Постмодернистская религиозно-философская библиотека

Антоний (Храповицкий), митрополит. В чем заключается превосходство единобожия над многобожием.

Разрешить такой вопрос весьма важно для проповедников нашей веры магометанам и христианам инородцам, потому что магометанские лжеучители пользуются общепринятым учением о превосходстве единобожия, чтобы глумится над нашим учением о Пресвятой Троице. Они сперва представляются, будто считают нас требожниками, но когда мы им объясним, что исповедуем Единого Бога, но Троичного в Лицах, то они отвечают так: “Если христианское учение об Едином Боге Троичном в Лицах выше учения о многих богах, то учение ислама о едином боге в едином лице еще выше христианского, потому что у нас уже полное, совершенное единобожие, а у вас не полное”.

Что отвечать им? Вот это я и желал бы разъяснить деятелям христианской миссии, а они путсь обдумают, как излагать эти соображения понятным языком для татар и прочих инородцев, крещеных и некрещеных.

Согласитесь с тем, что единобожие не потому лучше многобожия, чтобы единица была лучше всякого другого количества. Например, о человеке Господь сказал до его падения: “Не добро быти человеку одному, сотворим ему помощника” (Быт. 2, 18). Также и ангелов Бог создал многих, а не одного. Почему же, если ангелам и человекам лучше быть многим, а не одному, то все-таки Богу надо быть единому, а не многим богам? Вот магометане хулят евангельское учение о Боге Триедином, как будто бы нарушающее древнеиудейскую истину единобожия, но и иудейское единобожие ценило себя иначе, чем желали бы того магометане, оно не находило себе ущерба в том, что и людей называло иногда богами: “Вы боги и сыновья Всевышнего вси” (Пс. 81, 6).

Подробнее...

Амвросий Медиоланский. О благе смерти.

De bono mortis

Предисловие переводчика

Сочинение «О благе смерти» (De bono mortis, 387–389) принадлежит к числу экзегетических творений свт. Амвросия Медиоланского. Его содержание тесно связано с гомилией «Об Исааке или душе» (De Isaac uel anima, 386), в заключительной части которой звучит призыв не бояться смерти, ибо она есть не что иное, как освобождение души, избавление ее от телесных пут. De bono mortis становится своеобразным продолжением, на что автор прямо указывает в первых строках этого трактата, развивающего мысль о восхождении души к Богу. По-видимому, как и в случае с некоторыми другими произведениями свт. Амвросия, перед нами отредактированная запись бесед епископа с паствой. Несмотря на литературную обработку, текст сохраняет приметы живого звучащего слова, непосредственно обращенного к слушателю1.

В структуре этого сочинения отчетливо выделяются две части, вероятнее всего, здесь соединены тексты, которые были подготовлены святителем для двух бесед, объединенных общей темой, но несколько отстоявших друг от друга по времени2. Первая часть включает главы 1–7 (1–29), вторая – главы 8–12 (31–57), § 30 выступает в роли краткой связки между частями.

Подробнее...

Аврелий Августин. О бессмертии души.

1. Если наука существует в чем-нибудь (а существовать она может только в том, что наделено жизнью), и если она существует всегда (а, коли так, то вместилище ее тоже должно быть вечным), то, следовательно, то, в чем существует наука, живет вечно. К такому выводу приходим мы, т. е. наша душа, а так как делать правильные умозаключения без науки нельзя, а без науки может существовать только та душа, которая лишена ее в силу своей природы, то, значит, в человеческой душе наука существует.

Итак, поскольку наука существует, то она непременно существует где-нибудь (ведь не может же она существовать в "нигде"). Точно также не может она существовать в чем-нибудь таком, что лишено жизни, ибо мертвое ничего не знает и не познает, в том же, что не знает и не познает, наука существовать не может. Равным образом, наука существует всегда, поскольку то, что существует, и существует неизменно, необходимо существует всегда. А что наука существует, этого не отрицает никто. И кто признает невозможным, чтобы линия, проведенная через центр круга, не была наибольшею из всех линий, которые проводятся не через центр, и признает это истиной, известной науке, тот не отрицает существование неизменной науки.

Подробнее...

Аврелий Августин. Монологи.

Книга первая

1. Долго и о многом размышлял я сам с собой, исследуя и себя, и свое благо, и то зло, коего следовало избегать. И вдруг я услышал голос, звучащий то ли снаружи, то ли внутри меня, мой ли собственный, а, возможно, и не мой — не знаю, но только этот голос мне сказал:

Р Представь себе, что тебе удалось нечто открыть. Кому ты доверишь это открытие на хранение, если захочешь немедленно продолжить свои изыскания?

А. Разумеется, памяти.

Р. Но сможет ли она верно сохранить все то, до чего ты додумался?

А. Это трудно, а пожалуй и невозможно.

Р. Итак, нужно записать. Но что ты будешь делать, если твое здоровье не позволяет заниматься письмом? А, между тем, и диктовать этого не следует, потому что подобная работа требует полного уединения.

А. Резонно, и что мне в этом случае делать — я решительно не знаю.

Подробнее...

Аврелий Августин. О благодати и свободном решении.

К Валентину и подвизающимся с ним монахам адруметским, в одной книге

Содержание

Глава I Вступление. Сложность и темнота поднятого вопроса Глава II У человека есть свободное решение; свидетельства Писания, устраняющие извинение по причине неведения Люди не должны пытаться пользоваться Самим Богом для своего извинения Заповеди Божии доказывают существование свободного решения человеческой воли Глава III Незнание Божественных заповедей не является извинением для человека Глава IV При защите свободного решения следует оставить место также и для Божественной благодати Без благодати Божией свободное решение не совершает ничего доброго. О воздержании Глава V Наше обращение к Господу также происходит по благодати Возражение пелагианам, говорящим, будто благодать Божия дается по нашим заслугам Пример апостола Павла Глава VI После того, как дана будет благодать, начинают появляться и наши добрые заслуги Вновь об апостоле Павле Вечная жизнь воздается за заслуги, которые даровал Бог Глава VII Слова апостола Павла: Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил Вера, действующая любовыо Глава VIII В каком смысле вечная жизнь является благодатью? Глава IX Выражение апостола Иоанна: Благодать на благодать Глава X Через закон происходит познание греха, от веры Христовой – оправдание Глава XI Закон – это не благодать 

Подробнее...

Лебедев А. П. Попытка Дарвина помирить свою теорию с религиозно-нравственным чувством христианина.

(К характеристике англичан)

Ни изложения, ни разбора теории знаменитого английского естествоиспытателя Чарльза Дарвина мы не имеем в виду делать. Это уже не раз сделано во многих духовных и светских журналах. Мы намерены лишь бросить взгляд, если не ошибаемся, на нерассмотренную еще никем попытку этого ученого примирить свою теорию с высшими интересами человека. Сделать это нам кажется небезынтересным даже в виду современных политических явлений... Для большей ясности на¬шей заметки считаем уместным напомнить читателю основную мысль теории Дарвина. Этот естествоиспытатель старается объяснить всё развитие мира органического, начиная от ничтожной былинки и кончая человеком, действием, так называемого, у него, начала «борьбы за существование». Организмы постоянно борются между собой и в этой борьбе, которая разнообразна до бесконечности, незаметно усовершаются; такое совершенствование продолжается миллионы лет и никогда не окончится. Борьба эта, как борьба не на живот, а на смерть, требует, конечно, бесчисленных жертв. Переживают её только более сильные организмы, остальные глохнут и помирают, не дожив века. Теория, в общем, не чужда чувства кровожадности. Дарвин весьма ясно понимает, что религиозные и нравственные симпатии челове¬ка, насколько последний дорожит своим достоинством и своими христианскими убеждениями, не могут отно¬ситься благоприятно к его теории.

Подробнее...

Каллист (Уэр). Таинство человеческой личности.

Одна душа, созданная по образу Божию,

драгоценнее в очах Бога,

нежели тысячи миров со всем их содержимым.

Изречения пустынных отцов

Подлинное чудо

"Расскажи мне о видениях, которые ты видишь", - сказал однажды некий монах преп. Пахомию (286 -346). "Грешник вроде меня не ждет от Бога видений, - отвечал Пахомий, - (...) но позволь сказать тебе о великом видении: святой и смиренный человек - вот великое видение. Ибо что может быть более великое, чем видеть невидимого Бога, явленного в Своем храме - видимом человеке?"[1]

Таково величайшее из видений, подлинное чудо: человеческое существо, созданное по образу и подобию Божию. "Славлю Тебя, Господи, потому что я дивно устроен" (Пс. 138:14). Быть может, нет более насущной задачи в духовной жизни каждого из нас, чем обновить в себе трепет и изумление перед чудом и тайной нашей собственной личности. Словесное таинство особенно нуждается в выражении. Кто я? Что я? Ответ вовсе не очевиден. Я знаю лишь крошечный кусочек самого себя. Границы же человеческой личности неизмеримо широки. Они простираются далеко в пространство и за пределы пространства - в бесконечность; они убегают в прошлое и будущее и за пределы времени - в вечность. Во мне сокрыты таинственные и бездонные глубины, ускользающие от моего сознания.

Подробнее...

Карташев А. В. Церковь и национальность.

Сопоставляя эти два понятия, мы сознательно нарушаем добрый схоластический обычай и не даем их определений, беря их в самом общепринятом и ортодоксальном смысле. Гораздо важнее условиться о той плоскости, в которой будут сопоставляться эти идеи. Для данного вопроса таких плоскостей две. Одна догматико-мистическая, и другая практическая, тактическая.

§ I. С догматико-мистической точки зрения поставленный вопрос есть только частный момент общего великого вопроса об отношении церкви к человеческой истории и культурному творчеству. Как это ни странно, после двухтысячелетней истории христианства, вопрос этот, несмотря на его великость и жизненную важность с нашей точки зрения, до сих пор не нашел своего соборного разрешения в Церкви. Не нашел, потому что и не был церковно поставлен. Не был поставлен, потому что не был осознан. И до сих пор с трудом поддается уяснению, как именно вопрос церковно не разъясненный. Большинству он кажется просто несуществующим по своей будто бы догматической элементарности. Он обычно считается будто бы ясно предрешенным всей христианской догматикой и является простым выводом из общеизвестного церковного учения. Так подходит к вопросу большинство богословских писателей во всех вероисповеданиях. 

Подробнее...

Карташев А. В. Свобода научно-богословских исследований и церковный авторитет.

§ I

Всякое подлинно-научное исследование свободно. Это значит, что оно ничем не стеснено ни внешне ни внутренно в том, чтобы добросовестно следовать законам логики при установке фактов и данных и при правильных выводах из них. Этот вид добросовестности называется интеллектуальной совестливостью. Свобода интеллектуальной совести есть одна из граней свободы совести вообще, а последняя есть часть общей проблемы личной свободы. Несвобода внешняя и несвобода внутренняя (т. е. страсти и пристрастия) порождают псевдонаучность, которая лукавит и злоупотребляет законами разума, чтобы маскировать показной техникой учености сокрытие или искажение открывающейся из установленных данных истины. Голая истина для многих людей непереносима по мотивам практическим, главным образом по мотивам пасения многоголового человеческого стада, управления и дисциплинирования масс. На этом пути естественно возникают вечные «ошибки страха» всяких правительств, которые паче меры урезают личную свободу, стесняют свободу совести, давят и на интеллектуальную совесть.

Подробнее...

Бухарев А. М. О принципах или началах в делах житейских и гражданских.

Несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6:12). Эти слова Апостола Павла напоминают нам, что было время, или даже был длинный ряд времен, когда человек – не разумея вполне самого существа Божией истины, а воспринимая ее более или менее в гаданиях и образах чувственных предметов – не вполне понимал и то, что для него было, поистине, опасно и враждебно. Тогдашний, именно ветхозаветный человек в чувственных своих врагах и в чувственных видах зла, большею частью, видел то, против чего ему надлежало вести брань для своего истинного блага и счастья. Так было во времена ветхозаветные. Но у нового Божия Израиля – христиан, знающих и имеющих во Христе самое существо истины и благодати Божией, существенное дело всякого противоборства уже не против чувственных личностей, но против самих действующих начал зла и лжи, против этих живых миродержителей тьмы, духов злобы. Несть наша брань к плоти и крови, но к началом и проч.

Такая истина слышится ныне по отношению не только к делам духовным, но и к простым житейским, как будто в прямое оправдание того, что именно благочестию принадлежит обетование настоящей и будущей жизни (1Тим. 4:8). С особенным удовольствием заметили мы, как в одной из книжек одного из наших журналов1 рассуждают о судебном разборе дел самых житейских: «Пора бросить бедную мысль, что можно сделать серьезные улучшения, выгоняя Ивана и сажая Петра! Пора оставить в покое людей и заняться принципами» (началами). Уследить, в чем именно кроется разрушительная сила зла, и поставить живое и действенное начало истины и добра – это всего нужнее для благоустроения дел малых и великих, нравственно-духовных и житейских. Но это требует от нас дружного содействия друг другу в деле истины и добра; потому что темные начала лжи и зла всевозможно усиливаются путать нас и вместе укрываться от нас. В раскрытии лживости одних и спасительной верности других начал едва ли не более, нежели в чем-либо другом, требуется исполнение апостольского внушения: друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов (Гал. 6:2).

Подробнее...