Постмодернистская религиозно-философская библиотека

Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий. Воспоминания Митрополита Таллинского и всея Эстонии Корнилия о годах 1941–1944.

В июне 1940 года в Эстонию вошли советские войска. Эстония стала частью СССР. Через год – 30 марта 1941 года состоялось воссоединение Эстонской Апостольской Православной Церкви с Матерью – Русской Церковью. Митрополит Таллинский и всея Эстонии Александр принес покаяние в грехе раскола, оправдываясь тем, что он пошел на это под давлением эстонского правительства только из желания и надежды сохранить Православие в Эстонии.

Для воссоединения в Таллин приехал Митрополит Виленский и Литовский Сергий, Экзарх Латвии и Эстонии. Я, тогда еще мальчик, стоял у царских врат с митрополичьим посохом.

21 июня 1941 года началась Вторая мировая война, а уже через месяц Таллин был оккупирован немцами. В церковной жизни начались нестроения. Митрополит Александр вновь ушел в раскол, уже не подчиняясь никакому Патриарху – ни Московскому, ни Константинопольскому, так что часть Эстонской Церкви, в нарушение канонов, стала самоуправляемой. Верным Матери-Церкви Русской остался Нарвский епископ Павел. Несмотря на военное положение, имя патриаршего местоблюстителя – Митрополита Московского и Коломенского Сергия – возносилось за богослужениями во всех вверенных его окормлению приходах.

Фронт все дальше продвигался в глубину России. Политика фашизма ярко выражена в одном из выступлений Гиммлера: «Русские люди должны быть увезены в Германию, став ее рабочей силой». План этот осуществлялся неукоснительно и жестоко.

Лагеря для перемещенных из России лиц были устроены и в Эстонии: Палдиски, Клоога, Пылькюла, куда пригнали около 100 тысяч человек.

В книге «С Богом в оккупации» настоятель Серафимовского храма в Санкт-Петербурге протоиерей Василий Ермаков пишет: «16 июля 1943 г. мы с сестрой попали в облаву (Орловская область). Немцы нас гнали под конвоем на запад в лагерь в Палдиски в Эстонии… было наших орловских около 10 или 12 тысяч человек, были красносельские, петергофские, пушкинские. Их привезли раньше. Смертность была высокая от голода и болезней. На зеленой полянке около Пылькюла каждый бугорок напоминает могильный холмик».

Об этих лагерях узнало таллинское духовенство, выхлопотали у немецкого командования командировочные разрешения на посещение лагерей для духовного окормления.

Все эти достойные священники ныне уже отошли в мир иной, а тогда были еще в силах и очень энергичны. Первым инициативу взял на себя настоятель Таллинского Александро-Невского кладбищенского храма священник Ростислав Лозинский. Сразу же к нему присоединился любвеобильный отец Михаил Ридигер (отец нашего Святейшего Патриарха), который служил тогда в Симеоновском храме. Он обычно брал с собой и меня как псаломщика. Ездили с ним и его жена Елена Иосифовна, и юный Алексий. Потом стали ездить и другие священники: отец Борис Семенов, отец Петр Рахманин. Часто ездил я и с отцом Борисом. Приходилось обслуживать все три лагеря, но я как-то чаще бывал в Пылькюла. Вскоре выяснилось, что среди оказавшихся в лагере было и духовенство: священники – отец Василий Веревкин, отец Иоанн Попов, отец Валерий Поведский и диакон отец Петр Никольский. Отец Валерий выделялся из всех, он был особенный, всегда ходил в подряснике. Подрясник был ужасный, весь в заплатах. Но это была одежда священника. В книге «Таллинский пастырь» помещены мои воспоминания о нем.

Для совершения богослужений выделяли отдельный барак, где мы устраивали временный храм, куда люди приносили привезенные с собой иконы, одна женщина даже напрестольный крест принесла. Богослужебные сосуды и облачения привозили с собой из Таллина. Собирались и певчие из лагерников. Иногда приезжал церковный регент – мой бывший школьный учитель Николай Иванович Немчинов, который руководил пением. Народу собиралось много, молитвенный подъем был большой. Не всегда была возможность послать священника из Таллина. Тогда Владыка Павел благословлял мне привозить все необходимое, даже Антиминс возлагал мне на грудь. В таких случаях богослужения совершали лагерные священники, а я прислуживал и читал. Чаще других служил отец Валерий.

Вот воспоминания его дочери – Любови Валерьевны Поведской:

 «Вскоре после того, как сгорел Коля*, нас погнали сюда пешком. Через Брянские леса проходили. На улице ночевали. У кого было что, давали нам. Некоторые шли с коровами, давали нам молока… И картошку можно было копать на полях. Все мы шли сами – и Таня шла, и я. А Сима очень долгое время шел босой, у него обувь сгорела. Ему было тогда четыре года. Потом одна женщина по дороге дала маме кусок материала, и мама сшила ему тапочки. Охрана была немцы. Один раз, помню, сказали: если дальше не пойдете, то мы вас расстреляем… А потом в Синеозере всех посадили в товарные вагоны и привезли в Клоговский лагерь. В поезде кормили. И в Успение пригнали в Клогу.

В Клоге можно было ходить в лес за ягодами и грибами, а в Пылькюла все было огорожено проволокой, выходить было нельзя. За проволокой были и баня, и уборная…

Одну ночь мы сидели в лесу, а потом нас поместили в каменный барак. На семью давали одну кровать. Мы ночью все сидели на кровати, не лежали. До утра. Рядом с нашей кроватью была женщина с маленьким ребенком, который умирал. Папа ему отходную читал, и там его похоронили.

А в Пылькюла спали на трехэтажных нарах. У нас после пожара были только дерюжки – мы дерюжки стелили и дерюжками накрывались. Утром всех поднимали, днем только младенцам и больным разрешали лежать, а так все должны были сидеть или ходить.

В Клога кормили два раза баландой густой и давали три раза по большому куску хлеба и маленький кусочек булки, намазанный маргарином. Это в Клога, а в Пылькюла нет. В Пылькюла кормили такой жидкой баландой и маленький-маленький кусочек хлеба давали раз в день, вечером. И два раза в день чаем поили из малиновых кустов, из веток. Очень есть хотелось все время. Там, в бараке, были люди со своими коровами, они давали нам молочко с мукою. Построили плиту на улице и варили и угощали нас и всех, у кого ничего своего не было. Из Ленинградской области они были, взяли коров с собой, когда их угоняли.

В Пылькюла папа служил, а в Клоге нет. У него и антиминс был, и маслице – из Орла он взял, день и ночь не раздевался, носил на груди. Антиминс и миро – если крестить… В Пылькюла он крестил, в Клоге нет, там приезжали из Таллина батюшки.

В Пылькюла папа ходил служить, а нас с ним не выпускали, мы были в политическом бараке. Там были врачи, учителя, в этом бараке. Папа исповедовал тех, кто хотел причащаться, а потом шел – у него было разрешение выходить за проволоку. Шел и служил там, в церкви. Там маленькая церковь была, в бараке, где жили неполитические. Потом приходил с чашей и причащал. Он Дары после службы не потреблял, а приходил и причащал. Когда всех причастит, тогда потреблял Дары.

Папа в лагере правила читал вслух, для всех, кто рядом находился. Он все молитвы знал наизусть, и Псалтырь, и Евангелие помнил не только на славянском, но и на немецком, и на французском. Он читал и писал по-французски, по латыни, по-гречески. А по-эстонски нет. И по-английски нет. У него с собой было Евангелие – оно не сгорело, потому что Евангелие папа всегда носил на груди, в таком мешочке. Но он знал Евангелие наизусть… Раньше у него было еще и другое Евангелие, немецкое. Он купил его в тюрьме, в Бутырках. Были деньги с собой, и он купил у кого-то, чтобы читать. В Бутырки его посадили в 24-м году за то, что он стал проповедовать Христа в Баумановском училище.

 «Я страха не ведал, мне дороже всего Имя Божие…» – и его посадили за это. Два или три месяца сидел в камере – почти все в ней сидевшие были расстреляны. Это папа сам рассказывал. Но его удалось спасти, за него кто-то хлопотал на воле. Он это немецкое Евангелие потом долго хранил, но еще до войны кто-то к нам приходил, заметили его и украли…

Когда уже добились нашего освобождения, то немцы сказали, что без бани они нас из лагеря в город не выпустят. Так о. Михаил Ридигер, патриарха теперешнего Алексия папа, и отец Вячеслав, теперь наш владыка митрополит, приезжали просить, чтобы нам устроили баню и отпустили. Отец Вячеслав тогда еще не был священником, он ездил с о. Михаилом, с о. Ростиславом Лозинским. Ездил с ними по лагерям, чтобы там помогать бедным и убогим. Привозили вещи, продукты…

На вокзале в Таллине нас встретил отец Михаил. Он был с тележкой, но без лошади. Еще были Михаил Рейман (мирянин очень верующий, он на железной дороге работал и был хорошим резчиком по дереву) и отец Вячеслав – тогда тоже мирянин, он еще не был ни дьяконом, ни епископом. Он встречал нас на вокзале. Потом к нам приходил. Вскоре он женился и начал исповедоваться у папы, избрал его духовником себе.

Они отвезли нас на Якобсони, там в подвале поместили. Все шли пешком, только мама была в тележке, у нее было крупозное воспаление легких и сыпной тиф. Отец Ростислав устроил ее в больницу – немецкая больница была, там немцы ухаживали.

В Таллине нас обустраивал отец Ростислав с тетей Люлей. Это владыки митрополита родная тетя. Она нам одежду дала, обувь, потом выхлопотала у немцев карточки, чтобы нам давали хоть крупы дома варить. У нас ничего не было кроме дерюжек, которыми накрывались, да нескольких образов. Но когда папа стал служить, то нам сразу стали все дарить – и детям, и ему. Тогда наша жизнь пошла уже полегче».

Помню, в Палдиски служили на Крещение, воду освящали в нескольких местах.

В Таллине верующие старались собирать для заключенных продукты, одежду, лекарства, так как люди жили в жутких условиях, голодные, полуодетые. Многие умирали. Конечно, приезд духовенства, богослужения оказывали огромную духовную поддержку, давали силы, чтобы терпеть все лишения.

В лагере Клоога был детский дом для детей, оказавшихся без родителей. По возможности их старались взять в семьи на воспитание. Потом нашему церковному чиноначалию удалось выхлопотать перевод духовенства из лагерей в Таллин, в таллинские храмы.

Есть копия-перевод обращения к немецким оккупационным властям.

Отец Валерий организовал приход на Ситси и долго служил в Скорбященской церкви. Отец Василий Веревкин, к семье которого приписали пятнадцатилетнего Васю Ермакова с сестренкой, чтобы спасти их от голодной смерти, служил в Казанской церкви и потом – в Копли, продолжая ездить в лагеря. Есть его рапорты об этом Архиепископу Павлу. А отец Василий Ермаков – почитаемый пастырь в Санкт-Петербурге. Отец Иоанн Попов уехал в Россию. Диакона Петра Никольского определили в ныммеский храм. С ним оказался еще Григорий Селиванов, сын священника, научный сотрудник из Ленинграда, геолог, окончивший Горный институт. Впоследствии и его рукоположили во священника.

Трудами отца Михаила Ридигера возобновились богослужения в Георгиевском храме в Палдиски. Там однажды совершил Литургию Архиепископ Павел, который к тому времени переехал из Нарвы в Таллин.

Вскоре Эстония была освобождена от немецкой оккупации.

Митрополит Корнилий.

* Коля, Таня, Сима – братья и сестра Любови Валерьевны.

ДОКУМЕНТ ГОВОРИТ

Высокопреосвященнейшему Архиепископу Нарвскому от священника Веревкина о. Василия.

Сведения о поездке в командировку к русским беженцам в карантин «Пылькуля».

Дополнение к поданному ранее

22 апреля ст. ст. 1944 в 1/2 10 утра я выехал поездом и прибыл в карантин «Пылькуля» в 12 час. 25 мин. дня. Побыв у коменданта, я прямо же отправился совершать погребение по умершим в количестве 7 человек, из них два младенца, остальные взрослые. В 6 часов вечера было начато Всенощное бдение с чтением Акафиста св. великомученику Георгию, каковое богослужение закончено в 9 1/2 час. вечера.

23 апреля ст. ст. в день св. великомученика Георгия Литургия начата была в 8 час. утра, по окончании которой – молебен святым: великомученику Георгию, мученице-царице Александре и мученику Анатолию, сказано поучение, причастников было 77 человек. Окончено богослужение в 1 час дня. С 2 до 5 часов посетил две больницы, Детский дом и все бараки, с краткой беседой.

В 6 часов вечера – Всенощное богослужение, законченное в 8 час. 30 минут.

24 апреля ст. ст. в 7 1/2 час. утра – Литургия, а после молебен с Акафистом Божией Матери «Покрову». Причастников 88 человек. Сказано поучение на чтенное Евангелие «О расслабленном». Закончено все в 11 час. 20 мин. В 1 дня было совершено Таинство Св. Причащения над младенцем 6 месяцев. С 3 до 1/2 9 отслужено погребение по 3 умершим. 25 апреля ст.ст. с утренним поездом я возвратился в Таллин.

Священник Веревкин о. Василий.

29 апреля ст. ст. в 5 час. 55 мин. я выехал к русским беженцам в карантин «Пылькуля» и прибыв туда в 8 час. 15 мин. вечера, узнал, что ввиду «тифа» служить не представилось возможным, а посему 30 апреля 1944 года в 4 часа вечера отслужил погребение по семи (7) умершим: четверо (4) взрослых и трое (3) младенцев, и 1 мая ст. ст. я возвратился в г.Таллин с печальным настроением, т.к. верующим было весьма неприятно, видя приехавшего священника для Всенощного бдения и Литургии остаться без духовной пищи, но я в утешение сказал душеполезное слово и в надежде на милость Всевышняго, что, может быть, Господь Бог устроит так, что следующий приезд для служения Всенощного бдения и Литургии 8 и 9 мая ст. ст. будет разрешен.

Священник Казанской г. Таллина церкви Веревкин о. Василий, 1944 г., 1 мая ст

Высокопреосвященнейшему Павлу, архиепископу Нарвскому

Священник М.Ридигер

ДОКЛАД

В июле 1943 г. в три лагеря: Балтийский Порт, Клоога и Пылькюла, в 40-50 км. от г. Ревеля, было привезено эвакуированное гражданское население Ленинградской области.

По распоряжению Ревельского о. благочинного прот. о. Иоанна Богоявленского и по желанию гражданских властей было дано разрешение духовенству на поездку в лагерь для совершения богослужения. 18 июля 1943 г. священник Александро-Невской кладбищенской церкви о. Р.Лозинский совместно с псаломщиком И.Н.Таракановым выехали в лагерь-карантин Пылькюла, где на походном антиминсе, при большом числе молящихся, была отслужена первая Божественная Литургия. Из икон, вывезенных самими верующими, был сооружен большой иконостас, который, как и все помещение, был красиво с любовию украшен живыми цветами; все песнопения пелись самими молящимися с большим воодушевлением и знанием церковных напевов. После исповеди к св. чаше приступило около 400 человек. Вечером было совершено около 60 крестин и 5 миропомазаний. Было роздано 250 экз. Нового Завета, 50 экз. журнала «Православный Христианин», 60 крестиков и 25 икон.

Эта первая поездка положила начало для дальнейшей работы ревельского духовенства. Почти каждое воскресение и праздник выезжали в 2 или 3 лагеря и совершали там всенощное бдение, Литургию и массовое крещение детей.

В конце августа приехала еще большая партия эвакуированных из Орловской области, так что одно время количество беженцев превышало 16.000 человек. Благодаря хорошей погоде совершали все богослужения на чистом воздухе; весь народ с воодушевлением пел все молитвы. Службы очень затягивались, т.к. одних причастников бывало больше 1000 человек. Исповедь по большей части совершалась с вечера. Прочитав молитвы, священник обращался к исповедоваемым со словом о покаянии, затем следовало индивидуальное разрешение грехов и только детей разрешали одновременно несколько человек. Исповедь затягивалась до полуночи и начиналась опять с раннего утра.

Крещение же действительно было массовым, т.к. крестили до 200 детей в день. Все крещаемые (от 1 года до 15 лет) со своими восприемниками и родителями образовывали большой круг, посередине которого стоял стол с иконами, крестильным ящиком и купелью. Священник по очереди подходил к каждому и мазал его елеем, а затем все по порядку подходили к купели и принимали благодать св. крещения. Каждый крещаемый получал крестик, а старшие получали молитвенники и св. Евангелия.

Среди орловских беженцев оказался один протоиерей Иоанн Попов, два священника: о. Василий Веревкин и о. В.Поведский.

Все духовенство и их семьи были взяты из карантина и по благословению Владыки приписаны к ревельским церквам и вошли в церковную работу Ревельского благочиния.

Большое участие в судьбе эвакуированных приняла русская общественность, которая собирала и привозила туда пакеты с одеждой и едой. Самой жизнью было указано открытие комитета «Русская помощь», в тесном и дружном контакте с которым и велась вся дальнейшая работа.

К празднику Рождества Христова русская общественность под руководством русского представителя в Эстонии К.Е.Аренсбургера произвела сбор подарков для детей, находящихся в лагерях. Были составлены списки детей и каждому по возрасту приготовлен пакет (игрушки, книжки, конфеты и печенье). Число детей превосходило 5.000.

В сочельник выехали сразу в пять лагерей (Балт. Порт, Клоога, Пылькюла, Феллин и Фосфоритный завод). Провели всюду праздничное торжественное богослужение, всюду горели елки и Дед Мороз раздавал детям подарки.

Феллинский лагерь посетили в первый раз. В лагере было 2.500 человек, из них около 800 детей. Несмотря на трудную, убогую обстановку, ввиду праздника и приезда священника все бараки внутри были украшены цветными вышитыми полотенцами и национальными костюмами. В каждом бараке была елка, также украшенная лентами и полотенцами, в середине одной была прилажена икона. Две Литургии, совершенные там, объединили у св. чаши около 1.500 человек.

Каждый раз посещались больницы, совершались отпевания (иногда до 20 человек сразу) и другие требы.

К 1 марта с.г., по данным К.Е.Аренсбургера, в Эстонии находилось 19.000 беженцев.

Одним из трудных моментов в жизни лагеря было время, когда власти решили, в целях улучшения положения детей и использования трудоспособных, соединить всех детей в один или два детских дома, отобрав их от родителей, а родителей отправить на военные работы. Это была действительная трагедия. Мне говорил комендант одного из лагерей, что «можно наказать жестоко, можно потребовать любой работы, но отнять ребенка от матери – это не в его силах». Но все-таки это было проведено. Отец Р.Лозинский и о. М.Ридигер были по этому вопросу в генерал-комиссариате, но им удалось добиться только увеличения возраста детей (6 – 15-летнего возраста, раньше с 3-х лет). Дети были переданы в детские дома, был составлен штат учителей из эвакуированного населения, и надо отметить, что забота о детях была большая: пища улучшена, они учились и собирались вместе на молитву. Несколько раз мы всех причастили Св. Таин. Дети хорошие, и в детском доме они стали как-то спокойнее, чем в бараках. Но скорбь и тоска по родителям не могла у них пройти. Некоторые из родителей теперь вернулись и взяли своих детей, но около 100 детей все еще ждут своих родителей.

Несмотря на все трудности работы, проведенные без сна ночи, неудобства, иногда даже лишения, физическую усталость и, главное, нравственную нескончаемую боль за чужое страдание, каждый раз возвращались мы домой с радостью. Радостью общения с нашими братьями, столь много пострадавшими, но за все эти 25 лет не потерявшими веры в Господа нашего Иисуса Христа и смиренно переносящими свои часто невыносимые страдания и боль, предавая всю жизнь свою в Его руки.

Должен отметить еще очень дружное сотрудничество ревельского духовенства под опытным руководством о. И.Богоявленского.

В работе участвовали: о. прот. Г.Алексеев, свящ. Р.Лозинский, свящ. о. Петр Рахманин и свящ. о. М.Ридигер; псаломщики: И.Тараканов, Н.Немчинов, А.Фишкинд и В.Якобс.

Орловское духовенство, приехав в Ревель, также приняло участие в обслуживании лагерей. Священники о. Г.Селиванов, о. Б.Семенов и диак. В.Попов, после своего посвящения, также приняли участие в работе.

За время с 18 июля по 1 января 1944 года отслужено 28 Божественных Литургий. С 1 января по 1 марта с.г. – 31 Литургия. Окрещено свыше 1000 детей. Роздано книг Нового Завета около 2500, молитвенников – 4.000 и крестиков – около 7000.

Прошу Ваше Высокопреосвященство не судить слишком строго за краткость и неполноту моего доклада.

Испрашивая Ваших святых молитв, остаюсь недостойный послушник священник М.Ридигер, Ревель, 9.III.1944

Оп.: "Мир православия", №2 (71) февраль 2004.