Постмодернистская религиозно-философская библиотека

Лагунов А. А. ...Рцы Слово Твердо...

А. А. Лагунов,

доктор философских наук, профессор

преподаватель Ставропольской Духовной Семинарии

…Рцы Слово Твердо…

В начале было Слово…

(Ин. 1; 1).

Не спорим, цензура – бич для свободного общества. Однако полное ее отсутствие является его культурным крахом. Так случилось, что «нецензурная» коммуникация ввиду отсутствия в российском обществе какого-либо подобия культурной цензуры (которая, конечно, наряду с умеренно-политической необходима для любого уважающего себя общества) мутной волной захлестнула нашу повседневную жизнь. Ведутся нескончаемые дебаты в прессе и на телевидении по поводу допустимости скверных слов в современных коммуникациях, при этом часто создается впечатление, что средства массовой информации по неявному соглашению поставили перед собой задачу не только апологии мата, но и его легитимации. Как правило, ими выдвигаются три основных аргумента: 1) нецензурная лексика полно отражает реалии нашего социального бытия; 2) этимология мата совершенно безобидна; 3) хлесткие выражения искони свойственны русскому народу и являются чуть ли не нормой «великого и могучего».

Однако все эти домыслы разбиваются вдребезги, стоит только нам «включить» немного логики и разворошить в голове отложения, оставшиеся в ней от давнего процесса ознакомления с историей. Во-первых, наш быт таков во многом именно потому, что мы допускаем в него мат (слово – дело). Во-вторых, если первоначальное значение слова и было когда-то безобидным, то это совершенно не делает «мягким и пушистым» теперешний его смысл, а именно он важен для человека разумного. И, в-третьих, действительное широкое распространение ненормативного словаря в России совсем не свидетельствует о его укорененности в «социально-лингвистической» жизни народа, а говорит лишь о ее деформациях.

Показателен случай. Пост № 1 возле Кремля. Подвыпивший бородатый гражданин, приехавший, судя по диалекту, из Сибири, радостно строит свое многочисленное и разновозрастное семейство перед Вечным огнем для фотографирования, при этом громко и весело матерится, невзирая на довольно большое количество туристов, на святость места и на беспечно прогуливающегося рядом милиционера. Что и говорить, случай показательный. Норма… Мат в изобилии носится над всяким местом скопления народа, он не различает пола и возраста, не спрашивает желания «коммуникаторов», вполне обходящихся без него, и заливает головы, города и области злословной мутью, обладающей агрессивным энергетическим потенциалом, ломающим жизни и судьбы не подозревающих об этом людей. Молодежь уже не мыслит общения без мата. Почему же мы, так страстно борясь с курильщиками, воздействующими на нашу физиологию, беспечны к матершинникам, загрязняющим ментальную атмосферу и нивелирующим дерзновения духа к уровню животных страстей?

Много сегодня говорят о духовно-нравственном кризисе, охватившем наше общество, и при этом как-то забывают об одном существенном факторе этого кризиса – о снижении внутреннего нравственного чувства в человеке, обусловливающемся во многом тем, как он привык излагать свои мысли. Словарный запас и выражаемый им смысл прямо определяет направления наших действий, и об этом было известно достаточно давно. «Из привычки так или иначе сквернословить развивается и склонность к совершению дурных поступков» [1, с. 207], – говорил Аристотель. Веками и в античном мировоззрении, и в пришедшем ему на смену христианском вырабатывалось почтительное отношение к лексическим нормам. Григорий Нисский писал: «Скажу так: три характеристических принадлежности жизни христианина: действие, слово, образ мыслей. Началом всякого слова служит мысль; второе же место после образа мыслей занимает слово, выражающее звуком напечатленную в душе мысль; третье же место после ума и слова принадлежит деятельности, которая мыслимое переводит в дело» [2, с. 47]. Человечество всегда понимало важность для своей культуры корреляции мыслей, слов и дел, стремясь к соблюдению необходимой обществу словесной гигиены, для которой существовало множество и убеждающих, и устрашающих стимулов. «Без слов и имени человек – вечный узник самого себя, по существу и принципиально анти-социален, необщителен, несоборен и, следовательно, также и не индивидуален, не сущий, он – чисто животный организм или, если еще человек, умалишенный человек. Тайна слова в том, что оно орудие общения с предметами и арена интимной и сознательной встречи с их внутренней жизнью» [3, с. 113-114], – писал А. Ф. Лосев.

Однако сегодня смыслы слов, их внутреннее значение для человека теряются, превращая конструктивную коммуникацию в деструктивное словоизвержение, косвенно опосредствующее далекие он канонов нравственности действия. Это факт, и он свидетельствует о том, что для повсеместного распространения (причем, не только в русском языке) ненормативной лексики существовали определенные причины и условия. При этом мат развивается в нашем обществе экстенсивно, теряя свою интенсивность, что также требует осмысления. Перечитаем морские рассказы К. М. Станюковича и освежим в памяти вызывавшие в детстве недоумение характеристики флотского мата как восьми- и даже шестнадцатиэтажного (что означает смысловое объединение соответствующего количества матерных слов в одном увесистом выражении). Знающие люди согласятся, что современные «умельцы» из ВМФ способны разве что на пяти-, ну, шестиэтажное построение, что, конечно, представляется сравнительно скудным ненормативным словообразованием, свидетельствуя об угасании интенсивности бранного словоупотребления, тем не менее, экстенсивно расширяющегося на все сферы общественной жизни благодаря стараниям огромного количества неумелых неофитов.

Как мог возникнуть мат? Проведем эксперимент, уронив на ногу кирпич или ударив молотком по пальцу. Что произойдет моментально? Правильно, скачкообразный рост внутренней агрессии, который, надо полагать, на ранних этапах становления человечества вызывался диким криком, что стимулировало мгновенную мобилизацию сил организма на отражение внешней атаки. Но теперь это не крик, а бранный выкрик, не только «вздергивающий» человека, но и унижающий предмет, вызвавший агрессию. Видимо, это унижение необходимо для нравственного оправдания того, что произойдет с ним в дальнейшем. Кирпич будет взбешенно расколот, молоток – запущен в далекие дали. А если боль вызвало другое существо? Униженное, оно в своем плачевном состоянии не будет уже вызывать в нас муки совести.

Думается, именно такая причина, агрессивно-уничижительная, привела к появлению мата у народов, столь различающихся друг от друга. И только по этой причине ненормативная лексика может быть в какой-то мере оправдана, как обусловливающая определенную коммуникацию с направленными против личности явлениями, угрожающими ее жизни. Однако мат не остановился в своем развитии на этой ступени, он пышно расцвел в воинских общностях, требующих от своих членов полной мобилизации сил на подавление противника, и это также легко укладывается в рамки уже приведенного объяснения: очень хорошо для «виктории» не только энергетически сконцентрировать агрессию, но и унизить, морально подавить противника. Можно обобщить и далее: везде, где мы имеем дело с четко иерархизированными по типу армейских историческими сообществами, в криминальной ли структурной изоляции, в партийной ли, мы отмечаем и стремительный рост уважения к ненормативной мобилизующе-подавляющей лексике.

Трагедия современности состоит в том, что поведенческие образцы жестко иерархизированных сообществ, признаем, необходимых и ранее, и теперь, перенесены и на сообщества, призванные творить «разумное, доброе, вечное», и на повседневную жизнь. Не пора ли остро, на уровне проблем социальной безопасности, поставить вопрос о необходимости защиты наших ушей, мыслей и дел от разлагающего влияния ненормативной лексики, пока она еще не стала общественной нормой?   

________________________________________________

1. Афоризмы античных мудрецов. М., 2010.
2. Григорий Нисский, свт. Избранные творения. М., 2007.
3. Лосев А. Ф. Философия имени. М., 2009.