Антоний (Храповицкий), митрополит. О загробной жизни и вечных мучениях.

Мы привыкли представлять себе загробную участь грешников по притче о Богатом и Лазаре. Осужденные в адском пламени будут тщетно оплакивать свои грехи и безуспешно взывать к Богу и святым о помиловании: покаяние от умерших не принимается, исправляться уже поздно! – Почему это так? Почему душа, осудившая свои падения и изменившая настроение, всё-таки отвергается Божественным правосудием, это остается непонятным.

Отсюда весьма естественные попытки создать вымыслы о каком-то новом всеобщем примирении-апокатастасисе. Но это учение осуждено Церковью и оригенисты признаны еретиками. Да и вполне последовательно: все попытки толковать вечность мучений, как весьма большую продолжительность, но не бесконечность, противоречат слову Божию и преданию Церкви. Достаточно указать на слова Божии у Исаии: «Червь их не умрет и огонь их не угаснет» (66, 24). Эти слова уже невозможно перетолковать в пользу большой продолжительности вечных мучений, ибо прямо указано, что конца им не будет. (Ср. Откр. 14, 11; 20, 10).

Подробнее...

Антоний (Храповицкий), митрополит. Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы.

Содержание

Введение Непостижимость учения о Св. Троице Евангельское подобие Божеского триединства Изъяснение слов Христовых примерами из жизни Определение нравственной идеи православного догмата о Троице Догмат Церкви и современная мораль 

 

Введение

Кто не слыхал, если и сам не произносил таких или подобных слов: «Что пользы веровать так или иначе, лишь бы быть хорошим человеком?» На такие вопросы только некоторые умеют отвечать: «Невозможно быть хорошим человеком без христианских верований, если только не довольствоваться в своих нравственных требованиях одной лишь гражданской честностью и человечностью, но стремиться к совершенной добродетели через подавление страстей и гордости, через возвращение любви ко всем и совершенного целомудрия». Но и на такой ответ находится у совопросников возражение: «Признаю нравственную ценность евангельских повествований и посланий апостольских, но какая польза будет душе моей от веры в Троицу, от признания Иисуса Христа Богом, Богочеловеком?» Давно слышится этот вопрос в образованных кругах русского общества, а в последние годы в нем все ясней слышатся оттенки глухого ропота, разразившегося наконец и жестокими богохульствами в общеизвестной заграничной «Критике догматического богословия» и плохо скрываемыми насмешками в религиозно-народных брошюрках, где добродетель человеколюбия некоторых древних христиан противопоставляется праздному, будто бы богословствованию вселенских учителей, изощрявшихся «согласить то, что несогласимо», и ради этого пренебрегавших обязанностями христианина. Проповедники штундизма издеваются над Православием, будто бы забывшим евангельские заповеди ради догматических тонкостей и представляют себя восстановителями истинного христианства после многовекового его затемнения отвлеченным и ложным догматизмом. Противопоставление добродетели догматам, и нравственное безразличие последних становится темой не для писателей только, но и для постоянных разговоров в обществе среди учащегося юношества, даже для женщин, и при том не в виде робкого недоумения, как прежде, а в виде дерзкого и настойчивого запроса.(1)

Подробнее...

Антоний (Храповицкий), митрополит. Значение догмата Церкви в истории и в современной науке.

Христос и апостолы. Новгородская таблетка XV в.Из всех догматов догмат Церкви подвергается наиболее сильным нападкам со стороны толстовства и наиболее сильной, хотя и молчаливой, ненависти со стороны всякого вообще псевдорационализма. Наши псевдолибералы с особенным усердием распространяют в читающей публике переводные издания об инквизиции, о борьбе культуры с папством, не без основания надеясь, что догадливый русский читатель сам сумеет перенести на Православную Церковь все недоброе, сказанное о папстве. При этом русские западники подчеркнут еще и то обстоятельство, что привлекательная грандиозность, последовательность и убежденность папской системы – одним словом, все то, чем все-таки может похвалиться папство, что все это чуждо нашего церковного управления, с которым подобные люди сталкиваются обыкновенно в лице светских исполнителей различных ограничений жизни, цензурных, дисциплинарных, обрядовых и т.п. И если церковная власть мешает нашим либералам в лице своих иерархических представителей, то и здесь она проявляется обыкновенно пассивно, неэффектно, некрасноречиво, и потому не мудрено, если она представляется своим отщепенцам даже не в виде могущественной темной силы, как Л.Толстому, а в образе скучной старой ворчуньи.

Подробнее...

Антоний (Храповицкий), митрополит. Вселенская, или Греческая, или Российская, или Арабская.

Мы, православные, обязаны веровать во единую святую соборную и апостольскую Церковь. Выражение это неточное и даже неправильное: не соборную, а вселенскую (икономики), вселенскую в смысле всенародную, как объяснено в нашем Синодальном катехизисе: Церковь не принадлежит какому-либо отдельному народу, но включает в себя все народности, правильно верующия в Св. Троицу и в самую Церковь, утвержденную семью Вселенскими и девятью поместными Соборами и содержащую Св. Библию и неповрежденное Священное Предание, заключенное в книгу Правил Св. Апостол и Вселенских Соборов и в каноническия правила известных отцов Церкви. Правила эти наравне с Священным Писанием, представляют собою необходимое условие для пребывания, принявших оныя в составе Св. Церкви, ибо, по словам Василия Великого, отвергающие сии правила, как якобы неимеющия великой силы, могут незаметно повредить и самое Евангелие и от самого Христианства оставить только одно имя. Впрочем, признание канонов почти утрачено в сознании образованных и полуобразованных христиан, забывших, что наша вера в святыя Евангелие и прочия книги Нового Завета, из коих многия еретиками отрицаются, как якобы неподлинныя (начиная с 4-го Евангелия, 2-го Послания Апостола Петра и Иоанна и др.), одним словом весь авторитет Нового Завета основан на признании читателем св. канонов с отвержением которых, по справедливому замечанию Василия Великого, отвергается весь Новый Завет, а за ним, конечно, и Ветхий.

Подробнее...

Антоний (Храповицкий), митрополит. Главная мысль в догмате Церкви.

Наконец, когда Господь уже сказал ученикам Своим все, что принял от Отца Своего (см.: Ин 15, 15), то возвел очи Свои на небо и вознес к Отцу молитву об исполнении того дела, ради которого Он пришел на землю. Молитва эта была не о чем ином, как об устроении на земле нового, единого бытия – Церкви, бытия, доныне чуждого разделенному грехом человечеству, а только прообразованного ветхозаветной Церковью. Это бытие имеет себе подобие не на земле, где нет единства, а лишь разделение, но на небе, где единство Отца и Сына и Святого Духа совершает трех Лиц в единое Существо, так что уже нет трех Богов, но Единый Бог, живущий единой жизнью. Точно так же единое новое бытие, единый новый человек совершается Христом на земле из прежнего враждебного общества иудеев и язычников (см.: Еф 2, 14–15). Конечно, цель этого нового бытия на земле заключается, однако, не в нем самом, как целом, а в его отношении к каждому из своих составных частей, то есть личности человеческой. «…Хочу, – говорит Господь, – чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне... да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин 17, 24, 26). Такова конечная цель основанной Христом Церкви по отношению к членам ее, а цель посредствующая, та ближайшая цель, без которой невозможно достигнуть конечной цели нашего бытия, заключается в постоянном духовном усовершенствовании личности в Церкви – в освящении христианства истиной Христовой. «...За них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною» (Ин 17, 19).

Подробнее...

Антоний (Храповицкий), митрополит. Библейское учение об ипостасном Слове Божием.

Все христиане знают, что под Словом в первой главе четвертого Евангелия разумеется Сын Божий, Второе Лицо Пресвятой Троицы, но немногие из них могут восстановить связь этого наименования с ветхозаветными прообразами и пророчествами, с коими связаны все вообще эпитеты, уподобления и образы Апостола Иоанна, как в Евангелии, так и в Посланиях его, так и в Откровении. Эта связь остается неизвестною не только для обычных читателей, как немецких, так и русских, обыкновенно заимствующих у них, а между тем только через восстановление помянутой связи возможно уяснить истинный смысл евангельского понятия о Слове, и о таком восстановлении ее мы и постараемся в этой статейке.

Протестантские богословы, а за ними и русские, изучая Библию отдельными отрывками, настолько потеряли возможность восстановлять ее внутреннее единство, что гораздо охотнее отыскивают последнее между св. Евангелием и языческою философией, в данном случае – Платоновой. Попытки связать пасхальное зачало Евангелия с учением этого философа о Логосе или Разуме, или даже вывести первое из последнего, создали за границей уже целую, довольно нелепую литературу, которая нашла свое отражение в докторской диссертации кн. Трубецкого: «Учение о Логосе», где автор, или – точнее – переведенные им с немецкого авторы, стараются установить такую точку зрения, будто учение Платона о Логосе отразилось весьма сильно на иудейской апокрифической литературе, а эта последняя – на Евангелии; зависимость же этой литературы и Иоаннова Пролога от псалмопевцев и Соломона, живших задолго до Платона, г. Трубецкой вовсе не отмечает, или, точнее выражаясь, не знает о ней.

Подробнее...

Антоний (Храповицкий). Беседа христианина с магометанином об истине Пресвятой Троицы.

Ибрагим, старый татарский мулла, был хороший знакомый псаломщику Ивану Федотовичу, который умел прекрасно говорить по-татарски; они часто рассуждали о вере и спорили, какая вера лучше — татарская или русская. Однажды после долгого спора Ибрагим сказал:

 

— Ты умный человек и если бы ты согласился прочитать наш Коран, то наверно сделался бы добрым магометанином.

 

— А я тебе хотел сказать, что ты очень добрый человек, — отвечал псаломщик, — и если бы ты узнал нашу веру, если бы хотя прочитал Новый Завет, то полюбил бы христианство и постепенно убедился бы в его правоте и принял бы крещение.

Подробнее...

Антоний (Блюм), митрополит Сурожский. Пути Божии.

Содержание

О творении и спасении мира День Седьмой О Воскресении Христовом Эволюция образа Отца и христианская вера Красота и материя в их взаимоотношении с Богом «Я хочу поделиться с вами всем, что накопилось…»

 

О творении и спасении мира1

Мы читали в течение прошедшей недели канон святого Андрея Критского, и мне запала одна фраза: «Я вам привел всю картину ветхозаветного и новозаветного миробытия – как Бог творил мир, на что Он надеялся, что человек из этого мира сделал, как грех победил людей, и как покаяние побеждает грех»2.

И вот мне хочется сегодня вернуться к этой теме, к рассказу о том, как Бог сотворил мир, и что с ним случилось, и чего нам ожидать; хочется рассмотреть это на основании нескольких отрывков из Ветхого Завета и перейти затем на некоторые новозаветные темы.

Во-первых, о творении. Весь рассказ о творении содержится в одной только фразе, в одном стихе книги Бытия: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт 1:1). Об этом другого ничего не скажешь, потому что объяснить, что случилось, – невозможно. Нам невозможно вернуться в то состояние небытия, из которого каждая тварь вызывается не только державным, но ласковым, любящим словом Божиим. Но мы можем себе представить, как вначале, когда еще не было никакой твари, была вся полнота Божественной красоты и Божественной любви. Бог, во всей Своей славе, во всей Своей дивности, был. И этот Бог, потому что Он – любовь, захотел разделить с целым миром радость бытия, славу святости, несказанную Свою красоту, и Он вызвал из небытия целый мир. 

Подробнее...

Антоний (Блюм), митрополит Сурожский. Материя и дух.

Содержание

Человеческие ценности в медицине Вопросы медицинской этики Смерть Оживший из мертвых Православная философия материи Тело и материя в духовной жизни Перед лицом страдания Пастырь у постели больного О стигматах

 

Человеческие ценности в медицине1

Я хотел бы поговорить о некоторых основоположных, непреложных человеческих ценностях в их связи с медициной и затронуть вопрос страдания вообще и вопрос смерти, ее места по отношению к нам, медикам, христианам, священникам, потому что я – так уж случилось – одновременно священник и бывший медик.

Сразу после войны, в связи с Нюрнбергским процессом и расследованиями относительно концентрационных лагерей, появились документы об использовании пленных в качестве подопытного материала для медицинских исследований. Не вдаваясь в обсуждение или описание фактов, я хотел бы подчеркнуть, что изначально, с точки зрения медицинской традиции, пациент никогда не может рассматриваться как предмет объективного исследования, с ним нельзя обходиться как с подопытным животным. Я думаю, медицина как отрасль человеческой деятельности занимает совершенно особое место именно потому, что наука в ней сочетается с ценностями, подходом, не имеющими ничего общего с наукой. В основе врачебного подхода – сострадание, а сострадание по самой своей природе ненаучно. Это человеческий подход, который может быть привнесен в любую отрасль человеческой деятельности, но медицины вовсе не существует вне сострадания, без сострадания. Медик, если он только человек науки, способный холодно, хладнокровно, бесстрастно делать то, что требуется, без всякого отношения к пациенту, медик, для кого главное не пациент, а действие врачевания, будь то лекарственное лечение, хирургическое вмешательство или иные методы, – не медик в том смысле, в котором я надеюсь, я хотел бы, чтобы мы все думали о медицине.

Подробнее...