Петровский А. Неселовский А. Чины хиротесий и хиротоний. Опыт историко-археологического исследования.

протоиерей Александр Петровский

Неселовский А. Чины хиротесий и хиротоний. Опыт историко-археологического исследования

Чины хиротесий и хиротоний, или постановлений в низшие и высшие степени клира, имеют, как и все церковные чинопоследования, свою историю. «Простые и несложные вначале, они постепенно развивались и осложнялись, стремясь достигнуть такой формы, которая бы возможно совершеннее выражала мысль, соединённую с тем или другим чином» (стр. IV). Сообразно с этим и изучение их истории, к чему стремится автор, сводится к указанию того пути, которым шло развитие того или другого чина, выяснению тех изменений и дополнений, каким он подвергался в течение веков, определению причин, под воздействием которых совершался процесс развития, и уяснению смысла и значения входящих в состав его актов (Ibid.). Для выполнения подобной задачи автор обращается к обзору греческих и русских чинов хиротесий и хиротоний за различные периоды, начиная с III-IV в., производит тщательное сопоставление священнодействий, молитвословий и внешних символических действий, которыми было обставлено поставление в члены клира. При обилиии подлежащего изучению рукописного и печатного материала, множестве мелочей и подробностей, его труд превращается в кропотливую, требующую постоянного и напряжённого внимания, работу. Произведённая, несмотря на трудность, с редкою тщательностью, она несвободна тем не менее от некоторых недостатков: остались не использованными кое-какие документы, и оказались неверно понятыми и освещёнными некоторые подробности.

К числу первых относится известный «Testamentum Domini nostri Jesu Christi» – памятник III-IV в. Знакомство с ним заставило бы автора изменить некоторые суждения по вопросу о поставлении чтецов. И прежде всего, свидетельство «Testamentum’a», что хиротесия чтеца начинается вручением ему книги, за которым следует назидание (стр. 105–7), не позволяет считать данный акт той новой подробностью, которая встречается, по словам автора, в чинах постановления чтеца IX в. и отличает их от такого же постановления IV в. (стр. 41). При наличности указания «Testamentum’a» нет равным образом и нужды прибегать к предположению, что вручение книги чтецу при его постановлении введено в греческой церкви тогда же, когда и в западной, т.е. около времени IV-го Карфагенского собора (Ibid.). Не может быть оправдано, наконец, и делаемое автором разграничение между греческим вручением книги и католическим «traditio instrumentorum». «По предписанию IV Карфагенского собора и по указанию всех латинских понтификалов, чтецу, говорит он, вручается книга при самом начале посвящения, т.е. тогда, когда, по чину греческому, совершается возложение руки на постановляемого, – в православной же церкви это вручение имеет место после посвящения. Кроме того, в западной церкви епископ, вручая поставляемому книгу, произносит определённую словесную формулу (verba imperativa), в греческом же чине никакой такой формулы не указывается, и при вручении чтецу и певцу книг ничего не произносится». (стр. 41). В противоположность приведённым рассуждениям, показания «Testamentum’a» констатируют полное тождество греческого чина поставления чтеца с католическим «traditio instrumentorum». И в нём книга вручается чтецу в самом начале поставления, но не после него, и подаётся с произнесением словесной формулы, выраженной в повелительной форме: «ты N.N., призванный Христом быть служителем Его слов, старайся и стремись явиться достойным»... (стр. 105–7). Тот же самый памятник не позволяет согласиться с предположением автора, будто «в доникейский период дьякониссам было предоставлено право раздавать св. чашу верующим, в частности женщинам. В воспоминание, быть может, этого обычая и при рукоположении и вручалась, как и дьяконам, св. чаша» (стр. 72). По свидетельству «Testamentum’a», всё участие дьяконис в евхаристии выражалось в отнесении ими св. даров в дома к заболевшим женщинам (стр. 143). Не может служить напоминанием о предполагаемом автором обычае и вручение дьякониссам чаши. Говорящие об этом памятники прямо и решительно заявляют, что дьяконисса, получив из рук епископа чашу, «не преподаёт её никому, а тотчас же ставит на св. трапезу» (стр. 67). Принимая во внимание, что предоставленное в древности дьяконам право раздавать верующим чашу (Апостольские Постановления, VIII, 13) сохранялось за ними и впоследствии (рукопись XIII в. Патмосской библ. № 104. А. А. Дмитриевский. «Описание литургических рукоп.», II, стр.153), мы имеем полное основание думать, что церковь XIV в. не лишила бы его и дьяконис, если бы они пользовались им в древнее время. Относя далее, согласно указанию Вальсамона, прекращение рукоположения дьяконис к XII ст. (стр. 67), автор оставляет без объяснения противоречащий подобному взгляду факт существования чина их поставления в рукописях XIV ст. (Ibid.). Если путь к примирению данного разногласия заключается в предположении, что памятники XVI ст. воспроизводят отжившую практику, то оно чем-нибудь должно быть доказано и подтверждено. При знакомстве с «Testamentum’ом», не знающим преклонения колен рукополагаемым в епископа (стр. 27–31), не было бы нужды утверждать, «что в период с V по VIII в. вошло в обычай, чтобы рукополагаемые в епископа не преклоняли колен пред престолом» (стр. 225).

Более, чем сомнительно, также заверение автора, что в период до XIV ст. поставление иподьякона совершалось пред началом литургии верных (стр. 76). Подобное положение подтверждается прежде всего указанием древних чинов, что иподьяконская хиротесия имела место пред великим входом: «ὅτε µέλλει (ἀρχιερεύς) είσοὁεύειν». «Выражение ὅτε µέλλει είσοὁεύειν, можно понимать, – говорит автор, – и в смысле указания на малый вход. Но такое понимание уместно только по отношению к позднейшим чинам литургии, потому что в древности архиерей совершал, собственно говоря, один вход, тот именно, который в настоящее время называют великим» (стр. 76, пр. 10). На поставление иподьяконов пред началом литургии верных указывается далее и та подробность их хиротесии, что они произносили возглас «Елицы вернии» и подавали епископу воду для умовения рук. «Так как, – говорит автор, – поставление иподьяконов в период до XIV в. совершалось пред началом литургии верных, то момент окончания иподьяконской хиротесии как раз совпадал с тем временем, когда полагалось возглашать: «Елицы вернии». Результатом этого совпадения было то, что, когда бывало иподьяконское поставление, возглас «Ὅσοι πίστοι» произносил не другой, а именно новопоставленный иподьякон». «Затем из Апостольских Постановлений и других памятников древности известно, что пред началом литургии верных священнослужители умывали руки, причём воду для этого умывания должны были подавать иподьяконы. Следовательно, время умывания рук опять совпадало с окончанием иподьяконской хиротесии, вследствие чего новопоставленный одновременно должен был и возглашать «Ὅσοι πίστοι» и подавать воду для умывания рук». (стр. 76–7). Что касается заявления о совершении архиереем в древнее время только одного великого входа, то оно находит для себя подтверждение в памятниках первых четырёх, пяти столетий. Но так как чинопоследование иподьяконской хиротесии рассматривается автором по документам IX-XIV ст., то и вопрос, какой вход совершал епископ при поставлении иподьякона, – великий, малый или же оба, должен решаться при свете данных того же самого времени. Обращаясь к этим последним, мы не находим места мнению автора: в IX и следующих столетиях епископ совершает не только великий, но и малый вход. «Патриарх, митрополиты, епископы, пресвитеры и дьяконы, читаем в литургии ап. Иакова IX-X в., облачаются, как и на освящении св. мира, т.е. в скевофилакии (дьяконники), и совершается вход так: становятся певцы пред алтарём, архидьякон произносит: «идите отпущенные», другой дьякон: «отпущенные, идите», третий дьякон: «елицы оглашеннии идите». Тогда остальные клирики и певцы, стоящие пред алтарём, поют: «Единородный Сыне и Слове» (А. А. Дмитриевский «Богослужение страстной и пасхальной седмиц во св. Иерусалиме по уставу IX-X в.», стр. 105). Неоднократно упоминает о малом входе патриарха на литургии и Типикон Великой Константинопольской церкви IX-X в. (А. А. Дмитриевский. «Древнейшие патриаршие Типиконы», «Труды Киев. Дух. Академии». 1901 г., декабрь, стр. 529, 534–5). Не заключая в себе непременного указания на великий вход, выражение «ὅτε µέλλει είσοὁεύειν» не даёт и права относить совершение хиротесии иподьякона к желательному для автора времени. Не уполномочивает на это и произносимый новопоставленным иподьяконом возглас: «Елицы вернии». Он не может служить данным для определения времени потому, что имеет место и на хиротонии дьякона (стр. 123), хотя она и совершается после освящения даров. Последним основанием приурочивать поставление иподьякона к моменту пред литургией верных является возлагаемая на него обязанность подавать епископу воду для умовения рук: хиротесия кончалась тогда, когда совершался на литургии данный обряд, – пред литургией верных. Но делаемая в целях доказательства последнего положения ссылка на Апостольские Постановления и «другие памятники древности» (5-е тайноводственное поучение Кирилла Иерусалимского, – стр. 77, пр. 11) не достигает цели. По свидетельству Кирилла Иерусалимского, умовение рук совершалось не пред началом литургии верных, а пред самыми евхаристическими молитвами, – предваряющим их актом лобзания мира. Равным образом и VIII кн. Апостольских Постановлений отводит ему место пред принесением даров на жертвенник (наш великий вход). К этому времени успевает быть произнесена начинающая литургию верных ектения с её первым возглашением: «елицы вернии, преклоним колена», и епископская молитва о верных (конец гл. 9, гл. 10, 11). Окончание иподьяконской хиротесии не совпадает с моментом подавания воды; исчезает основание относить её совершение ко времени пред началом литургии верных. Независимо от всего сказанного, автор не замечает, что сообразно с приведёнными им данными поставление иподьякона должно быть приурочено не к одному, а к различным моментам литургии. «Ὅτε µέλλει είσοὁεύειν» обязывает отнести его ко времени пред великим входом, возглашение: «елицы вернии» – пред начинающею литургию верных ектенией, умовение рук – или к моменту пред самыми евхаристическими молитвами (Кирилл Иерусалимский) или пред тем же входом (Ап. Постановления).

Не чужды, наконец, автору неправильные обобщения с их результатом – самопротиворечием. Таково, между прочим, положение, «что с XIV-XV в. входит во всеобщее употребление произношение при совершении дьяконской хиротонии возгласа: «ἂξιος», которым епископ, клир и народ выражали своё мнение о достоинстве ставленника» (стр. 135). В противоположность данному заявлению, на стр. 116, пр. 30 говорится, что редакция дьяконской хиротонии по Барберинову MS., не знающая возгласа «ἂξιος» (стр. 115–116), встречается и в некоторых списках X-XV в.; на стр. 120, пр. 38 отмечается повторение представляющей ту же особенность редакции Криптоферратского евхология в памятниках XIII-XVI в. и на стр. 122, пр. 44 – воспроизведение однородного с ней чина Илитария XII-XIII века в рукописях XIV, XV и XVI вв. Подобный же характер носят рассуждения о вручении «залога» (св. тела) новопоставленному пресвитеру. «В древнейших памятниках, – говорит автор, вручение залога отнесено к моменту после «Достойно и праведно». И так было до XIV в.; с этого же времени практика начинает изменяться в том направлении, что залог стали вручать новопоставленному позже: «после призывания божественной благодати», т.е. после пресуществления св. даров» (стр. 178–9). Насколько справедливо подобное обобщение, можно судить по тому, что на стр. 174–5, пр. 19 сам автор упоминает о двух памятниках XIV в., в которых время вручения залога указано по «Достойно и праведно». Нельзя вполне согласиться и с тем мнением, что в XIV в. возвратились к древнейшей практике подавать новопоставленному не часть агнца, как было в XI в. и следующих столетиях, а целый агнец (стр. 180). Подобный обычай не был всеобщим даже в XVI в.: по рукоп. 1510 г. Синайской библ. № 974, новорукоположенному пресвитеру подаётся часть св. тела (А. А. Дмитриевский «Описание литургических рукописей», II т., стр. 692).

 

Источник: Христианское чтение. 1907. № 6. С. 912-917.