Постмодернистская религиозно-философская библиотека

Глубоковский Н. Н. Христианская свобода по Галатам.

Богословский анализ труда проф. Н.Н. Глубоковского

“Благовестие христианской свободы

 в послании св. Апостола Павла к Галатам”

В истории русской богословской мысли, бурным и плодотворным развитием которой был ознаменован конец XIX – начало XX века, одно из самых выдающихся мест принадлежит  знаменитому русскому богослову и церковно-общественному деятелю, заслуженному профессору Санкт-Петербургской Духовной Академии и Богословского факультета Софийского Университета, доктору богословия Николаю Никаноровичу Глубоковскому.

  Н.Н. Глубоковский родился 6 декабря 1863 года в с. Кичменгский Городок Вологодской губернии в бедной многодетной семье священника. Его отец, Никанор Петрович Глубоковский, через два года скончался, и Николай был взят на воспитание в семью своей старшей сестры. Детские годы Глубоковского прошли в бедности и лишениях. Сам он через много лет писал, что, если бы не благость Божия, то он по условиям своего горького детства “был бы просто деревенским пастухом”.[1]

                Все же, как сын священника, Н. Глубоковский в 1873 году был определен в Никольское духовное училище. Далее он продолжил обучение в Вологодской Духовной семинарии (1878-1884), и как один из лучших выпускников был направлен в Московскую Духовную Академию. В 1889 году, окончив — также в числе первых — Академию, Глубоковский оставлен профессорским стипендиатом по кафедре Общей Церковной истории. Еще в годы семинарской и академической учебы открылся ставший потом весьма обширным список его опубликованных работ. В это время в различных духовных журналах было напечатано несколько статей Н. Глубоковского.

                По окончании стипендиатского года в 1890 году Глубоковский по причине того, что в МДА ему не оказалось свободной кафедры, был направлен для преподавания в Воронежскую Духовную семинарию. В том же году в Москве вышла в свет работа Глубоковского “Блаженный Феодорит, епископ Киррский. Его жизнь и литературная деятельность”. Это двухтомное церковно-историческое исследование, представленное Глубоковским на соискание магистерской степени, получило весьма лестные отзывы виднейших ученых, причем как отечественных, так и зарубежных. Проф. МДА А.П. Лебедев, научный руководитель Глубоковского, заявил, что одного тома этого сочинения достаточно для магистерской диссертации.[2] Знаменитый немецкий богослов и историк, профессор Берлинского Университета, А. Гарнак, называя труд молодого ученого одной из самых выдающихся патристических монографий, писал: “Чем больше нужно приветствовать Русскую Церковь, что из ее среды вышел такой труд, тем более нужно сожалеть, что автор написал свое сочинение по-русски, почему его работа не найдет такого распространения, какого она по всем правам заслуживает”.[3] За сочинение Глубоковский получил степень магистра богословия, а также по отзыву проф. СПбДА В.В. Болотова, высоко оценившего его труд, полную Макарьевскую премию, являвшуюся тогда высшей церковной наградой за научно-богословские сочинения.

                В 1891 году 28-летний Н.Н. Глубоковский был приглашен в СПбДА на кафедру  Священного Писания Нового Завета, на место ушедшего в отставку экстра-ординарного профессора прот. В.Г. Рождественского. Эту кафедру Н.Н. Глубоковский занимал более 25 лет, до дня закрытия СПбДА в 1918 году.

                С первых лет своей профессорской деятельности (в 1894 году он стал экстра-ординарным профессором, а в 1897 - ординарным) Н.Н. Глубоковский заявил о себе как о талантливом преподавателе, активном общественно-церковном деятеле и плодовитом исследователе. Он принимал деятельное участие в обсуждении проблем духовно-академического образования, был сторонником большей свободы в научном творчестве, выступал против так называемых “охранительных настроений 80-90-х годов”, возникших после реформ духовных школ в 1884 году, вообще, по словам И.К. Смолича, был одним “из критиков эпохи Победоносцева”.[4]

Как преподаватель Священного Писания Нового Завета Глубоковский сразу же обратил внимание на недостаточно высокий уровень изучения этого наиважнейшего предмета в Духовных академиях. “Надо изменить, - писал он, - весь строй научно-академической системы, чтобы в ней Писание было производящим источником и объединяющим центром для всех богословских наук. Тогда только богословие будет созидаться и развиваться достойно своего священного имени, утверждаясь на незыблимой основе откровенных памятников боговедения”.[5]

В центре внимания Николая Никаноровича кроме вопросов реформы духовных школ оказываются многие другие насущные проблемы. “Он охотно отзывался на самые разнообразные запросы, возникавшие в ходе церковной и церковно-общественной жизни, стараясь дать научные ответы на них в журнальных статьях и отдельных брошюрах”.[6] В январе 1906 года Глубоковский получает назначение в Предсоборное Присутствие и принимает самое деятельное участие во всех его семи отделах.

С особой яркостью выразился и его талант научного руководителя. В 1904 году Н.Н. Глубоковский становится редактором “Богословской Энциклопедии”, которая с его приходом “сразу изменила свой характер и сделалась украшением русской богословсвкой науки”.[7]

Благодаря такой разносторонней и плодотворной деятельности имя проф. Н.Н. Глубоковского становится очень популярным и уважаемым. В Академии авторитет его шел в сравнение “разве что с авторитетом знаменитого Болотова. А природная общительность, отзывчивый характер и внимание к человеческим нуждам, будь то общественным или индивидуальным, сделали его любимым профессором и уважаемым товарищем. Обширные научные и церковно-общественные интересы Глубоковского, наконец, личные симпатии к нему привели к тому, что с ним состояла в переписке чуть ли не вся церковная и ученая Россия, а также многие представители научно-богословской мысли Запада”.[8] В.В. Розанов писал, что у Глубоковского под “экстра-ученостью” скрывается “простая православная душа”.[9] Действительно, по отзывам современников Николай Никанорович был скромным, внимательным, всегда сосредоточенным, но в то же время жизнелюбивым и общительным человеком.

Не мог Н.Н. Глубоковский не обратить внимания на зарождавшееся в начале XX века экуменистическое движение. Своими трудами, трудами авторитетного ученого, посвященными вопросам о взаимоотношениях между Православием и некоторыми инославными исповеданиями, он много способствовал проявлению интереса западного христианства к православной Церкви. Особо важное значение в этом отношении имела переведенная на английский и французский языки статья Глубоковского “Православие по его существу”. После закрытия Советским правительством Санкт-Петербургской Духовной Академии в 1918 году, Глубоковский, как специалист по экуменистическим вопросам был приглашен в Швецию читать лекции в Упсальском Университете. Эти лекции были встречены с большим интересом и познее изданы на шведском и болгарском языках.

Вернувшись на Родину, Н.Н. Глубоковский был выбран профессором Петроградского Университета, а год спустя – в 1919 году – профессором Богословского института, который в некотором смысле стал альтернативой закрытой Академии. Здесь следует отметить большую заслугу Николая Никоноровича в организации этого учебного заведения. Богословский институт при Университете – “наиболее серьезный и успешный опыт создания высшей духовной школы нового типа”[10] – возник во многом благодаря его трудам, а сам Глубоковский еще в 1906 году высказывался “за создание при университетах православных богословских факультетов”.[11] Николаем Никаноровичем были также предприняты отчаянные попытки спасти академическую библиотеку, которая безжалостно разорялась новыми хозяевами – часть ее была просто сдана в макулатуру.[12] В итоге удалось добиться передачи книг в ведение Богословского института, но в 1923 году был закрыт и он.

Глубоковский не дождался этого — в августе 1921 года он со своей женой уехал заграницу. “Мы сначала жили в Финляндии, – писал он в Россию 6 декабря 1922 года,  –  а после через Германию переехали в Прагу, с 3 августа находимся в Белграде, но тут тяжело жить и морально и материально и негде работать; все дико, некультурно, неблагожелательно нам, даже враждебно. М[ожет] б[ыть] придется и еще переезжать куда-н[ибудь], но мы устали и утомились”.[13]

Н.Н. Глубоковский все же вынужден был уехать, но на новом месте его ждал совсем иной прием. В 1923 году он был приглашен занять кафедру Священного Писания Нового Завета на открывавшемся в Софии Богословском факультете и, по свидетельству А. Игнатьева, “с первых же дней своего пребывания в Болгарии… был окружен общим вниманием и пользовался большим уважением и авторитетом в академических и общественных кругах”.[14]

С новой силой принимается Глубоковский за преподавательскую деятельность, полагает много трудов по организации учебного дела на факультете, и “по праву может быть назван одним из основоположников этого учебного заведения”.[15] Не оставляет Н.Н. Глубоковский и своей общественно-церковной деятельности — участвует во различных международных конференциях, ездит с лекциями и докладами по всей Европе.

Однако, как и прежде, на первом месте у него стоит научная работа. До самой своей смерти, наступившей 18 марта 1937 года, Н.Н. Глубоковский трудится над изданием своих прежних сочинений, публикует статьи в различных журналах (таких как “Годишник Софийского Университета Богословского факультета”, “Православная мысль”, “Путь”), пишет ряд новых исследований.

В общем же проф. Н.Н. Глубоковским было опубликовано, кроме многочисленных отзывов, рецензий, заметок и докладов в русской и иностранной периодике, порядка сорока крупных исследований и свыше сотни статей. Среди них труды, посвященные вопросам и истории русской богословской науки и образования — “По вопросам духовной школы (средней и высшей) и об Учебном комитете при Святейшем Синоде” (СПб., 1907), “О реформе духовной школы” (“Церк. Ведомости”, 1908, № 12), “Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии” (Варшава, 1928), исследования по каноническому праву — “Смысл 34-го Апостольского правила” (“Богословский вестник”, 1907, №№ 7-8; 1908, № 2), “Дидаскалия и Апостольские постановления по их происхождению, взаимоотношению и значению” (“Христианское Чтение”, 1916, №№ 3-6, 9-10; София, 1935), по навозаветной текстологии и филологии — “Греческий рукописный евангелистарий из собрания проф. И.Е. Троицкого” (СПб., 1899), перевод книги Г. Штокса “Греческий язык Нового Завета в свете современного языкознания” (Пг., 1915), перевод творений блж. Феодорита Киррского (“Письма блж. Феодорита в русском переводе профессора СПб. Духовной Академии Николая Глубоковского” (Сергиев Посад, 1907-1909), также особый интерес представляют собой воспоминания о годах учебы в Московской Академии и работы в Санкт-Петербургской — “За тридцать лет (1884-1914). К столетнему юбилею Московской Духовной Академии” ( в сборнике: “У Троицы в Академии. 1814-1914”, Сергиев Посад, 1914) и “Санкт-Петербургская Духовная Академия во время студенчества там патриарха Варнавы” (Стремски Карловцы, 1936).[16]

Однако наиболее важное научное значение имеют принесшие ему всемирную известность труды по Новому Завету. В 1897 году экстра-ординарный профессор Н.Н. Глубоковский опубликовал свою докторскую диссертацию: “Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу”, первая часть которой “Обращение Савла и “Евангелие” св. апостола Павла” была прочитана им на годичном акте в Академии в 1896 году ( ХЧ, 1896, № 2). Этот труд впоследствии составил первый том капитального библейско-богословского исследования с тем же названием. Свое сочинение (2345 страниц), без сомнения занимающее центральное место в его научной деятельности, Глубоковский писал в течение нескольких лет. Впервые оно было опубликовано в академическом журнале “Христианское Чтение”, а в 1905–1912 годах выпущено отдельным изданием. В целом этот труд составил 3 тома: I – “Обращение Савла и “Евангелие” св. апостола Павла”, “Евангелие” Павлово и иудейско-раввинское богословие, апокрифы и апокалиптика”; II – “Евангелие” св. апостола Павла и теософия Филона, книга Премудрости Соломоновой, эллинизм и римское право”; III – “Божественность “Евангелия” Павлова и метод обоснования сего в исследованиии о нем”. В этом труде проф. Глубоковский, вопреки мнению протестантских богословов-рационалистов, выводивших учение апостола Павла то из теософии Филона Александрийского, то из стоицизма, доказывает “божественность” Павлова “Евангелия”, показывает, что его благовестие не является реформированным иудаизмом или эллинизмом, “не есть человеческое”, но получено им “через откровение Иисуса Христа” (Гал. 1; 11-12).

Другим важным трудом Глубоковского является его книга “Благовестие христианской свободы в послании св. апостола Павла к Галатам. Сжатый обзор апостольского послания со стороны его первоначальных читателей, условий происхождения, по содержанию и догматически-историческому значению”.

Этот труд был в 1902 году напечан в “Страннике” и вышел отдельным изданием. Опубликованный во время работы Глубоковским над своим капитальным сочинением, он созвучен последнему. Снова в центре научных интересов Глубоковского личность и труды св. ап. Павла, который по его словам, “является наиболее известной фигурой древности и ярче других освещает нам свою эпоху”.[17] Второе издание книги — исправленное и дополненное — вышло в 1935 году в Софии. Этот труд по мысли автора должен был составлять первую часть задуманной им трилогии: “Благовестие христианской свободы” (послание к Галатам), “Благовестие христианской святости” (послание к Евреям) и “Благовестие христианской славы” (Апокалипсис). Работа над трилогией не была, к сожалению, завершена. Из второй части было опубликовано лишь несколько статей, а третья часть была только в рукописи и, по всей видимости, погибла вместе со всем софийским архивом Глубоковского во время войны.[18]

Первое издание книги в 1902 году вызвало большой интерес церковной общественности. Во многих периодических изданиях появились отзывы и рецензии на труд проф. Глубоковского. Все отмечали “громадную эрудицию”[19] автора, необычайную осведомленность в разбираемых вопросах, стройность и логичность изложения, но вместе с тем критиковали излишне сложный, “непонятный для обыкновенного читателя, какой-то вычурно-тяжеловесный” язык книги, для понимания которой “требуется напряжение мысли едва ли не большее, чем для понимания самого текста послания к Галатам в подлиннике”.[20] Другие, однако, и в этом видели ее несомненное достоинство, так как, по их мнению, подобные книги приучают к внимательному и вдумчивому чтению.[21] Обратил на себя труд Глубоковского и на Западе; так известный итальянский ученый о. Аврелио Пальмиери отметил “большой критический ум” его автора.[22]

Сочинение проф. Н.Н. Глубоковского “Благовестие христианской свободы в послании св. ап. Павла к Галатам” Советом Санкт-Петербургской Духовной Академии на заседании от 27 января 1903 года было удостоено по отзывам А.А. Бронзова и А.П. Рождественского премии Митрополита Макария[23], а Учебный комитет при Святейшем Синоде рекомендовал его “в качестве учебного пособия при преподавании Священного Писания в духовных семинариях”.[24]

Рассмотрим этот труд Глубоковского.

Первая его часть является вводной. В ней автор выясняет обычные для таких исследований вопросы. Во-первых, излагается “история Галатии”, выясняется ее положение в “апостольскую эпоху”. Галатийцы, пишет проф. Глубоковский, — народ “кельтического племени… в его галльской ветви” поселились в 278-277 годах до Р.Х. в центре Малой Азии во владениях прежней Великой Фригии и Каппадокии. Галатия – так стала называться эта земля – в этнографическом отношении почти полностью была представлена галатийцами. Позднее, однако, Галатия значительно расширилась, и этим именем во времена ап. Павла именовалась уже целая провинция, в которую область, населенная собственно галатийцами, входила лишь в качестве ее северной части. “По этой причине открывается возможность различать Галатию этнографическую, занятую кельтическими переселенцами, и оффициально-римскую, в которой было несравненно больше некельтического населения”.[25]

Далее автор с настойчивостью обосновывает так называемую “северно-галатийскую теорию”, доказывает, что апостол Павел имеет в виду преимущественно этнографическую Галатию. Решение этого вопроса, обойденного вниманием почти всеми другими русскими экзегетами, Глубоковский считает очень важным. Предположение, что апостол говорит “со всей строгостью административно-римской терминологии”,[26] неизбежно приводит к убеждению о очень раннем времени написания послания, так как малоазийские города (Икония, Листра, Дервия) первого миссионерского путешествия принадлежали к Галатийской провинции. Однако, такая точка зрения, весьма распространенная среди западных ученых, вынуждает говорить о том, что в проповеди ап. Павла с самого начала преобладали “резкие противоиудейские стремления”, заметные в послании. “Этим колеблется весь исторически-документальный авторитет книги Деяний, рисующей совсем иную картину”[27] — полемическая направленность проповеди ап. Павла была вызвана исключительно “иудаистической агитацией”.[28]

Глубоковский не только внимательно рассматривает все аргументы противников, излагает общеизвестные факты сторонников защищаемой им теории,[29] но и приводит свои собственные. “Аргументация автора, если в конце концов и не убеждает, то представляет все-таки горнило, в котором подвергаются серьезной пробе и факты и мнения”.[30]

Соответственно принятой автором “северно-галатийской теории” освещается и “история галатийских церквей до издания послания к Галатам” (§ 3), а также вопрос о месте и времени издания этого послания (§ 4). Возникновение первых проф. Глубоковский относит ко второму благовестническому путешествию ап. Павла, время написания послания – к третьему, определяя его концом 57 – самым началом 58 года. Такую точность дает только исследование Глубоковского, между тем у других русских экзегетов приводятся очень приблизительные даты: свт. Феофан Затворник, например, относит послание к периоду “между 55 и 58 годами”.[31] Такая точность датировки стала возможной благодаря утверждению проф. Глубоковского, что послание, несмотря на общепринятое мнение, было написано не во время трехлетнего пребывания в Ефесе, а после этого — “в неизвестной нам македонской местности”[32] наряду со Вторым посланием к Коринфянам. Свое мнение автор основывает на том факте, что в апостольском приветствии упоминаются не члены эфесской церкви, а только лишь находящиеся с апостолом братья.

Далее в § 5 идет речь о подлинности послания. В защиту этого Глубоковский выдвигает данные о том, что послание к Галатам цитируется у многих писателей I-II веков (Иустина Мученика, Афинагора, Климента Александрийского, Тертуллиана), “чем свидетельствуется распространенность одинакового источника, каким мог быть только письменный”, причем всегда у этих авторов “выдвигается его авторитетная важность, обязательная для каждого христианина”. “Само сабой понятно, что литературный подлог не мог приобрести за краткий срок ни широкого распространения, ни высокого звания”,[33] а такое положение памятника во II веке непременно указывает происхождение его в апостольскую эпоху. Да и “догматически послание к Галатам гораздо понятнее в век апостольский и потому оказывается подлинным апостольским произведением”.[34]    

Неповрежденность послания (§ 6) также не вызывает сомнений, так как “имеются достаточные материалы во свидетельствах рукописей и переводов” чтобы это установить, что в свою очередь доступно “далеко не всегда и не для всех однородных письменных памятников”.[35]

Заканчивает проф. Глубоковский первую – исагогическую – часть своего труда описанием исторических обстоятельств, повода и цели написания апостолом Павлом своего послания ( § 7).

В целом первая часть, по отзыву рецензента, несмотря на то, что в ней по большей части излагаются общие вопросы, предтавляет собой несомненный научный интерес и “стоит выше всех подобных трудов в нашем Отечестве”.[36]

Далее следует сам обзор послания к Галатам, в котором проф. Глубоковский выделяет, кроме введения и заключения, три части — индивидуально-апологетическую (1–2 главы), догматико-полемическую (3–4 главы) и морально-увещательную (5–6 главы). Соответственно этому автор и строит свой обзор — по трем параграфам, в первом из которых стоит вопрос о “апостольско-благовестническом достоинстве св. Павла”.

Как известно, поводом к написанию послания послужило появление среди галатов некоторых лжеучителей, которые учили о необходимости для христиан из язычников обрезания и исполнения закона. Галаты, еще не достаточно прочно стоящие на основах христианской жизни, да и вообще люди по своей натуре “нетвердые и чрезвычайно изменчивые, способные увлекаться и отвлекаться каждую минуту”,[37] вскоре уклонились от чистоты пропоповеданного Павлом учения и перешли, выражаясь словами послания, “к иному благовествованию” (Гал. 1; 6).   

“Все христианские убеждения галатийцев, – пишет проф. Глубоковский, – держались больше на самопреданности к особе апостола языков и оценивались в меру почтения к нему”, и иудаисты, “очернив и унизив благовестническую личность”, подрывали тем самым весь “фундамент галатийской религиозности”.[38] Поэтому ап. Павел без “обычных благодарений” сразу же, проявляя при этом “бурную пламенность и порывистую стремительность аргументации и словестной формулировки”,[39] переходит к утверждению своего апостольского достоинства и с первых же слов именует себя апостолом, избранным “не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отцем” (Гал. 1; 1). Поэтому и евангелие Павлово “не есть человеческое”, а получено им “через откровение Иисуса Христа” (Гал. 1; 11-12).

Подчеркивая свое независимое от человеков апостольство, Павел не отстраняется тем от других апостолов — напротив, видит в себе “собрата, принципиально равного самовидцам Господа”.[40] Профессор Глубоковский обращает внимание на то, каким образом ап. Павел в 18 стихе первой главы характеризует встречу с Петром: “целью его было желание ‛ιsτορηsai или – по прямому буквальному смыслу – “делать историю”[41], а не просто “видеться” (Гал. 1; 18). Употреблением этого глагола, по мнению Глубоковского, ап. Павел хочет показать высокую важность св. Петра и историческое значение этой встречи. “Предние” (в синодальном переводе – “знаменитые”; Гал. 2; 6) апостолы в свою очередь, что настоятельно подчеркивает Павел, также подают ему “руку общения” (Гал. 2; 9) и признают в нем “равночестного собрата по апостольству и богопосланного сотрудника по благовестничеству”, что подтверждается разделением между ними “миссионерских сфер”, возможное только “при бесспорном тожестве достоинства и проповеди”.[42]

В итоге “момент фактической защиты апостольского достоинства” служит к показанию “неложности догматических убеждений касательно всеобщего спасения исключительно благодатию Божией”.[43]

В этом параграфе проф. Глубоковский помимо выяснения главного вопроса высказывает ряд важных богословских мыслей. Так, на странице 68 своего исследования он пишет, что упоминаемые в Священном Писании “братья Господни” были сводными Христу братьями, то есть детьми Иосифа от первого брака. У Пресвятой же Девы кроме Господа не было детей, так как Он на Кресте “поручил болезнующую Богоматерь Иоанну Заведееву (Ин. 29; 26-27), между тем было бы удобнее передать Ее попечению родных детей”.[44]

Обращает также на себя внимание то, каким образом автор комментирует 20 стих первой главы: “а в том, что пишу вам, пред Богом, не лгу”. Здесь он “справедливо видит указание апостольское на дозволительность клятвы, к которой прибегает сам писатель послания”.[45] “При клятвенном акте, – пишет Глубоковский, – мы как бы поднимаемся пред лице Божие и подтверждаем свои слова божественной святостью, которая не терпит в своем присутствии лжи”, а такая “фактически доступная действительность поднятия себя до Бога”, “близость Небесному Отцу коренится в самом бытии христианском”. Правда, это явление далеко от христианского идеала, так как обусловлено наличием лжи среди людей. Но на пути “последовательного возрастания” до уровня идеала, который осуществим только в Царстве Небесном, все “промежуточные стадии”, хоть и относительны, все же “натуральны и законны”.[46]

Далее, разбирая вторую – догматико-полемическую – часть послания, профессор Глубоковский пишет, что сущность Евангелия, возвещаемого апостолом, состоит в благовествовании дарованного Христом спасения, плоды которого мы получаем через веру. “Наше спасение объективно созидается на крестном искуплении, а субъективно устрояется при единении веры с Господом Избавителем и при получении Духа для хождения и возрастания в правде”. “Закону тут нет места”, “его вторжение неибежно сопровождается обратными результатами отстранения от благостной сферы”. Он не может дать праведности, ибо исполнение его со стороны человека невозможно, “оно ни у кого не бывает в такой степени, чтобы обладать оправдывающе-жизненными свойствами”, и “над подзаконными необходимо тяготеет клятва”.[47]

Закон не заменил собой данного Богом Аврааму и “семени его” (Гал. 3; 16) обетования, все его дело “исчерпывалось пробуждением спасительной жажды, для которой требовалось потом надлежащее удовлетворение”,[48] он дан, как пишет ап. Павел, “по причине преступлений, до времени пришествия семени” (Гал. 3; 19).

Обращает на себя то, какой смысл вкладывает проф. Глубоковский в слова ап. Павла “по причине преступлений” (των παραβάσεων χάριν προσετέθη, οреступлений ради приложися). Наречный предлог χάριν, οишет он, “всегда сохраняет оттенок (содействия) “в пользу” чего-либо такого, что здесь получает новую опору для своего продолжения и развития”. По его мнению неверно толкование некоторых Отцов (свт. Иоанна Златоуста, блж. Феофилакта,  блж. Иеронима), “будто закон дан для обуздания”, напротив, его цель была “в возбуждающем оживотворении и усилении существовавшей греховности”, он был дан “не без того, чтобы его нарушали”, “воспитывал больше отрицательным путем”.[49] Справедливость такого толкования особо видна в приложении к словам ап. Павла в послании к Римлянам, в котором с большей подробностью разбираются темы послания к Галатам, что “без закона грех мертв”, “грех становится крайне грешен посредством заповеди”, “я не иначе узнал грех, как посредством закона” (Рим. 7; 7-13).

Действительно, эти Отцы склонялись больше к усмотрению в законе действия положительными средствами — “чтобы иудеи не жили без страха и не дошли до крайнего нечестия, для сего и дан им закон, вместо узды, для их научения, усмирения и удержания их от нарушения хотя не всех заповедей, по крайней мере некоторых” (свт. Иоанн Златоуст),[50] а точка зрения Глубоковского в данном вопросе, по всей видимости, близка к протестантской традиции — “главное предназначение закона, – пишет М. Лютер в своем “Комментарии послания к Галатам”, – не в том, чтобы сделать человека лучше, а в том, чтобы сделать его хуже; другими словами, закон ставит человека перед грехом, чтобы через познание греха смирить его, ужаснуть, уязвить и сокрушить и тем самым заставить искать благодати и привести к благословенному Семени (т.е. Христу)”.[51]

                Как бы то ни было, у действия закона свои исторические и временные границы, но в них он обладает достаточной важностью, так как был “детоводителем ко Христу” (Гал. 3; 24) и являлся, по словам Глубоковского, “временно-приспособительным орудием божественного промышления ради осуществления исконного обетования”.[52]

                Когда же это обетование с приходом в мир Христа Спасителя исполнилось, закон “необходимо упраздняется”. Христос “искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою” (Гал. 3; 13), ибо “Своим позорным висением на крестном древе Он добровольно предоставил простор для обнаружения всей энергии возмездия со стороны закона, а последний, исчерпав при такой беспрепятственности всю свою грозную силу, потом убивает сам себя своею несправедливостью в отношении к безвинному Страдальцу”.[53]

                Весь ход мысли ап. Павла, как замечательно показывает это в своем труде проф. Глубоковский, удостоверяет, что Спаситель – обетованное Семя, имеющее на себе все “благословения Авраамова” – должен непременно обладать божественным достоинством, так как, во-первых, цель закона сводится к тому, чтобы показать “всесовершенную человеческую немощь, исключавшую всякие надежды на тварные посредства”,[54] а порабощение людей “вещественным началам мира” (Гал. 4; 3) может быть прекращено “только высшею властью, господственно освобождающей узников”.[55] Таким Спасителем и явился Сын Божий, Который “заменяя все космическое, будет вышемирным или истинно божественным”. “Данное качество возможно лишь при сосущественности Божеству, обеспечивающей одинаковое божеское естество. В свою очередь это преимущество бывает неразрывно от соврéменности, каковая для божественной области всегда равняется вечности. Почему и сказано усилительно εξαπέστειλεν – ξтослал от Себя то, что было ранее в сфере жизни Отца и – значит – вечно”.[56]

                Посколку “все избавление расчитано на людей”, “возникает необходимость сочетания абсолютной божественности и полной человечности в единой индивидуальности”, и такой “характер выполнения Сыном Своей миссии” указывается словами апостола γενόμενον εκ γυναικός (αываема от жены), что означает “принятие не бывшей доселе полной человеческой природы, которая “бывает” только при рождении “от жены”.[57]

                Объективно спасение от “греховного убожества” совершилось голгофским подвигом Сына Божия, но “пока все выгоды остаются во всецелом обладании Господа Спасителя, а другими приобретаются только при соучастии с Ним в Его Богочеловеческих преимуществах” и “вовсе не по усердию подражания Ему в хождении по стезям правды, которой нет ни у кого”. Единственным способом “усвоения людьми искупительных даров Христовых в личную собственность” является вера, ею “все приводятся в союз с божественным Сыном”,[58] ею “бывшие подзаконники… получают сыновнюю полноправность”.[59]

                С не меньшей ясностью раскрывается и другая “черта в апостольском воззрении на дело Христово, что его плоды прививаются и возрастают в нас под неизменным и непрерывным заправлением божественного Духа Святого”.[60] “О ниспослании этого нового Деятеля, – пишет Глубоковский, – употребляется прежний термин εξαπέστειλεν, ΰ потому Он – подобно Христу – будет самостоятельною и вышемирною личностью божественного характера”. Причем “название Духа Сыновним рисует Его лишь со стороны божественного существа и не затрагивает личных особенностей. Поэтому рассматриваемое апостольское свидетельство напрано привлекается для обоснования католической идеи Filioque в исхождении Духа “и от Сына”, ибо она касается определений по ипостаси, о чем св. Павел здесь умалчивает”.[61]

                Итак, сущностью провозглашаемого “во языцех” “Евангелия” св. ап. Павла является благая весть о нашем богоусыновлении и освобождении от грехов искупительным подвигом Воплотившегося Сына Божия и действием Святого Духа и проповедь, таким образом, христианской свободы, которая есть “непосредственное обнаружение сыновне-чистого общения с Отцом через Сына, когда под водительством Духа мы удерживаем органическую неразрывность с Господом”.[62]

                Догматические убеждения ап. Павла отределяют его нравственное учение. Вообще, “в этом обосновании морали на догматике заключается специально-христианское достоинство “Евангелия” Павлова, где теоретическое воззрение просто отражает исторический факт Христова искупления, и этическое назидание служит лишь прямым применением принципиальных норм”.[63]

                Нравственное учение ап. Павла раскрывается в третьем параграфе второй части труда Глубоковского. Идеалом христианской жизни здесь представляется “неизменное пребывание или непоколебимая устойчивость в свободе при безусловном устранении всего, что где-нибудь носит хоть тень поработительного стеснения”. Эта свобода является “отблеском христианского усыновления”, но при этом “вовсе не сближается и не граничит ни с противозаконием, ни с беззаконием”.

                “Положительный постулят христианской морали” заключается в “ограждении своей сыновней возвышенности при помощи всегдашней неразлучности от Искупителя, как ее Источника и Подателя”, а “отрицательным и вторичным, хотя столь же непременным, требованием должно быть отвержение всего противного, препятствующего и несродного”.

                Таким “противным” основному характеру христианского спасения – “праведный верою жив будет” (Гал. 3; 11) – является признание за обрезанием “самостоятельной спасительности”[64], которую неизбежно утверждает всякий его принимающий.

                Мы же, пишет ап. Павел, “надеемся праведности от веры” (Гал. 5; 5), которая является “носительницей и сообщительницей нам самой правды Христовой” и “бывает исключительным двигателем всего процесса” слияния с Господом. Ввиду такой самодостаточности веры отвергается, по мнению проф. Глубоковского, католическое учение о fides formata, что вера постепенно формулируется и приходит “в крепость зрелости посредством любви”.[65] Напротив, вера действует любовью (Гал. 5; 6), “рисуется активною”, а “любовь бывает отблеском веры”,[66] первейшим ее обнаружением.

                 Таким образом, “источник” христианской нравственной жизни – “во Христе, способ – в вере, руководство в Духе, увенчание – в любви”.[67] Эту последнюю христианин должен проявлять во всей широте — в “совершенном отождествлении” себя с другим, любя его как самого себя.[68]

                В словах апостола “поступайте по духу” (Гал. 5; 16) и др. проф. Глубоковский прямо видит указание на Святого Духа. Между тем свт. Феофан предлагает более сложное толкование: “Какого духа, — пишет он, —  разумеет апостол в сем месте – нашего или Духа Святого. И того и другого в сочетании. Наш дух не имеет силы дать нам жизнь духовную сам по себе. И Дух Божий не даст ея, если не будет воспринят нашим духом. Когда же они сочетаются, тогда наш дух становится сильным от Духа Божия, и Дух Божий чрез наш действует на нас и на все наше, и все освящает и совершает. Ходящий в духе – Духом Божиим ходит, но ходит по стихиям духа, первоначально в человека вдохнутого”.[69]                                                                            

                В итоге, обобщая все вышесказанное, автор приходит к выводу, что и “в нравственном отношении не менее, чем и в догматическом, учение св. апостола Павла является истинным благовестием христианской свободы, несомненной в искупленных по достоинству полноправных сынов Божиих”.[70]

                В третьей части своего труда проф. Глубоковский занят выяснением того, какое “историческое значение” имело послание ап. Павла. К сожалению, пишет он, “мы не в состоянии исторически проследить непосредственное влияние послания к Галатам, но тем самым оно отрешается от своего узкого частного предназначения и приобретает широкое достоинство документа, который – независимо от своей ближайшей цели – решает обще-историческую задачу и способствует нормальному течению всего христианства”.[71] Высокая важность этого апостольского писания в первую очередь касается его догматического содержания, в котором ап. Павел дал “точное определение истинного взаимоотношения между домостроительством законническим и благодатным”, что “было жгучим вопросом живой христианской истории” и от решения которого во многом “зависела судьба дальнейшего христианского течения”.[72]

                В целом исследование проф. Н.Н. Глубоковского отличает высокий научный уровень, самостоятельность суждений автора, широкое использование глубоких филологических познаний, прекрасное знание им святоотеческой литературы и материалов западной богословской науки и по словам проф. МДА М. Муретова “составляет ценный вклад в нашу весьма бедную экзегетическую литературу, служа прекрасным восполнением прежних трудов по толкованию послания к Галатам”.[73]

                Кроме несомненного научного интереса, которым он, изданный немногим менее века назад, обладал и обладает по сей день, труд Глубоковского имел также важное общественное значение, ибо “русское общество того времени, когда евангельская свобода понималась многими весьма превратно, когда во имя этой (якобы) свободы Толстой проповедывал “христианство без Христа”, а Стахович и ему подобные требовали освобождения религиозных верований от всякого критерия их истинной ценности, особенно нуждалось в авторитетном и научном расскрытии существа и свойств христианской свободы”[74]

                В заключение, нужно сказать и о несомненно высоком “историческом значении” вообще всех трудов Глубоковского, не то, какое они имели сто лет назад, а то, какое они имеют сейчас.

                “Наследие русской богословской науки открывает широчайшее поле для богословского творчества. Дореволюционные православные ученые и богословы русского рассеяния подготовили ту почву, на которой может сегодня произойти подлинное возрождение отечественного богословия. Нужно только воспользоваться трудами их плодов, воплотить в жизнь их заветы и продолжить то, что они начали”.[75]

И сама личность Николая Никаноровича Глубоковского может служить прекрасным примером не только человека науки — добросовестного, беззаветно преданного своему делу, но (быть может даже в большей степени) примером подлинного христианина, верного сына Матери-Церкви.

ИСТОЧНИКИ:

1. Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа. Брюссель, 1989.
2. Глубоковский Н.Н. Благовестие христианской свободы в послании св. апостола Павла к Галатам. Сжатый обзор апостольского послания со стороны его первоначальных читателей, условий происхождения, по содержанию и догматически-историческому значению. СПб, 1902.

ПОСОБИЯ:

1. Богданова Т.А. Новые материалы к биографии В.В. Розанова. Из   переписки В.В. Розанова и Н.Н. Глубоковского. СПб., 1992.
2. “Богословский вестник”, 1904, март. Журналы собраний Совета МДА за 1903 год.
3. Болотов В.В. Theodoretiana. Отзыв об удостоенном Св. Синодом полной премии Митрополита Макария в 1892 году сочинении Н.Н. Глубоковского “Блаженный Феодорит. Его жизнь и литературная деятельность”. СПб., 1892.
4. Бронзов А.А.Отзыв о предоставленном на Макарьевскую премию исследовании орд. проф. Н.Н. Глубоковского “Благовестие христианской свободы…” // Журналы собрания Савета Академии за 1902-03 год. ХЧ, 1903, № 7 (июль).
5. “Вера и Церковь. Духовный богословско-апологетический журнал”, 1902, кн. X.
6. Глубоковский Н.Н. Священное Писание на рубеже двух столетий// “Церковный вестник”, 1909, №№ 50-51.
7. Глубоковский Н.Н. Благовестие св. ап. Павла по его происхождению и существу// ХЧ, 1910, июль-август.
8. Игнатьев А. Памяти проф. Н.Н. Глубоковского// ЖМП, 1966, № 8.
9. Иларион (Алфеев), иером. Православное богословие на рубеже столетий. Статьи, доклады. М., 1999.
10. Иннокентий (Павлов), иером. Н.Н. Глубоковский. К 120-летию со дня рождения (1863-1983). ЛДА, 1983 (машинопись).
11. Кирилл (Гундяев),архиеп. Богословское образование в Петербурге – Петрограде – Ленинграде: традиция и поиск// Богословские труды. Сборник, посвященный 175-летию ЛДА. М., 1986.
12. Мелихов В.А. Николай Никанорович Глубоковский, профессор Императорской Санкт-Петербургской Академии. По поводу XXV-летия научной деятельности. Харьков, 1914.
13. Некрылов Л. Взгляд засл. проф. Н.Н. Глубоковского на расторжение христианского брака. ЛДА, 1990 (машинопись).
14. Самуэль А. Проблемы хронологии написания книг Священного Писания Нового Завета в немецкой богословской литературе. СПбДА, 1993 (машинопись).
15. Смолич И.К. История Русской Церкви. 1700-1917// История Русской Церкви. Книга VIII, часть 1. М., 1996.
16. Сосуд избранный. История Российских духовных школ.

      Сост. М. Склярова. СПб., 1994.

17. Степанов Ф., диак. Проф. Глубоковский Н.Н. как экзегет. ЛДА, 1982 (машинопись).
18. Стотт, Джон Р.У. Послание к Галатам. Единственный путь. СПб., 1995.
19. Свт. Феофан Затворник. Толкование послания св. апостола Павла к Галатам. М., 1880.
20. “Христианское чтение”, 1902, № 7.
21. “Христианское чтение”, 1902, № 8.
22. “Церковные ведомости”, № 40 от 5 октября 1902.
23. “Церковный вестник, издаваемый при СПбДА”, № 44 от 31 октября 1902.  
24.  “Церковный вестник”, № 46 от 14 ноября 1902.
25. Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917-1997// История Русской Церкви. Книга IX. М., 1997.