне и мадианитяне задумали привлечь евреев к своему нечистому божеству - Ваалу при посредстве женщин; в этом они преуспели.
     Зараза поразила евреев. Народ раскаялся: окружая Моисея, он оплакивал свое развращение. Но были еще люди, которые даже в эту минуту народного раскаяния осмеливались предаваться развратным инстинктам. В виду плакавшего от раскаяния народа некто Зимрий из колена Симеонова провел в свою палатку Хазву, дочь начальника мадиамского. Народ вознегодовал. Внук Аарона, Финеес, тотчас же умертвил обоих виновных. Мадианитяне вздумали отмстить за свою сестру. Моисей предвидел их намерения, и двенадцать тысяч израильтян напали на них под предводительством Финееса. Они истребили все мужское поколение мадианитян, а их жен и сирот привели с собою. Видя пощаженных женщин, которые были причиною развращения и наказания израильтян, Моисей, жестоко укорив победителей, приказал умертвить и этих беззащитных. Жизнь была оставлена только девам (Чис 24; 25; 31).
     Для того, чтобы Моисей принес в жертву суровым требованиям своей религиозной и народной миссии эти слабые существа, для которых самая слабость должна бы служить защитою, для этого нужно было, чтобы он испытал всю изменчивость характера Израиля, все его возмущение против Иеговы, так чудно ведшего его сквозь пустыню, - нужно было, чтобы он устрашился возвращения тяжких падений избранного народа Божия! 

III. РААВ

     Моисей умер на горе Нево, не перешедши Иордана и не видевши близко земли Обетованной. Умирая, он назначил своим преемником Иисуса Навина. Еще при жизни Моисея колена Рувима и Гада и половина колена Манассии получили во владения тучные пастбища, отнятые у аморреев и находившиеся по сю сторону Иордана. Оставив в своих новых жилищах жен, детей и стада, мужчины этих колен готовились перейти Иордан, чтоб помочь своим братьям в завоевании страны, расположенной на западной стороне реки.
     Иерихон, первый хананейский город, отделялся от Еврейского стана только Иорданом. Иисус послал в этот город двух соглядатаев.
     На стене Иерихона был дом, в котором жила женщина, по имени Раав, дочь хананеянина, почитательница Астарты. Сладострастие религии Астарты, изнеженная красота страны - все эти опьяняющие влияния помешали Раав устоять против обольщений зла. Предаваясь страсти, она узнала, что некий народ готовится завоевать ее страну и что его ничто не останавливает: он прошел сквозь море, он сокрушил народы, преграждавшие ему дорогу. Им руководил Сам Бог, и этот Бог не из числа тех пустых и нечистых идолов, которых почитали хананеяне; это - Вечная Истина, Непреложное Совершенство. Жители Иерихона испугались, Раав разделяла их испуг, но вместе с этим предчувствовала величие Израиля и могущество Иеговы.
     Пускай воспитание учит человека делать из своих пороков законы, даже божества [11]; оно не может никогда уничтожить в его совести понятия о добре и зле, и когда он увидит истину, он непременно признает ее, хотя бы даже для того, чтобы попирать ее ногами. Раав узнала истину. "Верою Раав блудница <...> не погибла с неверными" (Евр 11:31).
     Раав находилась под впечатлением новости о приближении евреев. Вдруг входят к ней два молодых человека, а ночью присылает к ней вестника царь Иерихона. Молодые люди были соглядатаи, посланные еврейским вождем, и царь требует выдать их. Раав знала, кто были гости; она знала также, что, покровительствуя им, она рисковала своею жизнью. Она решилась идти навстречу опасности, потому что при ничтожном ее существовании ей теперь представлялся случай сделать высокое дело. Посланные Иисуса исполняли намерения Господа; Раав их спасала: она видела себя призванною служить этим намерениям, хотя и боялась их, будучи хананеянкой-блудницей.
     Пред величием цели, указанной ей Божественным Духом, Раав вырвала свою душу из летаргии, в которую ее погрузила чувственная жизнь. Пробудившиеся в ней благородные стремления искупили прежние чувственные влечения. Женщина, которая чувствовала в себе силу принести себя в жертву делу Божию, была возрождена этим самопожертвованием. Блудница исчезла, появляется героиня.
     Раав отвечала посланным царя, что действительно у нее были двое неизвестных, но с наступлением сумерек они ушли. "Не знаю, куда они пошли, - говорила она - гонитесь скорее за ними, вы догоните их" (Нав 2:5). Посланные царя думали догнать соглядатаев на дороге к Иордану. Раав поднялась на кровлю дома: там в снопах льна скрывались посланные Израиля. В словах Раав слышится внутреннее волнение. "Я знаю, что Господь отдал землю сию вам", - говорила Раав (Нав 2:9 и др.). Она описала им ужас, наведенный на нее и ее сограждан израильтянами, покровительствуемыми Богом, в Котором она признала Господа, Бога неба и земли. Этот ужас должен был передать Иерихон народу Иеговы. Раав взяла с гостей клятву вспомнить о ней, когда израильский народ победоносно войдет в Иерихон. Раав рисковала своею жизнью, но она не могла пожертвовать жизнью отца, матери, сестер - всего своего семейства. Во имя Господа она просила своих гостей под клятвою обещать ей пощаду для дома ее отца.
     "Душа наша вместо вас да будет предана смерти" (Нав 2:14), - отвечали ей посланные Иисуса, для исполнения обещания ставя одно условие: молчать и не выдавать их.
     Они спустились с городской стены из окна дома Раав по веревке. По ее совету они должны были сначала пойти в горы и там скрываться три дня. В это время посланные в погоню за ними должны были непременно возвратиться в Иерихон; тогда израильские соглядатаи могли безопасно пробраться к Иордану и дать отчет о своей миссии. При расставании посланные Иисуса снова уверили свою благодетельницу в том, что жизнь ее семейства будет пощажена; только они советовали ей вывесить из окошка, чрез которое они спаслись, красную веревку, которая бы указывала израильским воинам ее гостеприимное жилище, и всем родным вместе собраться в ее доме. Без этой последней предосторожности они не могли отвечать за безопасность ее семейства. Оставляя Раав, они напомнили ей, что их верность зависит от ее верности. "Да будет по словам вашим!" (Нав 2:21), - сказала Раав и простилась со своими гостями.
     В седьмой день осады Иерихона Раав слышала звуки воинских труб и страшный крик, раздававшийся в израильском войске. Стены пали, и евреи бросились в город, поражая и истребляя на пути все: мужчин, женщин, детей, животных. Посреди смятения Раав видит: к ней входят те два молодых человека, которых она спасла от верной смерти. Они предложили ей выйти из города со всеми ее родными. Пламя пожара охватило весь город.
     Иисус достойно возблагодарил Раав: ее семейство отныне стало жить между израильтянами [12]. Сама Раав вышла замуж за Салмона, князя Иуды, праотца Иисуса Христа по плоти; может быть, он был одним из спасенных ею соглядатаев. Раав была праматерью Христа; она сделалась достойною быть между предками Воплощенного Слова: эта женщина содействовала спасению, которое предуготовлялось во Израиле и которое Христос должен был совершить и распространить на все человечество. Раав показала содействие языческих народов распространению религиозной идеи и всеобщность Евангельского закона. Она уже наперед воспользовалась тем милосердием, которое должно было оказать грешнице христианство. Евреи, обыкновенно безжалостные к бесчестию женщины, смягчили свою строгость пред блудницею, которая, соединяя с мужественною смелостью нежность своего пола, пожертвовала Богу своею жизнью, своим отечеством, всем, кроме тех, с кем она была связана узами крови. Евреи простили ей ее падение, уважая ее истинно и высоко доброе дело.

 IV. МАТЬ МИХИ

     Завоевание Ханаана составляет одну из самых блестящих страниц еврейской истории. В стане евреев мы уже не слышим того ропота, тех возмущений, которые так часто усмиряла строгость Моисея, не видим падений, которые подвергали их обольстительным и гибельным влияниям. В них - горячая вера в Божественные обещания, они полны храбрости. Предпринятое со святым энтузиазмом дело завоевания продолжалось. Не ожидая окончательного покорения всей страны, Иисус разделил ее между Израильскими коленами. Скиния была утверждена в Силоме - в центре Ханаана.
     Но вождь Израиля умер, не назначив преемника и предоставив каждому колену самому окончательно завладеть указанным ему уделом. Каждое колено теперь, действуя само по себе, обособлялось от других; затем в каждом колене не замедлили обособиться даже отдельные его племена. Живя среди хананейских народов, которые еще не были истреблены, израильтяне вступали с ними в смешанные браки и невольно подчинялись их гибельному влиянию. Они даже забывали свое центральное святилище и, начав извращением служения Иегове, оканчивали совершенным от него отступлением. Пример извращения служения Иегове представляет собою мать некого Михи (Суд 17-18), которая случайным образом заставила следовать своему примеру целое колено.
     Женщина эта жила в Ефремовой горе, невдалеке от центрального святилища. Пропала у нее значительная сумма денег. В отчаянии от пропажи она проклинала всех и все. Наконец, вор открылся: это был ее собственный сын, Миха. В благодарность за находку часть денег она решилась потратить на статую Иеговы, невещественного Бога. Двести сиклей серебра она отдает для этой цели сыну, как главе своего дома. Тот отказывается исполнить поручение матери, и она сама отдает их плавильщику. И вот в доме Михи открывается кумирня и служение истукану; какой-то бродячий левит приглашается быть священником.
     Колено Даново, ищущее своего удела, обращается чрез своих послов за божественным советом не в центральное святилище в Силом, но в дом Михи, к самозванцу-священнику. Мало этого: Данову колену так понравилось служение в доме Михи, что оно позаботилось украсть у Михи идолов и все принадлежности служения и увести самого левита, и с этими предметами открыло незаконное религиозное служение для целого колена.
     С обособлением колен религиозное единство между евреями видимо слабело и, конечно, женщине должна была принадлежать немалая доля в уклонении их от правильного почитания истинного Бога, хотя женщина же могла и направлять их на путь истины. 

V. ИСТРЕБЛЕНИЕ КОЛЕНА ВЕНИАМИНОВА ЗА БЕСЧЕСТИЕ ОДНОЙ ЖЕНЩИНЫ

     Со временем евреи начали воздавать почтение ханаанским богам, Ваалу и Астарте. Их нравы развращались вместе с извращением их веры. И наступил день, когда Израиль ужаснулся той степени низости, до которой низошли некоторые из его сынов.
     В этот день каждое из двенадцати колен получило по куску человеческого тела: это был труп женщины, которая стала жертвою насильственных истязаний сладострастия жителей города Гивы в колене Вениаминовом, а тот, кто, разрубив труп ее, разослал куски всем двенадцати коленам, взывая ко мщению, был муж ее, левит.
     Совесть израильтян пробудилась. Они соединились "как один человек" (Суд 20:1,11). Четыреста тысяч народа собрались в Массифу, чтобы выслушать дело левита. Дело было таково, что "всякий, видевший это, говорил: не бывало и не видано было подобного сему от дня исшествия сынов израилевых из земли Египетской до сего дня" (Суд 19:30). Народ признал вину жителей Гивы и требовал у колена Вениаминова выдать виновных. Вениаминиты отказались и собрались в Гиве в тревожном ожидании. Во имя Господа первосвященник Финеес, неумолимый защитник нравственного закона, прославившийся еще в последние дни жизни Моисея, возбудил народ исполнить прискорбную миссию, к которой его призывал долг. Народ превратился в грозного судию: осудив собственных сынов, он поднялся исполнить свое определение, поразить всех, - и тех, кого он осудил, и тех, кто не уважил его суда.
     Колено Вениаминово, упорно защищавшееся, было, наконец, истреблено со всеми своими женами и детьми. Только шестьсот его сынов, ускользнув от всеобщей резни, убежали в пустыню. Пережив свое колено, они впрочем, не могли продолжить его в Израиле, потому, что в Массифе евреи поклялись: "Никто из нас не отдаст дочери своей сынам Вениамина в замужество" (Суд 21:1). Не без боли смотрел израильский народ на поражение одного из своих колен. Когда он увидел почти окончательное его падение, в нем исчез грозный судия, в нем осталась только сердобольная мать. Народ зарыдал. Теперь евреи пожелали оживить это колено, но клятва мешала им выдавать своих дочерей за вениаминитов, спасшихся от мщения. Они вспомнили, что один из городов, Иавис Галаадский, не помогал им в наказании непокорного колена. Напав на этот город, истребив его жителей, они пощадили девиц и в них нашли жен для оставшихся вениаминитов. Отечество, принимая в свое недро отверженных членов, предложило им жен, которых оно завоевало собственно для них.
     Но в Иависе нашлось только четыреста девиц, а вениаминитов от истребления осталось шестьсот. Неужели двумстам остаться без подруг? Евреи посоветовали им украсть тех жен, которых они не могли дать им по доброй воле. Приближалось время праздника при центральном святилище в Силоме, во время которого девицы собирались для хороводов. Вениаминиты должны были скрыться на это время в виноградниках и ждать удобной минуты, чтобы каждому украсть недостающую ему жену, а когда отцы и братья принесут собранию израильтян жалобу на такое похищение, собрание им объявит: "Простите нас за них, ибо мы не взяли для каждого из них жены на войне, и вы не дали им; теперь вы виновны" (Суд 21:22). Вениаминиты с успехом последовали совету их братий.

 VI. ДЕВОРА И ИАИЛЬ

     Без центрального управления, без общения интересов и верований, израильские колена не раз подпадали чужеземному владычеству. В эти минуты стыда и унижения находились граждане, которые, верные духу Моисеева закона, понимали, что, погибая в раздроблении, израильтяне всегда найдут спасение в своем единении. Во имя Иеговы эти граждане, эти судьи призывали своих братьев к свободе, и народ Божий еще умел отвечать их зову. Но завоеванная свобода не замедляла делаться анархией, а последняя скоро вела за собой новое падение народа.
     Израильтяне очутились под игом хананейского царя Севера, Иавина. Прежде израильтяне терпели рабство у моавитян и аммонитян, народов, соседних Ханаану. Но подпасть рабству хананеянина, при величайшем презрении израильтян к туземцам, - это было слишком жестоко. Двадцать лет терпели евреи. Наконец, тяжесть ига научила их вспомнить о Боге: они обратились к Нему со скорбною молитвой.
     Тогда-то можно было видеть, как израильтяне пробирались на гору Ефремову под пальмовое дерево, находившееся между Рамою и Вефилем. Там жила женщина по имени Девора. Хранительница закона, она была его вдохновенною толковательницей. К ней приходили сыны Израилевы на суд. Она была пророчица и судия; она, пока в тишине, приготовляла дело избавления Израиля.
     Но вот она призывает к себе Варака из колена Неффалимова. Ее устами говорит Дух Божий. Она приказывает Вараку собрать войско и отправиться с ним на гору Фавор, чтобы защитить и освободить народ Иеговы от позорного ига хананеянина. Варак не безусловно согласился исполнить приказание Деворы, прося, чтобы пророчица сама сопровождала его: Израиль внимает ее огненному слову. С нею он был бы уверен в воинственном энтузиазме евреев, но без нее сомневается, без нее он не пойдет. Этому человеку, который не умел верить в самого себя, пророчица сказала с гневом и презрением: "Пойти пойду с тобою; только знай, что не тебе уже будет слава на сем пути, в который ты идешь; но в руки женщины предаст Господь Сисару" (Суд 4:9).
     Пророчица, военачальник и все войско направилось к Фавору. Израильтяне поднялись на вершину Фавора и остановились на овальной площадке, с которой можно обнять взором горизонт. Вся Обетованная земля если и не вся видна отсюда, то предчувствуется. Может быть, пророчица рассчитывала на то, что вид отечества, которое народ собрался теперь защищать, вдохнет ему недостающую силу и героизм.
     Хананеянин ждал свою возмутившуюся жертву на равнине. Во главе войск Иавина, его девятисот железных колесниц, был его военачальник Сисара. "Встань, - сказала Девора Вараку, - ибо это тот день, в который Господь предаст Сисару в руки твои; Сам Господь пойдет пред тобою" (Суд 4:14).
     По этому сигналу десять тысяч израильских воинов с полною верою в Бога, Который вел их к победе, бросились с Фавора на равнину. Ополчение Сисары пришло в смятение...
     Близ Кедеша бежал один воин. Это был Сисара, вождь хананян. За рощей скрывался шатер бедуина Хевера [13]. Сисара один спасся от меча, которым израильтяне истребили все его войско. Он искал убежища у Хевера, союзника своего царя. Бедуина не было дома. Жена его Иаиль, видя бегущего и верная обычаям патриархального гостеприимства, вышла к нему навстречу. "Зайди, господин мой, зайди ко мне, не бойся!" (Суд 4:18), - говорила она Сисаре.
     Шатер арабской женщины был неприкосновенным убежищем [14]. Хананейский военачальник вошел в жилище Иаили; он считал себя спасенным. Иаиль приняла его с тою нежною заботливостью, секрет которой понимает только женщина. Он был разбит усталостью, - она уложила его в постель и укрыла его ковром. Он почувствовал жажду и попросил немного воды, - она принесла ему молока в драгоценном сосуде и, напоив его, опять заботливо укрыла. Сисара просил ее наблюдать за входом в шатер; наконец, уступая изнеможению, которое давило его, он заснул с уверенностью в безопасности своей жизни под кровом благородной и гостеприимной хозяйки.
     Тогда женщина подкралась к Сисаре. В правой руке у ней был молоток, в левой - кол, какие обыкновенно употребляют для поддержки шатра. Это была Иаиль. Она сама умертвила своего гостя, за которым несколько минут назад ухаживала.
     Варак гнался по следам Сисары. Иаиль вышла и к нему навстречу, как к хананейскому военачальнику, и сказала: "Войди, я покажу тебе человека, которого ты ищешь" (Суд 4:22). Нельзя оправдывать убийство, которое мы теперь воспоминаем. Убивая Сисару, Иаиль с холодной жестокостью предавала не только гостя, несчастного, безоружного, сонного, но еще и друга своего дома. Пусть бы он был даже врагом ее семьи, обычаи ее племени должны бы предотвратить ее преступление: бедуин уважает своего врага под своим гостеприимным шатром. Аравитянка Иаиль даже не имела извинения патриотизма, убивая врага евреев, она не служила делу народа Иеговы, потому что оружие избранного народа уже восторжествовало над врагом и вероломство бедуинки поражало побежденного [15].
     Отвернемся от недостойного предательского убийства. В стане евреев мы слышим трубные блестящие звуки победного гимна. Пророчица и Варак пели и пересказывали свои действия. Девора прославляла народ Иеговы, потому что он своею кровью выкупил свою свободу. Она славила Бога Израилева, Бога Синая, потому что Он дал Своему народу вдохновение героизма и честь победы.

"Князи поступали, как князи во Израиле,
Народ показал рвение;
          Прославьте Господа!
Слышите, цари, внемлите, вельможи:
          Я Господу, я воспою,
     Бряцаю Господу, Богу Израилеву.
Когда выходил Ты, Господи, от Сеира,
Когда шел с поля Едомского,
Тогда земля тряслась и небо капало,
          И облака проливали воду;
Горы растаявали от лица Господа,
          Сей Синай от лица Господа, Бога Израилева"
                                                            (Суд 5:2-5 - М [16]).

     В упоении торжеством пророчица припоминает прошедшие опасности. Прежде еврей боялся выходить на равнину и идти по прямой дороге: за ним мог следить взор притеснителя. Леденея от страха, народ Божий пробирался по горным тропинкам до тех пор, когда, наконец, Девора на своей груди отогрела Израиля, свое дитя.

"Во дни Самегара, сына Анафова [17],
Во дни Иаили [18] праздны были дороги,
          И ходившие прежде путями гладкими
          тогда ходили окольными дорогами.
Не было вождей у Израиля, не было,
          Пока не восстала я, мать во Израиле"
                                                            (Суд 5:6-7 - М).

     Народ заплатил рабством за неверность своему Богу. Не будучи больше поддерживаем Божественным Духом, он потерял силу, которая побуждала бы его действовать против опасности. Одинокий, он чувствовал себя слабым, он сделался трусом.

"Избрали новых богов,
От того война у ворот.
          Виден ли был щит и копье
          У сорока тысяч Израиля?"
                                                            (Суд 5:8 - М).

     Пророчица была строга, даже сурова в тот час, когда Израиль омыл стыд своего прошедшего. Она, казалось, замечала это сама и с деликатностью, свойственной душам мужественным, выразила свою любовь и свое удивление начальникам, которые вели Израиля на путь победы:

"Сердце мое к вам, начальники Израилевы!
К народу, показавшему рвение!".

     Но послушайте, кому она приписывает превозносимую ею силу:

          "Прославьте Господа!" (Суд 5:9 - М).

     К торжеству победы она призывает весь народ, всех, которые теперь наслаждаются мирной безопасностью.

"Ездящие на ослицах белых,
Сидящие на коврах и путешествующие,
          "Пойте песнь!"
                                                            (Суд 5:10 - М).

     Наконец она доходит до изображения самой победы. Пред величием этого предмета она старается воодушевить себя еще больше:

"Воспряни, воспряни, Девора,
Воспряни, воспряни! Воспой песнь!"

     Припоминая, как она звала еврейского военачальника, она восклицает:

"Востань, Варак!
И веди пленников твоих, сын Авиноамов!"
                                                            (Суд 5:12 - М).

     Побуждаемые этими словами, евреи победили значительные силы царя хананейского. Своим торжеством над "храбрыми" (Суд 5:13) израильская армия была обязана пророчице. Девора, впрочем, хвалит всех тех, кто послушался ее голоса.
     Но песнь звучит язвительною насмешкою когда пророчица поет о тех, кто не послушался ее зова. Она смеется над коленами, которые не пришли на поле битвы по нерешительности или по беспечности: над Рувимом, который сидя у своих ручьев со стадами, убаюкивает себя свирелью; над Гадом, который спокойно смотрит, как течет Иордан; над Даном и Асиром [19], которые сладострастно отдыхают у своих морских берегов. Между тем в то же самое время Завулон и Неффалим составляют большую часть воинов израильской армии, готовы сразиться и умереть за свободу Израиля.
     Девора припоминает впечатления битвы. Она видит идущих хананеян и называет их с ироническим презрением царями (Суд 5:19) для того, чтобы заставить их пасть с большей высоты. Они - многочисленные цари, а Израиль имеет мало и простых воинов; но Бог соратует своему народу и помогает ему истребить общего врага. Поток Киссон увлекает трупы хананеян. Пророчица, припоминая эту сцену, еще раз возбуждает свой поэтический порыв:

"...поток Киссон!
          Попирай, душа моя, силу!"
                                                            (Суд 5:21).

     В побеге врагов Девора слышит, как ломаются о землю копыта их лошадей. Она произносит проклятие на израильский город Мероз, который отказался помогать восставшему отечеству. Наконец, она достигает конца своей картины: смерти Сисары. В изображении смерти хананейского военачальника язык Деворы - это уже язык не вдохновенной пророчицы, но человека в крайнем страстном увлечении. Оставленный, бегущий вождь олицетворяет для нее все страдания ее отечества, с жизнью этого побежденного она как бы связывает судьбу Израиля. Она с энтузиазмом хвалит предательство Иаили; с каким-то диким наслаждением представляет предсмертную агонию, последние конвульсии умирающего Сисары.

"Да будет благословенна паче жен Иаиль,
          Жена Хевера кенеянина,
Паче жен в шатрах да будет благословенна!
Воды просил он, она подала молока,
          В чаше вельможеской принесла молока лучшего.
Руку свою протянула к колу,
И правую свою к молоту работников;
          И поразила Сисару, разбила голову его.
К ногам ее преклонился, пал и уснул,
          К ногам ее преклонился, пал;
          Где преклонился, там и пал сраженный"
                                                            (Суд 5:24-27 - М).

     Представляя смерть хананеянина, Девора вспоминает о его матери. С каким-то злорадством она представляет, что мать Сисары сидит у окна в ожидании своего сына и, выглядывая сквозь решетку, спрашивает:

"Что долго не идет конница его,
Что медлят колеса колесниц его?".

И окружающая ее свита и вместе она сама себе отвечают:

"Верно они нашли, делят добычу,
По девице, по две на каждого воина,
В добычу полученная разноцветная одежда Сисаре,
Полученная в добычу разноцветная одежда, вышитая с
                                                                                     обеих сторон,
Снятая с плеч пленника".

     Но ужасен контраст между действительною судьбою Сисары и воображаемыми ожиданиями его матери. Девора восклицает:

"Так да погибнут все враги твои, Господи!"
                                                            (Суд 5:28-31 - М).

     В заключение снова является пророчица: ее мысль отражается в чистом и прекрасном образе Бога, помогающего любящим Его:

"Любящие Его да будут как солнце, текущее во всей
                                                                                     славе своей!"
                                                            (Суд 5:31 - М).

     Мы остановились на изображении Деворы, потому что ее фигура есть олицетворение еврейского народа, каким его представлял Моисей. Девора - это Израиль, заботливо блюдущий закон, для распространения которого еще не пришло время; Израиль, по понятиям которого его национальность есть выражение его закона, который в хранении своего закона полагает сохранение своей независимости и в нарушителях своей свободы поражает врагов своей веры; это Израиль - орудие и жезл праведного Господа, - в сознании своего дела он почерпает свою геройскую храбрость, но со свойственным человеку увлечением доходит иногда до жестокости, которая вовсе не требуется Божественною правдою.
     Девора есть один из тех типов, которые, представляя собою идею, не теряют своей индивидуальности. Она не только представляет собою идею народа Иеговы, она ее воплощает.

№№ 22, 23, 25, 26, 27.

* Печатается с некоторыми сокращениями по изданию: Протоиерей К. Л. Кустодиев. Опыт истории библейской женщины. Ч. 1, 2. История ветхозаветной женщины. СПб., 1870.  

[1] Сезострис царствовал от 1394 до 1328 г. до Р. Х. История изображает его великим завоевателем и великим государем.  

[2] Предание это не противоречит Библии, но может объяснить ближайший повод распоряжения царя умерщвлять детей еврейских мужеского пола.  

[3] О том, что Моисей был прекрасный малютка и что это было, между прочим, побуждением для матери и его родных спасти его, говорится в Исх 2:2; о том же свидетельствуют святой евангелист Лука и святой апостол Павел: Деян 7:20; Евр 11:23.  

[4] Иосиф Флавий. Иуд. древности. Кн. II. Ч. V.  

[5] Иосиф Флавий называет ее Термутис, что напоминает имя, даваемое дочери Сезостриса Диодором Сицилийским, Атирта. По словам Иосифа, Артапана и Филона, нареченная мать Моисея не имела собственных детей.  

[6] Между изображениями, найденными в постройках Рамзеса, есть портрет его дочери, которая представляется рядом с отцом; но нет твердых доказательств, что это спасительница Моисея.  

[7] Предания, по крайней мере, некоторые, передаваемые Иосифом Флавием (Иуд. древн. II. X.), об отношениях Моисея-малютки к отцу своей нареченной матери, о ненависти, питаемой к иностранцу жрецами, и, наконец, о его военном походе против ефиоплян, с которым связывается его женитьба на ефиоплянке, кажется, знал святой первомученик Стефан. Он говорит, что "научен был Моисей всей мудрости египетской, и был силен в словах и делах" (Деян 7:22), прежде чем, живя при дворе, он вспомнил о своих братьях. Под его славными делами он, может быть, и разумеет его военные подвиги. Женитьба на ефиоплянке имеет основание в самой Библии (Чис 12:1). Казалось, Моисей должен был близко узнать жизнь всех народов, чтобы явиться потом законодателем для одного народа - хранителя всеобщей истины.  

[8] Иофор называется священником, но нельзя думать, чтобы он был жрецом или священником в собственном смысле слова: он был то, что у арабов называется шейх, глава семьи с религиозной и политической властью.  

[9] При этом ничего не говорится об отсылке назад с дороги семейства Моисея. Только из 18-й главы мы узнаем, что Иофор приводит к Моисею в пустыню и его жену и детей, пред тем отпущенных.  ^

[10] Это предание из Мехилты приводится Каэном в его переводе Библии.  

[11] Богиня Астарта - воплощение разврата; жестокое истребление хананеян евреями объясняется именно глубоким развратом всех хананейских народов.  

[12] Это нужно считать особенной милостью; вообще семейство Раав все вошло в состав еврейского народа. Их считают истыми евреями Ездра (1 Езд 2:34) и Неемия (Неем 3:2; 7:36), а мы знаем, как сурово относились евреи к иностранцам и тем более к хананеянам.  

[13] Хевер происходит от брата Сепфоры, жены Моисея и, живя с евреями, не смешался с ними, а остался аравитянином, скорее вступая в дружбу с хананеянами, чем с евреями (Суд 4:11,17).  

[14] Иаиль приглашает его именно к себе: у нее или был особенный шатер, как бывает у жен богатых арабов, или, по крайней мере, особое отделение в шатре.  

[15] Библия не выставляет никакого нравственного извинения для поступка Иаили; она как будто обвиняет ее, выставляя Сисару и его государя другом дома Иаили. Только в страстном порыве увлечения своею победою евреи могли хвалить Иаиль.  

[16] Здесь и далее буквой М помечается перевод архимандрита Макария (Глухарева).  

[17] Она припоминает подвиг прежнего судии, который убил шестьсот филистимлян, но все-таки не освободил Израиля от врагов.  

[18] Предполагают, что это была подобно Деворе, судия, только малоизвестная; но вернее всего это убийца Сисары, и пророчица в этих поэтических словах намекает, что убийство Иаили не много прибавило к победе израильтян под ее предводительством.  

[19] Другие колена не упоминаются в песни: нет сомнения, что они были слишком удалены от поля войны и именно по этой причине не могли принять участие во вспыхнувшем восстании.  

 

© Подготовка текста. “Альфа и Омега”, 2000

№ 3(25) 2000

Протоиерей К. КУСТОДИЕВ

ЖЕНЩИНА В ВЕТХОМ ЗАВЕТЕ^*

№№ 22, 23, 24, 26, 27.

 

 VII. УБИЙЦА АВИМЕЛЕХА

     Долго евреи жили в том состоянии беспокойства и волнений, которые предшествуют политической организации всякого народа. Спустя сорок лет после победы над Сисарою евреи снова подпали под иго мадианитян, от которого освободил их Гедеон. Почувствовав нужду в центральной власти, они предложили царство своему освободителю, но тот отказался, оставшись судиею. После смерти Гедеона Авимелех, его сын, искал достоинства, от которого отказался его отец. Сихем провозгласил его царем. Но Авимелех начал свое царствование братоубийством, и сихемляне захотели сбросить иго, которое сами на себя наложили. Авимелех попытался принудить сихемлян к повиновению силой, овладев крепостью Тевец. Жители Тевеца, впрочем, заперлись в центральной части города. Авимелех окружил башню войском и хотел ее сжечь, но одна женщина предупредила это: сверху она бросила в него жерновный камень так метко, что он размозжил ему голову. "Обнажи меч твой и умертви меня, чтобы не сказали обо мне: женщина убила его" (Суд 9:54 - М[1]) - приказал оруженосцу первый неудачный царь Израиля.
     Израиль желал государя, но отвергал тирана. Не напрасно Авимелех был поражен женщиной.

VIII. ДОЧЬ ИЕФФАЯ

     Евреи все более и более уклонялись от путей Божиих. И только рабство, делаясь невыносимым, заставляло вспоминать о Боге и Его законе. Они подпали игу аммонитян, которые жили за Иорданом, к востоку от Палестины. Поработивши колена, расположенные по ту сторону Иордана: Рувимово и Гадово и половину колена Манассиина, они угрожали тем же Иуде, Вениамину и Ефрему.
     Жестоко стесняемые в продолжение восемнадцати лет, заиорданские колена соединились в Массифе Галаадской. Галаад достался в удел восточной половине колена Манассиина. Горы Галаада сделались притоном тех израильтян, которые свергли с себя иго всякого закона, но равнины и долины доставляли прекрасные пастбища, и здесь процветала мирная пастушеская жизнь патриархов. В одном из этих пастушеских шатров вырос сын Галаада по имени Иеффай. Рожденный от рабыни, он был воспитан с детьми законной жены своего отца. Но Галаад умер, и дети свободной жены с помощью галаадских старейшин выгнали из дома сына рабыни. Подобно сыну Агари, Измаилу, Иеффай удалился из своей родной страны.
     Разбойничья жизнь, которую скрывали горы Галаада, кровное оскорбление, которое нанесли ему братья, первые впечатления детства, скорби юности, - все это побудило Иеффая сделаться врагом того общества, которое его несправедливо отвергло. Он убежал в страну Тов[2] и собрал вокруг себя людей без имени, которые, живя разбоями, смотрели на добычу, как на дар Божий.
     Иеффай как начальник этих людей успел прославиться у своих соотечественников. О нем вспомнили собравшиеся в Массифе израильтяне. В этом неустрашимом человеке, из которого они сделали себе врага, они захотели приобрести себе защитника. Старейшины галаадские пришли к изгнаннику с раскаянием. Посвятить защите своих соплеменников силы, которые он употреблял против их покоя, командовать не людьми, не имевшими пристанища, а воинами, войти спасителем в отечество, изгнавшее его из дома его отца, - вот что внушали Иеффаю явившиеся к нему соотечественники.
     Старейшины Галаадские явились в Массифу с Иеффаем. Он привел с собою свою единственную дочь.
     После бесплодных переговоров Иеффай во главе израильского войска решился начать с войну аммонитянами. Аммонитяне были сильны и своею численностью и давностью своего господства: от исхода войны зависели судьбы народа Божия. Иеффай дает Господу обет и произносит: "Если Ты предашь сынов Аммоновых в руки мои, то, по возвращении моем с миром от сынов Аммоновых, что выйдет из дверей дома моего навстречу мне, будет Господне, и вознесу сие во всесожжение" (Суд 11:30-31 - М).
     Израиль сразился и победил. Иеффай возвратился в Массифу. Он у своего дома. И вот из его дома появляется с тимпаном в руках пляшущая девица. В торжествующей он узнает свое дитя. Победитель был поражен и разбит; он разорвал свои одежды и из его сокрушенного сердца вырвался крик отеческой любви.
     "Ах, дочь моя! Ты сразила меня; и ты в числе нарушителей моего покоя! Я отверз уста мои пред Господом, и не могу возвратить обета" (Суд 11:35 - М). Дочь Израиля поняла причину внезапной печали отца и ответила с твердостью: "Отец мой! Ты отверз уста свои пред Господом, и делай со мною то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил чрез тебя отмщение врагам твоим, сынам Аммоновым" (Суд 11:36 - М).
     Так могла говорить только героиня: она готова на все для своего отца, победителя врагов отечества. Девица продолжала: "Только сделай мне сие: отпусти меня на два месяца; я пойду, взойду на горы и оплачу девство мое с подругами моими". "Поди" (Суд 11:37-38 - М), ответил ей отец. Она охотно идет на исполнение обещания, данного ее отцом. Но не может не скорбеть и не плакать о том, что было самым ужасным для каждой дочери Израиля: умереть, не сделавшись матерью. Она готова посвятить себя торжеству своего отечества, но желала бы чрез свое потомство иметь участие в его будущих надеждах.
     По прошествии двух месяцев она возвратилась к своему отцу и он совершил над нею свой обет[3]. Геройский поступок дочери Иеффая не пошел бесследно; он навсегда остался в памяти дочерей Израиля: "четыре дня в году они ходили восхвалять дочь Иеффая Галаадитянина". 

IX. НОЕМИНЬ И РУФЬ

     Мрачный характер жизни израильтян во времена Судей не раз освещался светлыми женскими личностями. Когда народ Божий склонялся пред чужими богами, даже между язычниками находились женщины, которые в Иегове видели истинного Бога, а в Его народе - великую будущность. Такова была Руфь моавитянка.
     Некто Елимелех из Вифлеема, по случаю голода, вместе со своею женою и двумя сыновьями отправился из своего родного города на поиски лучшего места. Он направился за Иордан. Там, за пустынными берегами Мертвого моря, к югу от Арнона, находится долина с тучными пастбищами, с обильными жатвами: это были поля пастушеского народа моавитян. Елимелех привел в этот зеленый уголок всю свою семью, но вскоре умер, оставив вдову Ноеминь. Его два сына женились на моавитянках, Орфе и Руфи, но через десять лет оба умерли, не оставив после себя детей. Ноеминь теперь осталась с двумя молодыми вдовами-снохами; она лишилась тех уз, которые ее привязывали к земле, неизвестной ни ее детству, ни ее юности: слабая, она почувствовала, что единственною опорою, которая могла поддерживать ее существование, было ее отечество.
     Она услышала, что "Бог посетил народ Свой и дал им хлеб" (Руфь 1:6); она решилась оставить землю Моавитскую и идти в свое отечество. С нею пошли и ее две невестки. Но по дороге Ноеминь стала отклонять их жертву. Она знала по опыту, что значит быть одинокою среди чужого народа в чужой стороне. Она стала упрашивать своих снох возвратиться к матерям и выйти замуж. Мир семейной жизни мог исцелить их разбитые и страдающие сердца. "Да даст вам Господь, - говорила Ноеминь, - чтобы вы нашли пристанище каждая в доме своего мужа" (Руфь 1:9). Она простилась с ними, поцеловала их. Обе в слезах, они начали умолять ее: "нет, мы с тобою возвратимся к народу твоему" (Руфь 1:10). Преданность тронула Ноеминь, но не для того, чтобы согласиться на просьбу своих снох, а для того, чтобы с материнскою нежностью убедить их отказаться от своего намерения. "Разве еще есть у меня сыновья в моем чреве, которые бы были вам мужьями? - спрашивала она своих снох. - Даже если бы я сию же ночь была с мужем и потом родила сыновей, - то можно ли вам ждать, пока они выросли бы? можно ли вам медлить и не выходить замуж?" (Руфь 1:11-13).
     Орфа возвратилась, но Руфь осталась с Ноеминью. "Вот, невестка твоя возвратилась к народу своему и к своим богам; возвратись и ты вслед за невесткою твоею" (Руфь 1:15). Ни слова Ноемини, ни пример Орфы не поколебали молодой женщины. Она чувствовала превосходство того народа, к которому принадлежал ее муж; она видела в Иегове Бога более великого, чем боги Моава; внутренний голос призывал ее следовать внушениям своей привязанности и давал ей предчувствовать, что она сделается соучастницей сверхъестественной миссии избранного народа. Привязанность к свекрови, участие ко вдове, одинокой и престарелой, заставили ее забыть даже родную мать
     "Не принуждай меня, - говорила Руфь свекрови, - оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог - моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду <...> смерть одна разлучит меня с тобою" (Руфь 1:16-17).
     Ноеминь уступила: она не смела больше противостоять преданности своей снохи. Обе вдовы дошли до Вифлеема. Весь город пришел в волнение. "Это Ноеминь?" - спрашивали все, вспоминая прежнее ее богатство. "Не называйте меня Ноеминью, а называйте меня Марою[4], - отвечала бедная вдова, - потому что Вседержитель послал мне великую горесть; я вышла отсюда с достатком, а возвратил меня Господь с пустыми руками; зачем называть меня Ноеминью, когда Господь заставил меня страдать, и Вседержитель послал мне несчастье?" (Руфь 1:19-20).
     Ноеминь оставила отеческий город во время голода, а возвратилась в год урожайный. Это был месяц Авив, начало весны. Начиналась жатва ячменя. "Пойду я на поле, - сказала Руфь Ноемини, - и буду подбирать колосья по следам того, у кого найду благоволение". "Пойди, дочь моя!" (Руфь 2:2), - отвечала ей Ноеминь. Молодая женщина вышла на поле, принадлежавшее Воозу, одному из наиболее значительных жителей Вифлеема, и начала работу бедняка - собирать оставшиеся колосья.
     Между тем как она всецело предалась своему занятию, прерывая его лишь только изредка для отдыха, какой-то человек спускался с холма, на откосах которого был расположен Вифлеем. Это был Вооз. Вид Руфи поразил его. По ее целомудренному и юному лицу он принял ее за девицу. У своего начальника рабочих он спросил имя незнакомки. Узнав, кто она, он выказал пред нею всю заботливость и предупредительность отца. Он советовал ей не ходить на чужое, а подбирать на его поле, а слугам своим приказал не тревожить ее. Удивленная Руфь спросила, что значит такая милость. Чтобы удовлетворить ее любопытство, Воозу было достаточно напомнить ей слухи о том, что она сделала для своей свекрови.
     "Да воздаст Господь за это дело твое, - говорил он Руфи, - и да будет тебе полная награда от Господа Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтобы успокоиться под Его крылами!" (Руфь 2:12). Речь Вооза была по сердцу Руфи (Руфь 2:13). Вооз пригласил ее разделить трапезу с рабочими. Он сам подал ей молодых поджаренных зерен, которые, когда они еще не сделались сухи и тверды, были одним из самых лакомых блюд на Востоке. Наевшись сама, остаток она сохранила для свекрови. Поручая ее покровительству рабочих, Вооз приказал им дозволять ей собирать колосья между снопами и отбрасывать ей даже от снопов.
     По возвращении Руфи с поля, Ноеминь спросила, на каком поле она собирала. Руфь назвала хозяина. Ноеминь благословила Иегову: Вооз был одним из родственников ее мужа. Вдова Елимелеха советовала снохе продолжать собирать колосья на поле своего родственника.
     Нищенский образ жизни снохи не мог удовлетворить свекровь, которая желала для той лучшего. План, каким образом устроить свою сноху, у Ноемини уже образовался в то время, когда она только услышала, что Руфь попала для собирания колосьев на поле Вооза и что Вооз принял ее очень радушно[5]. Теперь она решила привести свой план в исполнение. "Дочь моя, - сказала она Руфи, - не поискать ли тебе пристанища, чтобы тебе хорошо было?" (Руфь 3:1). Указывая ей на Вооза как на родственника, она напомнила ей права, которые по закону Моисееву (Втор 25:5) принадлежали ей как вдове.
     Однажды вечером Вооз завершил свою работу сытной трапезой на открытом воздухе. Поработавши и утомившись, он здесь же и заснул возле стога. В полночь он просыпается; у ног его лежит женщина в нарядных одеждах, надушенная. Вооз испугался. "Кто ты?" - спросил он. - "Я Руфь, раба твоя, - отвечало явление, - простри крыло твое на рабу твою, ибо ты родственник" (Руфь 3:9). Вооз понял и согласился исполнить ее желание; но был родственник более близкий. Нужно было, чтобы тот отказался от своего права, чтобы Вооз потом мог им воспользоваться. На этот раз Вооз проводил Руфь к ее свекрови с шестью мерами ячменя, обещая устроить остальное. Он отыскал упомянутого родственника, вывел его пред ворота к старейшинам города и при них спросил его, согласен ли он восстановить род Елимелиха. Тот снял сапог со своей ноги и бросил его Воозу; это значило, что он отказывается от своего права.
     Теперь, обращаясь торжественно к старейшинам и всему народу, Вооз сказал: "Вы теперь свидетели тому, что я покупаю у Ноемини все Елимелехово и все Хилеоново и Махлоново (два сына Ноемини); также и Руфь Моавитянку, жену Махлонову, беру себе в жену, чтоб оставить имя умершего в уделе его, и чтобы не исчезло имя умершего между братьями его" (Руфь 4:9-10). Свидетели отвечали: "да соделает Господь жену, входящую в дом твой, как Рахиль и как Лию, которые обе устроили дом Израилев; приобретай богатство в Ефрафе, и да славится имя твое в Вифлееме; и да будет дом твой, как дом Фареса, которого родила Фамарь Иуде, от того семени, которое даст тебе Господь от этой молодой женщины" (Руфь 4:11-12).
     Благожелания жителей Вифлеема были знаменательным освящением брака Вооза. Служа символом участия языческих народов в раскрытии идеи Мессии, образом всенародного распространения Евангельского закона, Руфь моавитянка делается суком, который, привившись к стволу Иудину, произведет ветвь царской династии избранного народа, от которой воплотится Слово Божие, Искупитель человечества. И город, принявший юную иностранку, - тот самый, в котором родится Спаситель мира!
     Ноеминь, думавшая найти только скорби на своей родине, утешилась надеждами. Преданность Вооза и нежность Руфи были ее опорою. Когда Ноеминь взяла на руки новорожденного сына Руфи и прижимала его к своей груди, она чувствовала себя больше чем бабушкой: ее сердце билось биением материнским. "У Ноемини родился сын" (Руфь 4:17), говорили женщины Вифлеема о рождении сына Руфью.
     Этот сын был Овид, отец Иессея, отца Давидова.

X. МАТЬ САМСОНА

     Для спасения израильтян от притеснений филистимлян Бог воздвиг им силача Самсона. Своей силой и своим воспитанием Самсон был обязан своей матери. Предсказавший ей рождение сына Ангел Господень заповедал ей во время беременности воздерживаться от вина и всякого напитка нечистого. Такая осторожность, конечно, имела благодетельное влияние на Самсона, которому Бог дал необыкновенную силу.
     Физической организации Самсона недоставало нравственной силы: он не мог устоять против обольщения женщины. Филистимляне открыли слабую сторону этой сильной натуры. Чрез одну из своих дочерей они погубили и этого необычайной силы мужа, и его энергию, и даже желание жить (Суд 16:30). Поработившая его обворожительница предала его врагам.
     Пример матери Самсона доказал, что не в физической силе спасение Израиля, но в его верности Божественному закону. К этому собственно еврейские матери должны были направлять воспитание своих детей.

XI. АННА, МАТЬ САМУИЛА

     В Анне, матери Самуила, мы находим то, чего недоставало матери Самсона.
     Между богомольцами, которые ежегодно отправлялись в Силом, где была скиния, для принесения Богу начатков от своих полей и первородных из стад, был один человек из Рамы Вениаминовой, города, расположенного на Ефремовой горе[6]. Это был Елкана. На богомолье ему сопутствовали его две жены, Анна и Феннана, сыновья и дочери. Первая из его супруг была печальна, потому что у ней не было детей; теми, которых имел Елкана, Бог благословил Феннану.
     Между тем Анна могла бы быть счастлива. Вероятно, только ее бесплодие было причиною, которая заставили ее супруга дать ей соперницу: но, разделяя между двумя женами имя супруга, Елкана не разделял своей любви, которая вся принадлежала Анне. Елкана высказывал ей всю нежность страстного чувства. Он видел, что Анна страдает от стыда, покрывавшего всякую еврейскую женщину, которой природа отказала в материнстве; он видел, что за это несчастие ее оскорбляет и высокомерная Феннана. И, считая Анну своею желанною супругою, он каждый раз, когда приходил в Силом, давал ей двойную часть для принесения жертвы Богу.
     Но вот он замечает, что, угнетаемая скорбью, несмотря на его предупредительность, Анна даже отказывается от пищи, которую он ей предлагает. Он растроган и встревожен. "Анна, - утешает Елкана свою неплодную супругу, - что ты плачешь, и что не ешь, и что скорбит сердце твое? Не лучше ли я для тебя десяти сынов?" (1 Цар 1:8 - М).
     Несмотря на эту трогательную заботливость мужа Анна страдала. Ее любящая и благородная натура в нежной преданности Елканы, может быть, находила новый предмет для своей скорби: Анна не могла дать полного счастья человеку, в сердце которого она занимала лучшее место.
     Итак, Елкана со своей семьей пришел в Силом. Анна испытывала одно из тех мучений, которым не может помочь человек и которые исцеляются только Божественным милосердием. Она вошла в скинию. Пред Всемогущим она излила всю горечь своей души. Ни жестов, ни биения в грудь, ни слов молитвы не слышно; но разорванное сердце превратило в молитву все ее существо. Анна молила Господа призреть на нее, сжалиться над ее страданиями, исцелить рану, которая снедала ее. Она молила Господа дать ей сына! Этот сын не будет ее - он будет принадлежать Тому, Кто благословит ее высочайшим благом материнства: он будет назореем не на время, но на всю жизнь.
     Молитва Анны отличается тем особенным молчаливым характером внутренней беспомощности, растроганного умиления, который придал ей Христос[7]. Израильтянин обыкновенно молился не так: он восклицал, кричал[8] пред Господом. Сидевший у порога храма Господня первосвященник Илий, заметив жену Елканы, приписал ее внутреннее возбуждение пьянству и даже обратился к ней со строгим выговором. Так была необычна молитва Анны! "Нет, господин мой, - отвечала ему Анна, - я жена, скорбящая духом; вина и напитков я не пила, но изливаю душу мою пред Господом. Не считай рабы твоей негодной женщиною; поелику от великой печали моей и от скорби моей я говорила теперь" (1 Цар 1:15-16 - М). При этих нежных и искренних словах Илий вынужден был раскаяться в своих подозрениях. "Иди с миром, - сказал он несчастной женщине, - и Бог Израилев исполнит прошение твое, чего ты просила у Него" (1 Цар 1:17 - М). "Да обретет раба твоя милость в глазах твоих!" (1 Цар 1:17 - Г) - ответила Анна и удалилась.
     К своей семье она возвратилась успокоенною. В ней совершилось внезапное превращение. Ее пламенные излияния пред Богом, ее вера в Вечное Существо, Которое не изменяет никогда и Которое теперь устами Илия отвечало на ее молитву, - все это успокоило ее душу и просветило ее лицо.
     На следующий год Анна не сопутствовала своему мужу в Силом: она кормила дитя, своего сына. Она не забыла обета; она только ждала, когда выкормит и вырастит свое дитя, чтобы привести его в скинию.
     Анна в Силоме; она пришла посвятить своего сына Господу. Ее сопровождает супруг. Принеся Иегове в жертву быка, Анна и Елкана представили Илию свое дитя. Мать Самуила припомнила первосвященнику день, когда она молилась в его присутствии. Тогда она просила у Господа сына, которого и обещала посвятить Ему. Господь ее услышал; теперь она исполняет свой обет[9].
     Богомольцы склонились для молитвы. Это уже не была немая молитва, которую произносило надорванное сердце неплодной матери; это был громкий торжественный гимн благодарности. Дух матери Самуила всецело проникается Божественною мыслию; она провидит будущее, она делается пророчицею. Она возвещает торжественное пришествие Мессии.
     В изложении не передашь всей силы и всего величия песни матери Самуила. Нужно слышать самые слова этой песни:
     "Возвеселил Господь сердце мое; Вознес Господь рог мой (1 Цар 2:1 - М); широк рот мой на врага моего, потому что спасенная тобою веселюсь я. Нет святого Иегове подобного; Потому что нет другого, кроме Тебя, и нет прибежища, кроме Бога нашего. Не продолжайте надменных речей; дерзкая надменность пусть не выходит их уст ваших; ибо Иегова - Бог всеведущий, и не удадутся замыслы. Лук сильных сломан, а слабые укрепились. Сытые нанимаются за хлеб, а голодные отдыхают. Даже бесплодная родила семерых, а многодетная ослабла. Иегова умерщвляет и оживляет, низводит в шеол[10] и возводит; Иегова отнимает и обогащает, унижает и возвышает, поднимает нищего из праха, и несчастного возвышает с позорного места, чтоб с вельможами посадить и в наследие дать им почетное седалище; ибо у Иеговы столбы земли, и на них утвердит Он вселенную. Ноги праведников сохранит Он, а злодеи умолкнут во прахе; ибо не силою силен человек. Иегова сразит противящихся Ему; загремит с небес и рассудит концы земли (1 Цар 2:1а-10а - Г), и даст крепость царю Своему, и вознесет рог Христа Своего" (1 Цар 2:10 - М).
     Под впечатлением святого энтузиазма этой песни Анна разлучилась со своим сыном. Священный историк говорит нам только о хвалениях пророчицы: он скрывает от нас слезы матери. Раз в год, когда израильтяне приносили в центральное святилище начатки от плодов земли и первородных из стад, Анна приходила повидаться со своим сыном и приносила ему одежду. Илий благословил родителей Самуила и сказал Елкане: "Да даст Господь тебе детей от жены сей вместо испрошенного, который отдан Господу" (1 Цар 2:20 - М). Голос первосвященника был услышан: Анна родила еще трех сыновей и двух дочерей.
     Вот все, что рассказывает нам Библия о матери Самуила. Анна только на минуту появляется на сцене Священной истории, но ее появление оставляет светлый след. В ней женщина нравится нам прежде, чем мы начинаем удивляться пророчице. Она интересна нам и своими долгими страданиями, и тою почтительною нежностью, которую она внушает своему супругу. Она трогает нас тем внезапным сердечным порывом, с которым она, терзаемая горем, обращается к Господу. Она увлекает нас твердостью своей веры, пламенною горячностью своей молитвы. Когда она обещает посвятить Господу сына, которого Он ей даст, мы, под покровом нежной и впечатлительной натуры, узнаем мужественную душу, которая способна на самопожертвования. Данный ею обет приготовляет нас к ее величественному поступку - действительному посвящению Самуила Господу; она его посвящает, выражая свои высокие верования в Бога Евангелия, того милосердного Бога, к Которому она обращалась в своей немой молитве, прося Его о разрешении ее неплодия.
     Анна есть первый и вместе самый ясный и определенный тип, который может характеризовать переход от закона Моисеева к христианству. Посвященный ею Богу сын делается вторым основателем еврейского народа. 

XII. СНОХА ИЛИЯ

     Илий, первосвященник и судия, не вполне отвечал высоте своего двойного служения. Ему, при его добродетелях, недоставало нравственной силы, которая бы давала надлежащее влияние его слову и примеру. Два сына его, Офни и Финеес, служа Господу, бесчестили святилище, и слабый старец, отечески укоряя их за их беспорядочное поведение, не имел духа наказать их с важностью первосвященника, с властью судии. Время требовало, чтобы мужественная рука поддержала колеблющиеся шаги Израиля. Самуил обратил на себя внимание всего Израиля еще при жизни Илия. По его слову израильтяне выступили в поход против филистимлян, но были разбиты. Думая, что присутствие Ковчега обеспечит им победу в новом сражении, они явились в Силом. Но, отданный в нечистые руки сыновей Илия, Ковчег не мог избавить евреев от нового несчастия и сам попал в руки врага, а два его хранителя погибли.
     Слепой, почти столетний старец сидел на стуле при дороге Силома: это был Илий. Он с нетерпением ждал новостей с поля сражения. В городе заслышался страшный шум. Первосвященник спрашивает о причине. К нему подбегает вениаминит в разодранной одежде, с посыпанною пеплом головою. Убежав с поля битвы, этот вениаминит пришел возвестить Илию поражение Израиля, смерть Офни и Финееса и плен святого Ковчега. Лишь только вестник упомянул о плене Божия Ковчега, Илий упал с седалища и умер.
     Финеес оставил свою жену на последних днях беременности. Когда она узнала о пленении Ковчега, о смерти своего свекра и преступного мужа, она выкинула и умерла родами. Подобно Рахили, жена Финееса, умирая дала жизнь мальчику. И подобно любимой супруге Иакова, она с печалью приняла дитя смерти и дала ему имя, выражавшее ее скорби. Но печаль Рахили была чисто личною; скорбь жены Финееса была патриотическою. Эта последняя не назвала свое дитя, подобно Рахили, сыном скорби; она назвала его Ихавод, то есть 'отошла слава'.
     "Отошла слава от Израиля; потому что взят Ковчег Божий" (1 Цар 4:22 - М), - говорила она, умирая.
     Но слава не навсегда оставила израильтян. Ковчег филистимляне скоро возвратили сами, и он был поставлен в Кириафиариме[11]. Самуил стал судиею Израиля. Он понял, что недостатки, которые не раз губили евреев, были не неискоренимым злом, но временным заблуждением юности; нужно было только дать настоящее направление юным сынам Израиля. Наследуя гений и вдохновение своей матери, Самуил решился вывести народ Божий на дорогу, по которой вел его Моисей. Он возбудил евреев к раскаянию, молился за управляемый им народ, уничтожил в стране последние остатки идолопоклонства.
     Но Самуил хотел, чтобы дело, начатое им, продолжалось неуклонно. В этом состоит величайшая заслуга достойного сына Анны перед еврейским народом. Он организовал общества пророков. Такие общества были в Раме (1 Цар 19:19-20), Вефиле, Иерихоне, Галгале и других местах (4 Цар 2:3,5; 4:38; 6:1). И отныне, когда при Самуиле еврейские колена организуются политически в народ под властью царей, пророки постоянно представляют его духовное, религиозное начало; они постоянно указывают на его конечную цель - приготовление Мессии. В этом они видели настоящую славу Израиля, которой у него никто не мог отнять. 

XIII. ЖЕНЩИНЫ УГАДЫВАЮТ В ДАВИДЕ НАСТОЯЩЕГО ЦАРЯ ИЗРАИЛЯ

     Самуил состарился. Его дети не обещали быть достойными преемниками его нравственной и политической власти. Пророк надеялся, что народ, развиваясь духовно под влиянием пророческих обществ и не теряя из виду своей конечной цели, сам собою поддержит свое единство и свою независимость. Но евреи не могли возвыситься до мысли пророка: они думали, что только наследственное царство скрепит их в одно целое. Они просили Самуила выбрать им государя. Пророк отговаривал их тем, что царь обратит в своих слуг и служанок их сынов и дочерей, но они настояли на своем.
     Самуил выбрал им царя, высокого ростом, мужественного: это был Саул. Выбор был по душе израильтянам, но он именно показал, что служение Израиля не в физической силе, но в духе. Саул не был достойным царем Израиля: ему недоставало духа понимания назначения своего народа. Еще при жизни Саула Самуил помазал другого царя, меньшего из семи сынов Иессея, Давида. Небольшой ростом, но великий духом, Давид был настоящий царь евреев.
     Еще оставаясь слугою Саула, Давид показал, чего он достоин. Саул, не поладив с пророком, потерял спокойствие духа. Один из его слуг должен был его успокаивать и рассеивать. Для этого именно и был выбран Давид, искусный музыкант. Сын Иессея понравился царю, который назначил его своим оруженосцем. В периоды болезненного припадка, теряя над собою власть, Саул с удовольствием видел около себя юношу с золотистыми волосами, со свежим и приятным лицом и с прекрасным взглядом[12]; он любил слушать его игру и под веселым и благодетельным влиянием молодого артиста чувствовал себя успокоенным.
     Но Саул скоро возненавидел своего любимца, предчувствуя в нем соперника. Началась война с филистимлянами. Участь войны должен был решить поединок. Из филистимского стана в продолжение сорока дней выходил великан Голиаф, вызывая себе соперника, но соперника к стыду израильтян не являлось. Между тем в награду победителю Голиафа предлагалась рука старшей царской дочери, Меровы. Давид победил исполина своим пастушеским орудием - пращею.
     С головою Голиафа в руке Давид явился к своему государю. В эту минуту с Саулом был его старший сын, Ионафан. Благородный Ионафан встретил в Давиде не соперника, но друга: он полюбил Давида, как "свою душу" (1 Цар 18:1 - Г). Царь сделал победителя начальником своего войска. Шествие с поля победы было торжеством для Давида, но унижением для царя. Выходя навстречу царю с музыкальными инструментами и пляскою, израильские жены обращались к Саулу с ироническим напоминанием и в то же время превозносили Давида.
     "Саул победил тысячи, а Давид десятки тысяч".
     "Давиду дают десятки тысяч, а мне тысячи, и еще ему только царство..." (1 Цар 18:7-8 - Г), - говорил в раздражении израильский государь.
     Саул помнил о песнях израильских жен. Он сделался к Давиду подозрителен и видимо желал его смерти. Чтобы выдать за него свою дочь, как он обещал победителю Голиафа, он потребовал от Давида новых подвигов храбрости. Давид отклонил от себя эту честь, и Саул выдал свою старшую дочь за другого. 

XIV. МЕЛХОЛА

     Саул начал преследовать Давида. Но в самом доме царя Давид нашел еще друга, кроме Ионафана.
     Не без причины Давид отклонил честь супружества со старшей дочерью Саула: сердце его не было свободно. Красота, храбрость молодого военачальника, поэтическое одушевление его характера, его благородство и само гонение, воздвигнутое против него, - все эти привлекательные черты не могли не тронуть младшей дочери Саула, Мелхолы. Царь узнал о любви Мелхолы к Давиду и решился воспользоваться этою страстью как орудием против победителя Голиафа. Он сказал своим слугам: "Поговорите тайно Давиду, и скажите: вот царь любит тебя; породнись-ка ты с царем" (1 Цар 18:22 - М и Г). Доверенные царя исполнили его поручение; но Давид, не смея верить своему счастью, отвечал им: "Неужели вы представляете легким породниться с царем? Я - человек бедный и ничтожный" (1 Цар 18:23 - Г).
     Когда Саул узнал, что по скромности Давид не смел искать союза с ним, он дал ему знать, что убить сотню филистимлян - это единственный выкуп, который он требует от своего зятя. Тогда молодой человек, который считал себя недостойным Мелхолы, почувствовал, что храбростью он может до нее возвыситься. Он умертвил вдвое больше филистимлян, чем требовал Саул. Царь отдал свою дочь человеку, которого она любила.
     Впрочем, ни дружба Ионафана, ни любовь Мелхолы не могли оградить Давида от ревности Саула. Однажды, раздраженный возрастающей славой зятя, царь хотел убить его в ту минуту, когда Давид пытался успокоить его игрою в один из обыкновенных припадков мрачного расположения духа. Давид убежал в свой дом, это было ночью. Саул приказал стеречь жилище зятя своим слугам, которые поутру должны были умертвить его. Мелхола была извещена об опасности, угрожавшей ее мужу; она говорила Давиду: "Если ты не спасешь жизни своей в эту ночь, то завтра ты будешь умерщвлен" (1 Цар 19:11 - М). Она спускает Давида из окна, а на постель его кладет статую, обложив голову ее козлиной шерстью. Явившимся слугам Саула она говорит, что Давид болен и в постели. Посланные Саула попросили у царя новых приказаний. Саул приказал им принести Давида в постели. Хитрость молодой женщины была открыта; между тем Давид спасся бегством. Царь укорял Мелхолу за то, что она не воспрепятствовала побегу врага своего отца; она отвечала, что, способствуя бегству Давида, она уступила только его жестоким угрозам.
     Для Давида теперь началась тяжелая полоса испытаний. Он должен был спасаться от преследований Саула; но в то же время считал своею обязанностью бороться с врагами отечества. Его покровитель Самуил умер, Мелхолу Саул отдал замуж за Фалтия, сына Лаиша. 

XV. АВИГАИЛЬ (АВИГЕЯ)

     Похоронивши и оплакавши Самуила, Давид ушел со своими людьми в пустыню Фаран. Им недоставало хлеба. Тогда Давид вспомнил, что некогда он покровительствовал на Кармиле[13] пастухам одного богатого человека по имени Навал. Теперь Навал занимался на Кармиле стрижкою своих овец. Чего же лучше, - самое удобное время дать ему знать, что люди, оберегавшие его стада, от которых он теперь собирает шерсть, нуждаются в нем и просят его помощи! Давид послал десять человек из своих сторонников обратиться к благородству Навала. Последний отвечал презрительным отказом. Один из слуг Навала до крайности оскорбился высокомерным приемом, который его господин оказал посланным Давида. Это был один из тех пастухов, которых защищал Давид со своими воинами. Его совесть, его сердце - все ему говорило, что Навал отказывает тем, кому был обязан, что он несправедлив, неблагодарен. Но как отклонить его от неблагородного решения? Навал был жесток и груб и не терпел ни замечаний, ни советов; к нему он и не обратился. Он знал, кто услышит голос любви и милосердия, - это прекрасная и целомудренная спутница Навала, Авигаиль (1 Цар 25:3 - М).
     Слуга известил ее о поступке Навала с Давидом. Едва он окончил свой рассказ, Авигаиль дает приказание нагрузить на ослов двести хлебов, два меха вина, пять приготовленных баранов, пять мер жареных зерен, сто связок изюму и двести сушеных фиг.
     "Идите вперед меня, - сказала она слугам, - а я пойду за вами" (1 Цар 25:19 - М). Муж ее не знал ни о ее отъезде, ни о предшествовавших приготовлениях. Спустившись в долину, она встретила отряд воинов; это Давид шел мстить Навалу. Авигаиль поняла, что жизнь Навала в опасности. Без сомнения, этот человек не был достоин ее и она не могла любить его. Но он был ее супруг, и голос долга, если только это не был голос любви, приказывал ей защищать его, хотя бы это стоило ей жизни.
     Завидев Давида, она поспешила сойти с осла и, склонив до земли свое прекрасное лицо, сказала: "На мне вина, господин мой; но пусть раба твоя скажет во уши твои, и выслушай слова рабы твоей!" (1 Цар 25:24 - М). Прося Давида дозволить ей исправить недостаток своего мужа, в котором она не участвовала, предложив ему провизию, она отклонила Давида от его грозных намерений. Пусть человек, который борется за дело Господа, не мстит за собственное дело! Пусть он равнодушно примет оскорбление от безумца и предоставит свою защиту Верховной Правде, намерения Которой исполняются не во времени только, но и в вечности!
     "Хотя и восстал человек преследовать тебя и искать души твоей; но душа господина моего хранится в хранилище жизни у Господа. Бога твоего, а душу врагов твоих Он бросит из пращи, положив в пращу" (1 Цар 25:29 - М)[14]. Авигаиль, признавая в Давиде будущего государя Израиля, умоляет его не пятнать руки кровью. "Когда Господь сделает сие добро господину моему, - прибавила она, - тогда вспомнишь рабу твою" (1 Цар 25:30-31 - М).
     При этих словах, в которых дышала нежность женщины, но слышалось и эхо пророческой речи, гнев Давидов исчез, душа его возвысилась. Пред мыслью о Вечной Правде, о Которой ему напомнила Авигаиль, он понял ничтожество своих намерений мщения: только веруя в бессмертие души, он перестал мучиться желанием возмездия. Пред нежною добротою женщины, которая просила милости презренному супругу, он укорил себя за то, что хотел наказать своего оскорбителя. Другая мысль теперь занимала голову Давида: он ведь поклялся истребить весь дом Навала, и если бы Авигаиль не помешала ему сдержать свою клятву, он умертвил бы вместе со своим врагом и это прекрасное и благородное творение, которому он теперь удивляется. Его смущенный голос благословил в Авигаили посланницу Бога, а в ее советах - вдохновение Неба. Приняв предложенные ею дары, Давид сказал ей: "Поди с миром в дом твой: вот, я слушаюсь слов твоих и делаю в угодность тебе!" (1 Цар 25:35 - М).
     Молодая женщина возвратилась к своему супругу. Навал был пьян; Авигаиль смолчала. Наутро, когда он мог ее выслушать, она рассказала ему, от какой опасности избавила его дом. Трусливый, несмотря на грубость, Навал от ужаса был поражен параличом (1 Цар 25:37 - М)[15]. Бог отомстил за Давида. Чрез десять дней Авигаиль сделалась вдовою. Люди Давида пришли к молодой женщине. "Давид послал нас к тебе, чтобы взять тебя в жену ему" (1 Цар 25:40 - М), - говорили они ей.
     Авигаиль должна была страдать, видя себя связанной с человеком грубых нравов. Предложение Давида оживило надежды ее юности. Она поклонилась до земли посланным Давида и, обращаясь мысленно к своему жениху, сказала: "вот, раба твоя отдает себя в служанки, чтобы умывать ноги рабам господина моего" (1 Цар 25:41 - М).
     Сделавшись женою Давида, Авигаиль в дальнейшей жизни своего царственного супруга появляется только в какой-то полутени (1 Цар 30:5,18 - М)[16] и, наконец, совершенно исчезает. Но она производит на нас неотразимое впечатление.
     Авигаиль - одна из самых симпатичных личностей. Она являет нам прототип Евангельской женщины как в ее семейных добродетелях, так и в ее духовных верованиях. Прекрасная и приятная фигура Авигаили не состарится никогда, и в христианстве образчики таких типов должны все больше и больше умножаться. Великая по уму (1 Цар 25:3 - М) и по сердцу супруга Навала была соединена с человеком, который не мог понимать ни возвышенности ее мыслей, ни благородства чувств. И тем не менее она, поддерживая достоинство своего домашнего очага, в молчании переносит недостатки своего мужа, старается их исправить, подвергает опасности самое себя ради спасения своего виновного мужа. И что могло поддерживать ее в этой суровой преданности? - То, что она так красноречиво выразила Давиду: вера в провидение и надежда на ту вечность, при памятовании которой бедствия настоящей жизни для верующей души исчезают подобно тени. 

XVI. АЭНДОРСКАЯ ВОЛШЕБНИЦА

     Между тем участь Саула была решена. Бог его оставил. Он был в отчаянии.
     Однажды ночью три человека проникли в пещеру горы, на которой была расположена деревня Аэндор[17]. В пещере жила волшебница. Один из трех посетителей просил волшебницу вызвать мертвого, которого он назовет. Она противилась. Она напомнила вопросителю, что Саул выгнал из своей земли всех вызывающих мертвецов и волшебников; теперь она боялась, что ей расставляют сеть, чтобы умертвить ее. Неизвестный настаивал, обещая ей сохранить ее жизнь. "Кого мне вызвать для тебя?" - спросила она, готовая заняться своими заклинаниями. - "Вызови мне Самуила" (1 Цар 28:11 - М), - ответил собеседник. Волшебница внезапно испустила страшный крик. Она не могла заставить пророка выйти из гроба, а между тем видела появление его тени. Она угадала, что лишь присутствие посетителя чудесным образом привлекло призрак, и сказала собеседнику: "Для чего ты обманул меня? Ты - Саул" (1 Цар 28:12 - М).
     В самом деле это был царь. Вступая в битву с филистимлянами, он напрасно спрашивал истолкователей Господа, каков будет исход войны. Оставленный Духом Божиим, он упал до того, что решился искать помощи у того тайного искусства[18], которое сам же преследовал. Пророк появился, прикрытый мантией, и укорил Саула за то, что тот нарушил его последний покой, и известил его, что наутро царь и его дети, все вместе будут в преисподней, и Израиль будет побежден.
     Приготовляясь к ворожбе волшебницы, Саул ничего не ел ни эту ночь, ни предшествовавший день. Мрачное предвестие Самуила его поразило, он упал. Волшебница подошла к царю, напоминая, что рисковала своею жизнью; в свою очередь и она умоляет его уступить ее просьбе. Она просила его подкрепиться какой-нибудь пищей. Саул было отказался; но, побежденный настоятельностью просьб этой женщины, поднялся и, сидя на постели, ждал, когда хозяйка принесет ему пищи. Волшебница имела тучного теленка; она поспешила его заколоть; приготовила хлебы из пресного теста, и этот ужин предложила царю и его двум спутникам.
     Пред великодушием и благородством волшебницы, которая оказала помощь своему гонителю, еще резче выставляется падение Саула. Подкрепивши себя пищею, царь и его слуги оставили пещеру волшебницы еще до наступления дня.
     Давид находился в Секелаге[19], в земле Филистимской. Здесь он узнал об исходе сражения между израильтянами и филистимлянами. Его соотечественники были разбиты, его нареченный брат Ионафан был убит, раненый Саул добил сам себя. Давид плакал о Сауле и Ионафане, о своем гонителе и о своем друге. В элегии (2 Цар 1:19-27), в которой излилась вся его благородная и нежная душа, он просит не возвещать о смерти двух израильских князей филистимским женам, чтобы на слезы они не ответили взрывом радости, но он побуждает израильских дочерей плакать о Сауле, который, некогда победитель, одевал их пурпуром и золотом. Всего больше он скорбел об Ионафане, брате, привязанность которого была ему дороже женской любви.

 

XVII. ВТОРОЕ ПОЯВЛЕНИЕ МЕЛХОЛЫ И ЕЕ ХАРАКТЕР

     В Хевроне Давид был провозглашен царем колена Иудова. Он взял себе новых жен. Между детьми, которых ему родили в Хевроне его шесть жен, был Хилав (2 Цар 3:3 - М)[20] от Авигаили, которая первая провидела на челе Давида сияние его будущей царственной славы. Но удивление, которое Авигаиль вдохнула Давиду, не могло заставить его забыть первую любовь. Жена его юности всегда жила в его мыслях.
     Прежде чем Давид стал царем всего Израиля, ему пришлось выдержать упорную борьбу с сыном Саула, Иевосфеем. Наконец Авенир, главная опора Иевосфея и начальник его войска, предложил Давиду перейти к нему на службу. Давид принял предложение военачальника только с тем условием, чтобы тот привел к нему Мелхолу. Давид послал просить свою первую жену у своего соперника, его брата. Он напомнил брату, что ради нее подвергал свою жизнь опасности. И мог ли он забыть то, что был обязан ей жизнью?
     Но Мелхола была замужем за Фалтием. Горячо любимая своим вторым супругом, ужели она могла покинуть его без сожаления? Иевосфей отослал свою сестру Давиду; Авенир взялся привести ее царю Иуды. Фалтий нелегко расстался с нею. Пораженный в самое сердце, проливая слезы, он сопровождал ее до Бахурима[21], где, наконец, Авенир сказал ему: "Поди воротись!" (2 Цар 3:16 - М). Не вспоминала ли об этой сцене Мелхола, когда, достигши Хеврона, увидела, что не она одна занимает сердце своего первого супруга, что у нее есть соперницы и прибавляются еще новые? Дочь царя и некогда единственная спутница Давида, она должна была страдать двойственною гордостью царевны и жены.
     Иевосфей скоро погиб. Теперь оставался единственный мужской представитель племени Саула, сын Ионафана, Мемфивосфей. Но этот несчастный с пяти лет сделался хромым на обе ноги. Около него уже не могли группироваться еврейские племена, царь Иуды теперь стал царем всего Израиля, дочь Саула была царицею.
     Давид сделал столицей своего царства Иерусалим. Он решился перенести сюда Ковчег Завета, который со времени Самуила еще оставался в Кириафиариме, и основать здесь центральное святилище. Мелхола смотрела в окно царского дома на перенесение Ковчега Завета в город Давидов. Несомый левитами, Ковчег приближался. Между музыкантами, инструменты которых аккомпанировали пению священного гимна, шли девицы (Пс 67:26 - М) и ударяли в тимпаны. Певцы превозносили величие Господа вселенной, Который шел утвердить Свое жилище на горе Сионе. Смел ли человек приблизиться к этому святилищу? Да, любовью к истине, исполнением правды низкое творение могло возвыситься до Живущего в этом святом месте.
     "Господня земля и что наполняет ее, вселенная и все живущие в ней, ибо Он основал ее на морях и на реках утвердил ее. Кто взойдет на гору Господню, или кто станет на святом месте Его? Тот, у кого руки неповинны и сердце чисто, кто не клялся душею своею напрасно и не божился ложно ближнему своему" (Пс 23:1-4). Этот псалом Давида пели певцы. И сам царь, отбросив знаки своего сана, облекшись в виссонную одежду и опоясавшись подобно левитам, присоединил к общему хору звуки своего голоса, аккорды своей арфы, и предался одному из обыкновенных у древних проявлений религиозной радости - пляске. Мелхола смотрела на своего супруга. Давно, в доме своего отца она не могла скрыть своего нежного удивления сыну Иессея, когда окружала своего молодого супруга самой пламенной заботливостью. Теперь же, видя, как царь выражал перед Ковчегом свою безграничную радость, она его уже не любила: она его презирала (2 Цар 6:16 - М)[22] за его прыганье и скаканье.
     Между тем торжественное шествие продолжалось. Ковчег принесли к палатке, устроенной Давидом. Давид приносит всесожжения и жертву мира. Всякий мужчина, всякая женщина получают от него по одному хлебу, по куску жареного мяса и по сосуду вина. (2 Цар 6:19 - Г)[23]. Затем Давид отправляется в свой дом, чтобы напомнить о милостях Божиих и своим женам и детям.
     До этой минуты царь был свидетелем народного энтузиазма: в Ковчеге Завета как символе Божественного присутствия каждый еврей приветствовал освящение народного единения. Конечно, и в своей семье Давид найдет те же торжественные чувства? Мелхола вышла к нему навстречу. Не миром приветствовала своего супруга, не миром и царь отвечал ей. Презрительною иронией она вызвала со стороны Давида целый поток укоризн.
     "Как отличился сегодня царь израильский, обнажившись перед служанками рабов своих, подобно какому-нибудь шуту!" (2 Цар 6:20 - Г)[24]. Это говорила далеко не та женщина, которая была действительно спутницей Давида; это была дочь Саула. Царь это почувствовал и, принимая вид царского величия, забываемого им только пред лицом Господа, сказал: "Пред Иеговою, Который предпочел меня отцу твоему и всему дому его, и утвердил меня вождем народа своего - Израиля, - пред Иеговою играл я. И если бы я еще более унизился и сделался ничтожным в собственных глазах, то и тогда для служанок, о которых ты говоришь, для них я был бы славен" (2 Цар 6:21-22 - Г). И последняя связь между Давидом и его первою женою была порвана. Дочь Саула никогда не сделалась матерью.
     Фигура Мелхолы покажется нам не совсем симпатичною, если мы будем рассматривать ее только при ее последнем появлении. Гордое поведение царевны нас отталкивает. Но чувство нашей холодности заменится чувством глубокого сожаления, если мы примем во внимание ее прошлое. Вот она стоит между дочерним повиновением отцу и любовью к своему супругу; вот ее отнимают от любимого ею супруга и отдают другому мужу. Вот она привязалась к своим последним узам, а ее заставляют опять взять на себя цепь, которую принудили некогда разорвать, В своем первом супруге она уже не находит друга своей юности, но господина нескольких жен. Понятно, среди этих мытарств пламенная и благородная натура Мелхолы не могла не очерстветь, а в ее сердце мог закрасться яд презрения и ненависти. Но мы должны воздать Мелхоле справедливое: спасая Давида от верной смерти, она способствовала Давидовой династии в выполнении ее назначения.

 

№№ 22, 23, 24, 26, 27.

* Печатается с некоторыми сокращениями по изданию: Протоиерей К. Л. Кустодиев. Опыт истории библейской женщины. Ч. 1, 2. История ветхозаветной женщины. СПб., 1870. 

[1] Здесь и далее буквой М помечается перевод преподобного Макария (Глухарева), буквой Г - перевод проф. Гуляева. 

[2] Точно географическое положение этой страны определить трудно; но верно, что она была близко от Галаада и даже, может быть, это название носила какая-нибудь гористая и лесистая часть самого Галаада.  

[3] Действительно ли Иеффай принес в жертву свою дочь, или это жертвоприношение состоялось в посвящении ее девству, - об этом мнения расходятся. Иосиф Флавий, Ориген, святитель Иоанн Златоуст, блаженный Феодорит, блаженный Иероним и блаженный Августин думают, что она была действительно принесена в жертву. Другие держатся иного мнения. Для характеристики дочери Иеффая это почти все равно, потому что для еврейской женщины было великою жертвою остаться навсегда девою.  

[4] Ноеминь значит 'удовольствие', Мара - 'скорбь'. - Прим. авт. Согласно примечанию к Синодальной Библии, эти имена означают соответственно 'приятная' и 'горькая'. - Ред.  

[5] Она тогда же сказала Руфи, что Вооз - близкий родственник (Руфь 2:20).  

[6] Рама находилась неподалеку от Вифлеема; только первый город принадлежал колену Вениаминову, второй - Иудину.  

[7] Нужно вспомнить молитву Господа Иисуса Христа в саду Гефсиманском, которая всегда должна указывать нам существо христианской молитвы. - Прим. авт. Говоря о внутренней беспомощности христианской молитвы, автор, разумеется, не имеет в виду ее бесплодности; речь идет о полном отрешении молящегося от своей воли и о столь же полном предании им себя в руки Господа. - Ред. 

[8] Израильтянин склонялся в молитве, простирался на землю, воздевал руки. 3 Цар 8:54; Пс 94:6; Нав 7:6; 3 Цар 18:42; Неем 8:6; Пс 28:2 и проч.  

[9] Обет назорейства описан в книге Чис 4. Между прочим обязанности назореев были: не пить вина и крепких напитков, не брить головы и т. д.  

[10] Место загробной жизни по еврейским верованиям.  

[11] Город в колене Иудовом, в северной его части, на границе с коленом Вениамина и, следовательно, недалеко от Рамы, где жил Самуил, и Вифлеема, где родился Давид.  

[12] Наружность Давида описана в 1 Цар 16:12 и 18; 19:13. Цвет козьих волос, которыми Мелхола обложила голову истукана, чтобы заменить бежавшего Давида, был золотистый.  

[13] Это не известная гора Кармил, вдающаяся в Средиземное море на юге Финикии: эта пустыня Фаран и этот Кармил - на юге удела колена Иудина.  

[14] Переводчик прекрасно передает образ исчезновения врагов Давида, уподобляя их погибель вылету камня из пращи.  

[15] Выражение: "обмерло в нем сердце его, и он окаменел", - это именно описание паралича.  

[16] Давид выручает ее из плена амаликитян.  

[17] В четырех милях на юг от горы Фавор, в колене Иссахаровом. Пещеру волшебницы указывают доселе.  

[18] Аэндорская волшебница напоминает нам современных спиритов.  

[19] На юге от удела колена Иудина.

[20] В кн. 1 Пар 3:1 он называется Даниель. - Прим. авт.; в Синодальном переводе - Далуиа(я). - Ред. 

[21] Иевосфей был в это время в Галааде, а потому это местечко должно быть на пути от Иордана в Хеврон.  

[22] Выражение презирала принадлежит самой Библии, это слово вполне выражает состояние души Мелхолы. В Славянской Библии употреблено слово уничижи.  

[23] В других переводах названия розданных вещей переведены иначе.  

[24] Эфод, в какой был одет Давид - короткая одежда, которая оставляет нагими ноги. Длинная одежда и медленная походка - вот признаки важного человека на Востоке.  

 

© Подготовка текста. "Альфа и Омега", 2000